слова Толстого о том, что если бы он «хотел сказать словами все то, что имел в виду выразить романом», то он «должен был бы написать роман <...> сначала». Фет, как мы уже отмечали, солидарен с автором романа в понимании того, что смысл художественного произведения не может быть понят вне той конкретной формы, в которой он был воплощен автором. Об этом же Фет писал в письме к Л. Н. Толстому от 3 августа 1877 г. по поводу того, что М. Н. Катков отказался печатать окончание романа Толстого, разойдясь с ним в оценке русскотурецкой войны38: «Но понимают ли эти мудрецы, “Каренина” без эпилога не корова без хвоста, а змея без хвоста, то есть без необходи
38 Рус. вестник. 1877. Т. 130. С. 448—462.
431
мой части организма, без чего она неполна и непонятна»39. Эпилог как составная часть художественного целого организует его, и без Эпилога читатель не может воспринять содержание целого, как бы подробно ни пересказывали его в критических статьях.
Говоря об этой солидарности, мы должны учесть, что, направляя свою статью Толстому под псевдонимом Бологов, Фет в письме к нему от 23 августа 1877 г., пояснил: «Бологов писал ее более для вас»40. Между тем Толстой угадал автора и высоко оценил намерение Фета в письме к Н. Н. Страхову от 2 сентября 1877 г.: «…с первых страниц я узнал Фета. Статья, по-моему, очень хороша, за исключением переизбытка и неожиданности сравнений. Он желает ее напечатать, и мне бы хотелось, потому что сказано все, что я бы хотел сказать»41. Странно было бы, если бы Толстой не узнал Фета, когда тот высказывает мысли, которые напрямую соотносятся с эпилогом его «Войны и мира»: «Природа вообще, а человеческая в частности, действует по известным законам, большей частью непостижимым умом, а что всего страннее, что действия, которые, очевидно, должны бы опираться на умств<енные> соображения, оказываются на деле тем совершеннее, чем далее отстоят от рефлектирующего ума».
Это внутреннее сходство с Толстым заходит в такие сферы, что некоторые пассажи статьи так и просятся в разряд предсказаний. Именно как предсказание читается рассуждение о том, что «из всех разглагольствований мудрецов мы вполне согласны только с советом Платона: венчать растлевающих поэтов и мудрецов и выгнать вон из государства. В таком инстинктивном чувстве самосохранения есть логика, но если человек сознательно стоит в лагере высших человеческих отправлений, в лагере философии, науки и искусств, и вдруг, к всеобщему изумлению, обзовет все это глупостью — то, спрашивается, во имя чего же он это говорит? Может ли литература, исключительно стоящая на почве высочайших нравственных отправлений, отрицать эти отправления? <...> Из такого трагического положения только один выход — самоубийство».
Эти слова кажутся написанными прямо в предостережение Толстому, который вскоре после завершения «Анны Карениной» переживет духовный кризис, который приведет его к отрицанию всех «нравственных отправлений», которыми он жил доселе и без которых он неизбежно шел к тому выходу, о котором писал Фет.
В статье об «Анне Карениной» Фет, как обычно, защищает художественную свободу автора, сопротивляясь утилитарной критике. Катков в своем разборе последней части романа считал, что указания на современные события в финале «Анны Карениной» не имеют ничего общего с художественным целым романа. Фет же выступает защитником связанных с современной историей элементов художе
39 Толстой. Переписка. Т. 1. С. 478.
40 Там же. С. 480.
41 Толстой Л. Н. Поли. собр. соч. Т. 62. С. 339.
432
ственного текста. Он апеллирует к работам Дж. Г. Льюиса, образцовые латинские существительные взяты из «Полного латинского словаря» П. Леонтьева, который рекламировался Катковым. Однако характеризуя исторический момент и увлечения эпохи, Фет ни на миг не забывает, что подлинный художник —• выше всего этого. И художник Толстой знает «положительный» ответ лучше ученых историков; его роман открывает дверь в будущее — не только для Левина, но и для внимательного читателя.
Стоит обратить внимание на сложный эпиграф статьи. Сначала — цитата из Библии: «Аз воздам» (эти слова являются и частью эпиграфа к «Анне Карениной»), Потом — фрагмент из стихотворения Шиллера. После этого следует фрагмент из статьи А. Н. Стадлина «Философское учение Дж. Г. Луиса…», опубликованной в том же номере РВ, где и статья Каткова, на которую отвечает Фет. Наконец, идет цитата из статьи самого Каткова. Получается некий коллаж, смысл которого Фет расшифровывает в первом же абзаце. Природа имеет свои законы, которыми она скрепляет в единую цепь разные события; человеческий ум также пытается совершить нечто подобное; однако художественное сознание Каткова не смогло понять той цепочки закономерностей, на которой основано целое «Анны Карениной».
Интересно, что аналогичный коллажный эпиграф был использован и в статье о романе «Что делать?»: там набор цитат из «Очерков бурсы» Н. Г. Помяловского, которые печатались в том же «Современнике», помогает Фету разоблачить ту идеологию нигилизма, которую сам «Современник» и проповедует. Кажется, это тоже оригинальный прием для русской критики XIX в.
Так случилось, что дошедшая до нас писарская копия статьи об «Анне Карениной» как будто бы не завершена: заканчивается текст многоточием. Но могла ли кончаться иначе статья, адресованная «понимающему» собеседнику, статья, написанная для Толстого по поводу романа без конца — змеи без хвоста? Толстой в письме к Н. Н. Страхову об этой статье отмечает сравнения и неожиданные повороты анализа, и все, что сам хотел бы сказать42, — так что все это в имеющемся тексте уже есть. Можно предположить, что незавершенность статьи является сознательным художественным приемом.
Статья Фета об «Анне Карениной» должна была появиться на пике полемики о новом романе Толстого. Полярность восприятия романа в это время приводит критиков разных направлений к идентичным выводам: либо это дурной «салонный» роман, либо дурной роман «реалистический». О понимании Толстого «навыворот» в связи с романами В. Г. Авсеенко, например, писал Н. Н. Страхов43. Роман, по общему мнению, «противостоит» умственному и нравственному мещанству44, но проблема в том, какой смысл вкладывают в это по
42 Там же. С. 339.
43 Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. СПб., 1914. С. 68.
44 А. О. <В. Г. Авсеенко>. Очерки текущей литературы // Рус. мир. 1875. № 69.
433
нятие критики. Либо речь идет о классе «новой интеллигенции», либо о «среднем дворянстве». В первом случае Толстой якобы выступает защитником обаятельной старины’15: он возражает против «извращения женской природы», то есть всяческой эмансипации, Анна предстает идеальной женщиной, живущей жизнью сердца. В этом же ключе видится сюжет романа критикам, писавшим о романе как описании «жизни для жизни, лишенной высшего идеала»45 46.
Та же самая безыдейность «песни любви» стала страшнейшим упреком Толстому со стороны демократов47. П. Н. Ткачев наиболее жестко прочертил эту линию, указав Толстому на «страшнейшую пустоту содержания»48. Если эти выступления были Фету прекрасно известны, то о письменных упоминаниях романа он вряд ли мог догадываться. Тем не менее во «Влюбленном быке» М. Е. Салтыкова- Щедрина воплощена большая часть штампов, с помощью которых демократы препарировали «Анну Каренину». Эти тривиальные положения Фет удостоил даже отповеди.
Говоря о завершенности пути героев, Фет рассматривает финал «Анны Карениной» как открытый. «Будучи, очевидно, носителем положительного идеала, Левин представляет вполне народный тип в лучшем и высшем значении слова. Верный преемственным узам, связующим его с простонародьем, он в то же время не перестает искать ответов на свой жизненный вопрос о высших представителях разума всех веков и народов».
В последней большой статье «Фамусов и Молчалин» (1885) Фет обращается к литературному произведению, давно ставшему классическим образцом. Ближайшим предшественником Фета был, как известно, И. А. Гончаров с его «критическим этюдом» «Мильон терзаний» (1872). Ясно, что этот «критический этюд» Гончарова служил отчасти автокомментарием к роману «Обрыв» и истолкованием и апологией образа Веры в этом романе. В этой связи вполне уместен вопрос, какую цель преследовал Фет, обращаясь к «Горю от ума».
В этой статье Фет поверяет социальную историю грибоедовски- ми образами. Здесь история класса — российского дворянства — подается сквозь призму художественно выраженных «идей»49. И Фамусовы милы Фету не своим сочувствием к старинному укладу, а потому, что ему мерзок Молчалин. Мерилом исторических суждений опять становится искусство.
45 А. <В. Г. Авсеенко>. По поводу нового романа Л. Н. Толстого // Там же. №5.
46 Марков Е. Критические беседы // Голос. 1877. № 3.
47 Анонимная статья в «Одесском вестнике» (1875. № 88), статья А. М. Скабичевского в «Биржевых ведомостях» (1875. № 77) и проч.
48 Дело. 1875. №5.
49 См. об этом: Кошелев В. А. «Злоупотребление словом “идея”о’. «Грибоедов- ская» статья Афанасия Фета // Грибоедов и Пушкин: Хмелитский сб. Вып. 2. С. 154—167.
434
Казалось бы, исторические аналогии не обязательны для критики «чистого искусства», к которому относил себя и Фет, хотя ряд положений его не только не сближал, но отдалял от этого направления. И именно постоянство, с которым Фет обращается к истории, анализируя литературные явления, подтверждает это. Гомер и Пушкин дали образцы, вечные ценности, но статьи пишутся о Чернышевском и молчалиных. Система исторических представлений в критике Фета выстраивается исключительно четко: противостояние древнего, классического и нового, реального проходит красной нитью через все литературно-критические статьи поэта. «Верность идее» означает и верность истории.
Это была и верность истории литературы. Может быть, забвение Фета-критика следует объяснять не столько консерватизмом его позиции, сколько несовременностью и несвоевременностью высказываний. К примеру, во всех антологиях русской критики, посвященных Грибоедову, Толстому, Чернышевскому, имя Фета присутствует50. Хотя статьи Фета публиковались под псевдонимом или вовсе не публиковались при жизни, добросовестные историки учитывают мемуарные свидетельства, письма, высказывания, развивающие темы данных статей.
Обращение к грибоедовским героям могло отчасти объясняться тем, что юбилейная постановка «Горя от ума» 26 января 1881 г. была очень удачной и вызвала новый всплеск внимания к пьесе. До постановки в драматическом театре Корша в 1886 г. это был самый интересный сценический вариант комедии51.
В статьях, использовавших и раньше, и позднее грибоедовские образы, встречалась терминология, близкая к той, которую использует Фет, но в ином ключе. В частности, следует упомянуть критику «Голоса», в которой нападали на тексты А. И. Герцена52. Статья именовалась «Новый Фамусов» и была посвящена «читателям» — Фамусовым и молчалиным, закрывавшим обществу путь к книгам, написанным новыми Чацкими.
В демократической критике нарицательные грибоедовские имена использовались иначе. Чего стоит эволюция Молчалина и Чацкого, показанная Салтыковым-Щедриным. У Салтыкова-Щедрина Чацкий, воротившись, открывает департамент умопомрачений, привлекая к работе и Молчалина53. По существу, эти герои оказываются союзниками, представителями одной эпохи и выразителями разных сторон одного миросозерцания.
50 В частности, суждения Фета рассматриваются во вступительных статьях к антологиям: А. С. Грибоедов в русской критике. М., 1958; Л. Н. Толстой в русской критике. М., 1952.
51 См.: Гришунин А. Л. «Горе от ума» в литературно-общественном
