круга.
Зато кадриль, la contredanse, танцуемый здесь только в две пары, — совершенное зеркало парижских нравов. Под звуки его ритурнеля танцоры перерождаются и предаются самым отчаянно-развязным телодвижениям. Мужчины каждое па кончают скачком, а дамы так и расстилаются по земле. Их пышные кринолины волнуются как море-океан. Ловкие танцорки составляют отдельные кадрили, вокруг которых толпа. Неумолимая полиция, в лицах сержант-де-вилей, не позволяет ни одного нескромного движения, а между тем правительство, угождая общей страсти к зрелищам, платит ловким танцоркам известную сумму за каждый вечер, и надо сказать правду, эти дамы недаром берут деньги. Большая их часть театральные балетчицы, но
83
надо быть французом, чтобы вполне наслаждаться всеми импровизированными наклонами и быстрыми поворотами кадрильных героинь и героев. Лучше пойдемте на Итальянский бульвар и мимоходом заглянем в залы над террасою, перила которой озарены брильянтовым вензелем: Concert Musard*. Заплатя франк, подымемся по лестнице в бельэтаж, выходящий одною стороной на террасу, а другой, задней, прилегающий к горе, по которой разбит миньятюрный садик, или, лучше сказать, коридорчик с деревьями и цветами, обогнувший главную музыкальную залу. Между террасой и главной залой две-три небольшие комнаты, вроде угольных петербургского Дворянского собрания. Вот и все помещение. Главная зала с бархатными скамьями и креслами для слушателей и огромной эстрадой для музыкантов велика и декорирована, как все в Париже, с большим вкусом. Между открытых ее арок с одной стороны выход в садик или галерейку с деревьями и цветами. О Боже! В первый раз вижу в Париже берлинские железные цветы, с газовыми трубочками посредине. Нет! этого я не ожидал от Мюзара. Оркестр, как бы стыдясь национальной музыки, с неистовством играет преимущественно немецкие пьесы. Народу каждый вечер бездна, но какого рода музыкальное воспитание у Мюзара получают все эти барыни и господа, предоставляю судить знатокам. Много говорено о лихорадочной страсти парижан, с одной стороны, к зрелищам всякого рода (хотя бы того, что представляет споткнувшаяся и запутавшаяся в постромках лошадь, около которой немедленно образуется непроницаемая толпа), а с другой — к деньгам. Идеал человека во Франции un rentier**, то есть владетель капитала, позволяющего жить процентами и ровно ничего не делать, ходить по театрам или сидеть под навесом кофейни, с журналом в руке, над стаканом отвратительной, зеленоватой микстуры из полынной настойки (absinthe***) и холодной воды. Но убедиться наглядно в последнем можно только зайдя в три часа пополудни на Биржу. Огромное здание выстроено в виде греческого храма с колоннадой и террасами кругом. Втереться в среду самой залы, на место действия, и трудно, и незачем, а добраться до круглых перил, у которых ежедневно производятся покупка и продажа акций, едва ли возможно. Равнодушные зрители отправляются на верхнюю галерею и смотрят на живую драму через перила. Все, что можно сказать или только вообразить о шумных собраниях, бледно в сравнении с ревущей действительностью. Черная
* Концерт Мюзара (франц.).
** рантье (франц.).
*** абсент (франц.).
84
толпа, плечо с плечом, напирает к перилам двойного круга, в средине которого агенты предлагают те или другие акции, торгуясь из-за денежки. Таких агентов человек более ста. Они то перебегают к своим доверителям ко внешним перилам круга, то, снова крича во все горло, с лицами и глазами, налившимися кровью, предлагают друг другу свой изменчивый товар. Вся зала заинтересована ходом дел, и никто не может передать даже ближайшему соседу роковой новости иначе как криком из всей силы. Совершенный пандемониум. Не знаю, как они могут понимать друг друга. Ровно в четыре часа раздается звонок, адский крик утихает, и зала мало-помалу пустеет.
Н
Пале-Ройяль. — Новый мост. — Дворец Юстиции и образцы французского судопроизводства. — Церковь Парижской Богоматери. — La Morgue; Pire La Chaise*; гробница Абеляра и Элоизы. — Призовые скачки. — Пантеон и Люксамбургский дворец. — Jardin des Plantes** и гиппопотамы — Студенческий бал.
Вышед на биржевую площадь и повернув налево по Вивиен- ской улице, к берегу Сены, мы неминуемо должны пройти вдоль громадного четвероугольного здания Пале-Ройяля, состоящего в связи с небольшим дворцом, именем которого названо все строение, напоминающее наши гостиные дворы, с тою только разницею, что на внутреннем дворе Пале-Ройяля разбит прекрасный английский сад, с цветниками, аллеями и пыльным фонтаном посредине. Пале-Ройяль — целый мир промышленности. Вдоль внутренней колоннады, во всю длину кругом — магазин возле магазина в два этажа. Коридоры, пассажи, два театра: Comedie Fran§aise и Palais Royal***, рестораны и кофейни. В саду под липками кормилицы и нянюшки с целой ватагой юного поколения. Я уже имел случай говорить о непостижимом скоплении в Париже всех возможных предметов роскоши, и по этой части Пале-Ройяль представляет достойный образчик столицы, которая вся один гигантский магазин.
Прошед вдоль Пале-Ройяль, мы снова на неизбежной улице Риволи, против Лувра. С Луврской площади перейдешь по Новому Мосту (Pont-Neuf) на остров, о котором уже было говорено. Новый Мост, соединяющий остров с обоими берегами Сены, ук
* Морг; Пер-Лашез (франц.).
** Сад растений (франц.).
*** Комедии Франсэз и Пале Руаяль (франц.).
85
рашен посредине, то есть на самом острову, конной статуей Генриха IV, обращенной лицом к Palais de Justice*. Это огромное здание, занимающее целый квартал и смотрящее главным фасадом вовнутрь острова, вмещает суды: уголовные, гражданские и полицейские. Все отделения помечены цифрами, выставленными над дверями. Во дворе здания прекрасная готическая капелла, а в глубине знаменитая зала des Pas Perdus**. В архитектурном отношении зала отнюдь не замечательна, ни величиной, ни отделкой, особенно в настоящее время, когда здание юстиции, наравне со всеми парижскими памятниками, подвергается починкам и переделкам. На площадках лестниц вставлены камни с эмблематическими барельефами весов, сохраняющих равновесие. Во избежание шума при делопроизводстве, в палаты пускают ограниченное число зрителей, нужно дожидаться выхода какого-нибудь любопытного, чтобы быть пропущену часовым на его место. Так, нам с товарищем пришлось ожидать более получаса у входа в Уголовную палату. Наконец, два блузника сошли по лестнице, и мы бросились занять их места. Продолговатая зала, в которую мы вошли, разделена барьером на две части. Меньшая со скамьями для любопытных, а большая для делопроизводителей. В противоположном от нас овальном конце залы, вокруг стен, деревянные хоры. Середину занимает президент, по правую его руку прокурор (Procureur 1трёпа1***), за которым безмолвно сидят присяжные (Jury****); по левую, между двумя жандармами, подсудимый, внизу залы вправо от президента писцы, а влево адвокат подсудимого. Мы застали процесс какого-то довольно прилично одетого человека (здесь, представая пред лицо правосудия, столько же заботятся о внешнем виде, как и об ответных пунктах), обвиненного в умышленном нанесении удара ножом в глаз женщине, с которой он был в связи, по собственному признанию, одиннадцать лет. Президент самым приличным тоном расспрашивал его об обстоятельствах поступка и доказывал подсудимому, что объяснения его неосновательны; так, например, что он не мог желать ударить на кровати лежавшую женщину хлебом, который будто бы держал в правой руке вместе с ножом, потому что в таком случае неумышленный удар ножа пришелся бы черенком, а не лезвием. Отобрав показания подсудимого, президент попросил его сесть и потребовал ту, над которой совершено было преступление. В залу вошла женщина лет 35, вся в черном, и, к общему удивлению, здоровая на оба глаза, только под пра
* Дворцу Правосудия (франц.).
** неслышных шагов (франц.).
*** королевский прокурор (франц.).
**** суд присяжных (франц).
86
вым остался едва заметный рубец. По приглашению президента, она, подняв руку, произнесла клятву говорить в своем показании правду и вслед за тем стала описывать все происшествие. Так как она говорила в противоположном конце залы, обратясь лицом к судьям, я не мог слышать ее слов, но из выражения президента понял, что она старалась облегчить судьбу обвиненного намеками на его умственное расстройство. Бедная женщина! Человек опозорил ее, выводя на суд все тайны ее жизни, посягнул самым гнусным образом на жизнь, и тем не менее, она, отдавшая ему одиннадцать лучших лет, не в силах равнодушно смотреть на его гибель. Когда свидетельнице позволили удалиться и сесть на скамью, она пошла трепеща и заливаясь слезами, непритворно горькими слезами. Вслед за нею был позван медик, подавший первую помощь после катастрофы. Медик объявил, что рана нанесена была с такою силою, что нож переломился, хотя особенный случай спас глаз от повреждения. Когда все показания были собраны, поднялся прокурор, в качестве обвинителя, в противоположность адвокату-защитнику. Прокурор в черной мантии с белой манишкой, какую носит католическое духовенство, прежде чем встал с места, надел на голову черный бархатный берет. Вслед за прокурором, доказывавшим низкую степень нравственности подсудимого, на защиту последнего поднялся, в свою очередь, адвокат, но заговорил так тихо, что я потерял терпение и вышел вон. Как бы то ни было, подсудимый может быть доволен, отделавшись шестью-семью годами каторжной работы. Из Уголовной мы перешли в палату Исправительной полиции (Police Соггес- tionelle). Расположение зала и способ делопроизводства почти те же, с тою разницей, что присяжных нет и приговор произносится судьями. Когда мы вошли, они, переговоря между собой, присудили какую-то нарядную барыню к шестимесячному тюремному заключению. Затем поднялось следствие об украденной козе, но мы не дождались конца процесса и пошли в палату обыкновенной полиции (Police Simple). Тут дело идет о нарушении полицейского порядка, и наказания ограничиваются денежными штрафами. При нас осудили на уплату пяти франков господина, нечаянно облившего водой прохожего. Из Palais de Justice выйдешь по одной из улиц прямо перед собою к церкви Парижской Богоматери, стоящей на восточном конце острова и представляющей одно из древнейших и капитальнейших украшений Парижа. По поводу Страсбургского собора я говорил уже о впечатлении, произведенном на меня готическими памятниками. Все эти головы крылатых чертей, виднеющихся по углам карнизов; все тонко задуманные и грубо исполненные фигуры рыцарей и аскетов умиляют и переносят в наивный период непосредственности так
87
же неизбежно, как неизбежно злят и отвращают все современные пластические памятники, тонко и тщательно исполненные и плоско задуманные. До какой степени современное искусство утратило не только инстинкт художественной правды, но даже чувство художественного приличия, можно наглядно убедиться, посетя в St. Denis склепы французских королей, где все могилы украшены скульптурными изображениями покоящихся в них усопших от Хлодовика до Людовика XVI.
В грубых статуях древних царей и рыцарей набожный и неискусный художник почтил усопшего, заклеймив свой несовершенный мрамор той строгой печатью, которую смерть налагает на самого простого человека. Посмотрите, как современный художник понял тайну смерти и как он отличился на отроческой могиле Марии Антуанеты. Под его непристойным, — чтобы не сказать циническим — резцом, несчастная королева похожа на парикмахерскую куклу или бульварную dame
