струях лепешке, выставя из воды свою голую спину медно-розового цвета. Кроме гиппопотамов, в ротонде живут: слон, две жирафы, две зебры и два дромадера. В нескольких шагах от ротонды еще два каменных помещения для зверей, каких обыкновенно показывают в зверинцах, с тою разницей, что мне случалось видеть гораздо лучшие экземпляры львов, тигров, леопардов и пантер, не говоря уже о медведях и волках; интереснее прочих пара годо

* Саду растений (франц.).

** вот он! вот он! (франц.).

92

валых львят, ручных до смешного. В большой воздушной проволочной клетке содержатся обезьяны, а единственный экземпляр орангутанга сидит, скучая в одиночестве, и дружески пожимает руку, подающую морковь или палочку леденцу. Дети — главные посетители Jardin des Plantes, и промышленность у ворот предлагает новое удовольствие, от которого едва ли кто из них добровольно откажется. Нарядные козлы, запряженные парами, возят по асфальтовым дорожкам небольшие колясочки и фаэтоны, и блузник за несколько копеек передает вожжи счастливому малютке. — Если в новом, блистательном Париже мы посещали великолепный бал Мабиля, почему же хотя на минуту, для контраста, не взглянуть на студенческий бал старого Парижа? Такой же садик с боскетами по сторонам и асфальтовым кружком для танцующих посредине. Тот же грибок для музыкантов, то же газовое освещение, как у Мабиля, но все без сравнения бедней и проще. Там нелепая роскошь, прикрывающая — хуже чем пустоту и нищету, — нарядную безнравственность; здесь простое, быть может, несколько шумное веселье нараспашку. Тут никто никого не обманывает, а просто угощают дешевым вином и пивом и пляшут, не помышляя о завтрашнем дне. Там романы Александра Дюма-сына, здесь рассказ Поль-де-Кока, даже песня Беранже. Там шумно проходят куклы, причесанные, распома- женные, надутые кринолинами, здесь встретите типы веселых, беззаботных француженок, не лишенных неподдельной грации. Что может быть легче, отважнее и лукавее вот этой блондинки с черными, умными глазами, с темными бровями и ресницами, с волосами, остриженными до плеч и безыскусственно откинутыми назад? Пепельного цвета блуза, совершенно под цвет чудных волос, схвачена широким поясом из той же недорогой материи, хорошенький башмачок кокетливо выглядывает из-под вольно разбегающихся складок, немного вздернутый носик придает миловидному и бледному лицу девушки насмешливо-уверенный вид. Подпершись одной рукою в бок, другою она придерживает у рта дымящуюся папиросу. Вот уже третий студент приходит ангажировать ее, но легким движением стана девушка каждый раз уклоняется от рук претендента и продолжает докуривать папироску, время от времени отбрасывая назад движением головы роскошные пряди волос. Папироска докурена, и блондинка, проскользнув между танцующими, бесцеремонно подкралась к какому-то студенту, стоящему лицом к буфету, и неожиданно закрыла ему сзади глаза руками. Долго озадаченный студент не мог ни освободиться, ни отгадать, кто его мистифирует, и когда он вырвался, блондинка уже упорхнула и пустилась носиться в вальсе.

93

III

Столбы театральных афишек и торговля билетами. — Кофейни и полынная водка. — Рестораны и обеды. — Общий взгляд на современный французский театр; «La dame aux Camellas, Alex. Dumas flls». — Парижский партер и его права. — Гг. Самсон, Брессан и г-жи Плесси, Rose-Cheri, Cabel и Ugalde.

До сих пор мы бродили по Парижу, нигде не останавливаясь и не принимая участия в его ежедневной уличной жизни, теперь, исполнив долг туристов, можем, хотя на один день, пожить, как живут здесь все, или, по крайней мере, большая часть жителей. Если погода хороша, то в двенадцать часов надо почти толкаться по бульварам, осматривая находящиеся по обеим сторонам улицы между липками столбы объявлений. Кто не знает наверное столба театральных афиш, тому придется долго обманываться, подходя к пестрым столбам, попадающимся шагов через двести. Большая их часть откуплены навсегда и расписаны неизменными объявлениями магазинов, кофеен и ресторанов, а главное, шоколадных фабрик. Но вот вожделенный столбик театральных афиш. Выбирайте, куда идти вечером. И опер, и раздирательных драм, и балаганных фарсов, и классической комедии, — чего хочешь, того просишь! Теперь час кофеен, а в ресторанах народу мало. Их жатва созреет в пять часов. Не забудьте взять билет, если выбрали пьесу, производящую фурор. Кажется, чего проще — заплатить деньги и взять билет? — не тут-то было. Иностранец, не знакомый с парижскими проделками, рискует не получить его или получить не такой, какого желает. У большей части театров касса открыта днем в известные часы, и, кроме того, ее отворяют за час до представления. Тут же надо пускаться в критский лабиринт, то есть между деревянных загородок, завитых по коридору или по площадке лестницы таким гордиевым узлом, что у одного пункта побываешь пять раз, прежде чем доберешься до кассы. Эта адская машина — известный «хвост» (la queue*). Кроме такого способа добывания билетов есть другой. У каждой кассы по тротуару снуют продавцы, неотразимым красноречием склоняющие неофита на покупку билетов из их рук. Когда в кассе нет билетов, продавец неумолим и дорожится, а когда видит, что вы на пути к источнику, он уступает билет дешевле театральной цены. Надо сказать, что в парижских театрах купленный вами билет берут при входе, а на место его выдают другой, отбираемый, в свою очередь, при входе в кресла капельдинером, а при входе в ложи и остальные

* очередь (франц.).

94

места женщиной (ouvreuse*). Француз, хорошо знакомый с театральными местами, может экономничать на франк, покупая билет у тротуарного продавца. Он заранее знает, какая его ждет участь, — но вы купили подобный билет и не постигаете, каким образом продавец уступил его ниже театральной цены. Дело объясняется у входа, когда вам дадут взамен билета другой, с надписью: auteur** и поместят вместо первых рядов оркестра, то есть кресел, на последние, то есть скамьи, хотя и то и другое обито малиновым бархатом. Вам неловко, вы хотите переменить место, приплата франк или два, приходите к suppldment***, где все, находящиеся в вашем положении, получают лучшие места, но вам объявляют, взглянув на билет, что с ним, купленным за дверями театра, suppldment невозможно. Зато в конторе театра, если застанете ее отпертой, не только самым вежливым образом выдадут билет, но покажут на картонном подобии амфитеатра ваше место в ложе, креслах, партере или на балконе. Так или иначе, билет в кармане и вы можете отправляться снова на бульвар или в один из кабинетов для чтения. Я говорил уже о бульварной и вообще парижской промышленности, поставившей себе целью скорое обогащение, и девизом: новизна (nouveautd). На безделицах это еще заметней. Давно ли мы видели у дверей бульварных магазинов пестрые бумажные парашюты, доставившие изобретателю капитал в двести тысяч франков? В настоящую минуту парашюты сошли со сцены и место их заняли воздушные шары. У каждой игрушечной лавки их привязано по нескольку, и все в качестве воздушных шаров натягивают шнурок не книзу, как прочие вывешенные вещи, а кверху. Детям праздник, а изобретателю вдвое, пузырь наполнен газом, заставляющим его свободно подымать, в ожидании нажить, в свою очередь, двести или четыреста тысяч франков. От трех до пяти часов пополудни уличный Париж пьет полынную водку (absinthe) с водой и пьет эту противную смесь так усердно, что все стулья и столики под холстинными навесами кофеен заняты. В пять часов стулья начинают пустеть, и всякий ищет обеда по карману. Плата за обед восходит от двух франков до желаемо дорогих цен. В ресторанах, у которых платят при входе, за обед цены меняются между двумя и четырьмя франками, и, разумеется, помещение и самый обед незавидны. Зато в каждом отеле за табль-д’отом в известный час дня кормят прекрасно и берут не дороже пяти франков с вином, без которого за границей не обедают.

* билетершей (франц.).

** автор (франц.).

*** дополнительной продаже билетов (франц.).

95

За табль-д’от вы должны, по крайней мере, явиться в черном галстухе. Англичанки разодеты, а англичане не только в черных, но в белых галстухах. Лучший, однако же, способ хорошо и недорого пообедать вдвоем, — пойти в ресторан и спрашивать кушанье порциями по карте. У Frdres Provengaux, у Уёгу и в тысяче хороших ресторанов кушанье прекрасно и порции до того велики, что более двух нет возможности съесть человеку с обыкновенным аппетитом. Взявши обед из пяти блюд, заплатите около десяти франков, и двое наедятся и дешево, и хорошо. Помещение великолепно, прислуга внимательна и не заставляет ждать, как милости, того, за что платятся деньги. Но обед кончен, пробило 7 часов, пора в театр. При торжественных словах: парижские театры, — я в состоянии забыть скромную роль рассказчика и обратиться с воззванием к эпической музе, прося помощи для передачи всего, мною слышанного и виденного самым правдивым образом, как бы дика ни показалась моя правда. За весьма малыми исключениями, я побывал во всех парижских театрах и с самым сосредоточенным вниманием смотрел в это зеркало народной жизни. Мало того, в первое время я входил во французские театры с тем предубеждением в их пользу, с каким въезжал во Францию и в Париж… и… и… Но лучше расскажу про виденное и слышанное. Что такое театр и мимическое искусство? или, проще, что такое актер? По моему мнению, актер — умный и тонко-художественный толкователь красот, которые ускользают от читателя, не одаренного сильным воображением и тонким поэтическим чутьем. Дело актера- художника отыскать в душе зрителя тайную струну, по которой хотел ударить автор, но до которой мертвое, печатное слово не всегда достигает. Слово — тело мысли и чувства, но тело тончайшее, осязаемое только для развитых. Движением, интонацией, взглядом актер должен вторично возродить мысль и облечь ее в плоть и кровь, осязаемые для каждого. Если он этого не делает, если он не заставляет меня трепетать, открывая оттенки красоты, которых я до сих пор не замечал, он для меня бесполезен, я сам прочту пьесу и получу то же наслаждение, а если он замазывает, извращает, искажает образ, созданный поэтом, он не только бесполезен, а вреден и противен, как глупая клевета. С этой точки зрения, французские театры, за редкими исключениями, нестерпимо плохи. Можно указать на двух-трех актеров-стариков, понимающих свое призвание, — но я не говорю о личностях, а о целом впечатлении. Нигде сценические предания псевдоклассицизма не сохранились в такой силе, как на парижских сценах. Это та же адвокатская мантия с манишкой и беретом. Дикция, самая походка ни на минуту не позволяет забыть, что перед вами не действительность, а театральные подмостки. Король и дворянин ходят петухами, с ногой,

96

оставшейся назади, а первые любовники кобенятся и неистово кричат такие слова, которых в жизни никто не говорит с