могучие зубцы машины как можно реже попадали посторонние тела, вроде щепок, камней и т. п.; в противном случае, при чрезмерном толчке, произойдут те же самые явления, то есть порча машины или разрыв между ею и приводом. Вам не случалось видеть этого разрыва во время самого ходу, когда, например, ремень соскакивает с маховика? Разумеется, машина еще прежним импульсом повертится-повертит- ся да и остановится; но лошадей тут-то и не остановишь. Откуда прыть возьмется! Они почувствуют удивительную легкость. Тут уже философская деятельность переходит в софистику…

Но я слишком долго остановился на сравнении. Я хотел рассказать историю одной молотильной машины и потому возвращаюсь к ней.

167

Во второй половине февраля по отвратительным дорогам обе машины, молотилка и веялка, более или менее благополучно прибыли из Москвы по назначению. Имея в виду средних рабочих лошадей, я при заказе просил г. Вильсона прислать мне привод не о двух, а о трех водилах, что он и отметил в книге при мне. Присланный привод, к сожалению, оказался о двух водилах. Делать было нечего; надо было пособить этому горю домашними средствами. В мае, по условию, г. Вильсон должен был прислать машиниста для установки машин на месте и приведения их в полное действие. Однако май приходил к концу, а обещанный машинист не являлся, и разобранные части машины лежали нетронутые. Я написал к г. Вильсону и получил ответ, что машинист на днях должен выехать и явиться ко мне. Май и половина июня прошли в напрасных ожиданиях. Я возобновил мою просьбу и получил новые уверения в скорой высылке машиниста; но когда он и в последних числах июля не являлся, я послал уже г. Вильсону письменные вопли, указывая ему на необходимость молотить рожь для предстоящих посевов. На этот раз я не получил никакого ответа, и в начале августа принужден был домашними средствами ставить машину. Не стану описывать пытки, которую мне пришлось выдержать с неискусными в этом деле деревенскими мастерами; довольно того, что машина наконец была установлена и, худо ли, хорошо ли, стала молоть. Нужно прибавить, что она ломалась почти ежедневно, а когда в конце осени наступила сериозная молотьба, то я уже и сказать не могу, сколько раз отдельные ее части пребывали в кузнице и на орловском литейном заводе. Когда ролик, надавливающий горизонтальное колесо привода на шестерню, после долгих и многоразличных мучительных капризов окончательно сломался, я вынужден был прибегнуть к помощи соседнего машиниста-дворового. Разумеется, он нашел в машине все неудобным, условился привести все в наилучший вид, взял с собою ролик, обещав установить его назавтра самым прочным образом, выпросил задатку и уехал; через два дня мой посланный вернулся с восстановленным роликом и известием, что механик уехал за полтораста верст и когда вернется — неизвестно. Вновь привернутый ролик отлетел при втором обороте колеса, и мое драматическое положение дошло до конца 5-го акта. Но тут судьба сжалилась надо мной и привела ко мне механика-дилетанта, который и выручил меня из окончательной беды. По его указаниям исправленная и уложенная машина молотила всю зиму, хотя и не совсем оставила милую привычку ломаться от времени до времени. Легко представить, как сетовал я на г. Вильсона, от которого уже и не ждал механика. С тем я и поехал в половине

168

декабря 1861 года в Москву и дня через два по приезде отправился к г. Вильсону.

— Однако, г. Вильсон, вы поступили со мною безжалостно. Я измучился над вашею машиной.

— О! В этом отношении вы можете быть покойны, — был ответ. — Не вы одни на меня сетуете. Я в нынешнем году надул всех моих доверителей. Это общая их участь в нынешнем году.

Признаюсь, этот ответ так меня озадачил, что я на минуту замолчал, но тотчас же прибавил:

— Я должен вам заметить, г. Вильсон, что в настоящее время готовлю статью о сельском хозяйстве и считаю моим долгом рассказать в ней все наше дело, как оно было.

— Я вас даже сам буду об этом покорнейше просить. Тогда, быть может, войдут и в мое положение. Вот в этом ящике у меня восемь паспортов машинистов. Все они забрали вперед по семидесяти да по восьмидесяти рублей серебром и поехали ставить машины по покупателям, да вместо того разъехались по своим деревням. Писал я, писал к местному начальству и пишу до сих пор, паспорты у меня; но ни денег, ни мастеров по сей день не вижу.

На такой красноречивый довод я не нашелся ничего сказать. Впрочем, г. Вильсон обещал непременно прислать ко мне машиниста в нынешнем году. Посмотрю, буду ли я на этот раз счастливее.

XIV. Скачка по гречихе и последствия скачки

Прошлогодний яровой клин мой, большую часть которого, по возвышенному положению, можно обозревать из усадьбы, одною стороною прилегает к землям деревни П<лоты>, а другою к значительной даче 0<ловеникова>. На эту сторону о<ло- веников>ские крестьяне выезжали всею барщиной подымать пар, и мы принуждены были бдительно наблюдать за тем, чтобы лошади, пасущиеся на пару, не побивали нашего ярового. Однажды — это было тотчас после обеда — приказчик заметил о<ло- веников>ского крестьянина, без церемонии проехавшего верхом с своей межи на противоположную, прямо через наши овес и гречиху. Верховой проехал в деревню П<лоты> и очевидно должен был возвращаться к своим тою же дорогой, то есть опять по хлебу. Ближе к усадьбе наши рабочие в свою очередь подымали пар. Приказчик, выждав немного, поехал верхом на жеребце на перехват проехавшему верховому; но вместо верхового, поднимаясь на пригорок, захватил пешего мужика, шедшего по хлебу в одном с исчезнувшим верховым направлении. Я в это время

169

гонял на корде лошадь и, увидав сначала верхового, а потом пешего мужика, захотел лично убедиться, что за причина такого бесцеремонного путешествия по моему яровому? С этою целию я пошел пешком вслед за уехавшим приказчиком. Еще далеко не дошел я до ярового, а приказчик уже поворотил мужика к усадьбе, куда он и пошел видимо без всякого сопротивления. Продолжая идти навстречу идущему ко мне крестьянину, я решился быть как можно хладнокровнее.

— Что же это вы, ребята, — говорю я подошедшему крестьянину, — среди белого дня и ездите и ходите по яровому? Разве это хорошо? Я на вас буду жаловаться.

— Виноваты, батюшка, грех такой случился.

— Какой тут грех! Если б еще лошадь занесла, а то я сам видел, как сперва малый проехал рысью через весь клин, а за ним и ты пошел, как будто так и следует.

— Виноваты, батюшка.

— Ты о<ловеников>ский?

— Точно так.

— Как тебя зовут?

Он назвал себя по имени, отчеству и двору, и я записал его в памятную книжку. После этого я хотел его отпустить; но вспомнив, что он мог назваться вымышленным именем, я спросил еще раз, точно ли он тот, кем назвался. «Да меня ваших два работника знают». Небольшой луг отделял нас от наших рабочих, и поэтому я позвал его дойти до них для справки. Показание его оказалось верным, и я его отпустил. В эту минуту на глазах у всех нас происходило довольно оригинальное зрелище. Вернувшийся на клин приказчик столкнулся с возвращавшимся через наш клин верховым мужиком. Увидев приказчика, мужик пустил лошадь по гречихе во весь дух. Но приказчиков жеребец скоро догнал лошадь крестьянина, и, несмотря на увертки последнего, было ясно, что угонки через две мужик будет пойман. Убедясь в невозможности отвертеться верхом, мужик соскочил с лошади и стал делать пешком такие зигзаги, что ему позавидовал бы любой заяц. Брошенная мужиком лошадь побежала к своему табуну, а приказчик, видно, в свою очередь смекнул, что ему верхом не уследить за изворотами пешего. Соскочив с жеребца, он пустился пешком догонять мужика. «Э-э-эх! догонит он его! И-и-ишь, как припустил!» — раздавались возгласы наших рабочих. Действительно, в минуту мужик был пойман. По-видимому, не одних наших рабочих заинтересовала происходившая сцена. 0<ловеников>ские мужики, побросав сохи, гурьбою двинулись к меже; отпущенный мною мужик подошел к борцам, я тоже пошел к ним навстречу, а они все трое

170

повернули ко мне. Этим и следовало окончиться всей скачке и беготне, но судьбе было угодно еще усложнить дело. Брошенная спасавшимся мужиком лошадь, вероятно, была матка, и потому приказчиков жеребец понесся за нею следом и скоро очутился на чужой земле, в чужом табуне. Заметив бегство жеребца и боясь, чтобы чужие лошади не избили его в табуне, приказчик оставил шедших ко мне навстречу мужиков и бросился со всех ног в погоню за жеребцом. Взволнованный и ошеломленный собственным усиленным движением, он мчался как угорелый к чужой меже, но не успел он добежать до нее, как вся барщина с криками и гиканьями кинулась на него. На этот раз уходить пришлось уже ему, и он бросился бежать в мою сторону, с каждым мгновением отделяясь все более и более от гикающей и бегающей по моему овсу барщины. Между тем оба мужика, старый, отпущенный мною, и молодой, пойманный приказчиком на гречихе, подошли ко мне.

— Как же это ты нашел конную дорогу по хлебу?

— Батюшка, позвольте мне вашего кнутика, — обратился ко мне старик.

— На что тебе?

— Да одолжите на одну минуту.

Не понимая, в чем дело, я передал старику арапник. В то же мгновение молодой парень в белой рубахе упал на колени и пополз ко мне, а старик начал его преусердно хлестать по спине, приговаривая:

— Это сын мой, батюшка!.. Я из-за тебя, подлеца, сам душою покривил на старости лет. Как вижу, что он поехал по хлебам, и я, делать нечего, побежал, хоть в П<лота>х перенять его. Вот тебе наука: во всю жизнь не забудешь отцовского наставления. И не проси милости.

Я уже вынужден был укротить пыл расходившегося не на шутку старика. В это время, преследуемый издали ревущею барщиной, приказчик добежал до меня с воплями, что разбойники хотят его убить и не отдают убежавшего жеребца.

— Что за вздор ты говоришь? — перебил я его возгласы. — Что за чепуха там у вас творится? — обратился я к старику.

— Да все с глупого, знать, разума, — отвечал старик. А между тем я быстрыми шагами пошел навстречу бежавшей по овсу толпе. Оба мужика и приказчик неподалеку следовали за мною. Увидев меня, несущаяся фаланга тотчас же заколебалась и, оборотись назад, медленно пошла на свою межу. Только человек десять левого фланга, стоявших не на овсе, а на лугу, сбились в кучу на дороге и отступали так медленно, что я мог их догнать.

171

— Что вы тут делаете?

— Да мы так. Да нашего парня изловили. Да мы ничего. Мы, значит, только так,