в песках испепелю,
И семя их в потомках покараю,
И силу их во внуках погублю.
На жертвы их отвечу я хулою,
Оставлю храм и не приду опять,
И девы их в молитве предо мною
Вотще придут стенать и умирать.
«Между счастием вечным твоим и моим…»
Между счастием вечным твоим и моим
Бесконечное, друг мой, пространство.
Не клянись мне – я верю: я, точно,
любим —
И похвально твое постоянство;
Я и сам и люблю и ласкаю тебя.
Эти локоны чудно-упруги!
Сколько веры в глазах!.. Я скажу не шутя:
Мне не выбрать милее подруги.
Но к чему тут обман? Говорим что хотим, —
И к чему осторожное чванство?
Между счастием вечным твоим и моим
Бесконечное, друг мой, пространство.
Крыша снегом опушилась,
И собаки – по щелям.
Липнет глаз от резкой пыли,
И огни уж потушили
Вдоль села по всем дворам.
Лишь в избушке за дорогой
Одинокий и убогой
Огонек в окне горит.
В той избушке только двое.
Кто их знает – что такое
Брат с сестрою говорит?
«Помнишь то, что, умирая,
Говорили нам родная
И родимый? – отвечай!..
Вот теперь – что день, то гонка,
И крикливого ребенка,
По́век девкою, качай!
И когда же вражья сила
Вас свела? – Ведь нужно ж было
Завертеться мне в извоз!..
Иль ответить не умеешь?
Что молчишь и что бледнеешь?
Не гляди в глаза мне строго:
Я в ночи тебя боюсь».
«Хоть ты бойся, хоть не бойся,
А сойдусь – не беспокойся,
С ним по-свойски разочтусь!»
Кто-то в и́збу постучался.
«Кто там?» – брат в окно спросил.
«Я прохожий – и от снега
До утра ищу ночлега», —
«Что ж ты руки-то поджала?
Люльку вдоволь, чай, качала.
Хоть грусти, хоть не грусти;
Нет меня – так нет и лени!
Побеги проворней в сени
Да прохожего впусти».
Поклонился брату он;
А сестре как поклонился
Да взглянул, – остановился,
Точно громом поражен.
Все молчат. Сестра бледнеет,
Никуда взглянуть не смеет;
Исподлобья брат глядит;
Всё молчит, – лучина с треском
Лишь горит багровым блеском,
Да по кровле ветр шумит.
«Смотреть на вас и странно мне и больно…»
Смотреть на вас и странно мне и больно:
Жаль ваших взоров, ножек, ручек, плечек.
Скажите, кто вот этот человечек,
Что подле вас стоит самодовольно?
Во мне вся кровь застынет вдруг невольно,
Когда, при блеске двух венчальных свечек,
Он вам подаст одно из двух колечек;
Тогда в слезах молитесь богомольно.
Но я на вас глядеть тогда не стану,
А то, быть может, сердце содрогнется.
К чему тревожить старую в нем рану? —
А то из ней, быть может, яд польется.
Мне только легкой поступи и стану,
Да скрытности дивиться остается.
К картине
Не говори, что счастлив я,
Что я хорош собой,
Что Бог благословил меня
Прекрасною женой.
Не говори, что жизнь сулит
Мне счастье впереди,
Что крошка-сын наш тихо спит,
Прильнув к родной груди.
Напрасных слов не расточай, —
Ненужен мой ответ.
Взгляни в глаза и отвечай:
Что́ – счастлив я иль нет?
Скажи – ты видишь по глазам, —
По сердцу ль мне покой, —
Иль, может быть, я жизнь отдам
Померяться с судьбой?
Отдам, что было мне дано
Блаженства и тоски,
За взгляд, улыбку, – за одно
Пожатие руки.
«Ты говоришь мне: прости!..»
Ты говоришь мне: прости!
Я говорю: до свиданья!
Ты говоришь: не грусти!
Я замышляю признанья.
Долго он будет в помине;
Всем, – только нам не пора;
Пламя бледнеет в камине.
Где ж мой язвительный холод?
Грусти твоей ли я рад?
Знать, я надменен и молод?
Что ж ты вздохнула? Цвести —
Цель вековая созданья;
Ты говоришь мне: прости!
Я говорю: до свиданья!
Видишь – мы теперь свободны:
Ведь одно свобода с платой;
Мы за каждый миг блаженства
Жизни отдали утратой.
Что ж не вижу я улыбки?
Иль сильней всего привычка?
Или ты теперь из клетки
Птичка-радость, друг мой птичка,
Разлюби иную долю!
Видишь – я отверз объятья:
Полети ко мне в неволю.
«После раннего ненастья…»
После раннего ненастья
Ты даешь мне столько счастья,
Что сносить лишь может сильный.
Ныне чувства стали редки,
Ты же мне милей свободы;
Но боюсь я той беседки,
Где у ног почиют воды.
Нынче счастие такое;
Я в воде горю пожаром,
А в глазах твоих – так вдвое.
«Мудрым нужно слово света…»
Мудрым нужно слово света,
Дружбе сладок глас участья;
Но влюбленный ждет привета —
Обновительного счастья.
Я ж не знаю: в жизни здешней
Думы ль правы, чувства ль правы?
Жемчугом осыпал травы?
Что они дрожат, как слезы, —
Голубого неба очи?
И зачем в такие грезы
Манит мглу любовник ночи?
Ждет он, что ли? Мне сдается,
Что напрасно я гадаю.
Слышу, сердце чаще бьется,
И со мною что? – не знаю!
Смотри: из-за дремлющих сосен
Как будто пожар восстает.
Сияние северной ночи
И светят фосфорные очи,
Да только не греют меня.
«Опять я затеплю лампаду…»
Опять я затеплю лампаду
И вечную книгу раскрою,
Опять помолюся Пречистой
С невольно-горячей слезою.
Без бури тоски и веселья,
И снова безмолвные стены
Раздвинет уютная келья.
Про землю напомнит мне внятно —
Когда, обращая страницу,
Увижу прозрачные пятна.
Слышу и бледнею;
Расставался, как с душой,
С красотой твоею!
Если б муку эту знал,
Чуял спозаранку, —
Не любил бы, не ласкал
Смуглую цыганку.
Не лелеял бы потом
Этой думы томной
В чистом поле под шатром
Днем и ночью темной.
Что ж напрасно горячить
Кровь в усталых жилах?
Не сумела ты любить,
Я – забыть не в силах.
«Как гений ты, нежданный, стройный…»
Как гений ты, нежданный, стройный,
С небес слетела мне светла,
Смирила ум мой беспокойный,
На лик свой очи привлекла.
Вдали ль душой ты иль меж нами,
Но как-то сладостно, легко
Мне пред тобою, с небесами
Сдружившись, реять высоко;
Без сожаленья, без возврата
Мне сладко чувства расточать
И на тебя очами брата
С улыбкой счастия взирать.
«Напрасно, дивная, смешавшися с толпою…»
Напрасно, дивная, смешавшися с толпою,
Вдоль шумной улицы уныло я пойду;
Судьба меня опять уж не сведет с тобою,
И ярких глаз твоих нигде я не найду.
Ты раз явилась мне, как дивное виденье,
Среди бесчисленных, бесчувственных
людей, —
Но быстры молодость, любовь, и наслажденье,
И слава, и мечты, а ты еще быстрей.
Мне что-то новое сказали эти очи,
И новой истиной невольно грудь полна, —
Как будто на заре, подняв завесу ночи,
Я вижу образы пленительного сна.
Да, сладок был мой сон хоть на одно
мгновенье!
Зато, невольною тоскою отягчен,
Брожу один теперь и жду тебя, виденье,
И ясно предо мной летает светлый сон.
«Слеза слезу с ланиты жаркой гонит…»
Слеза слезу с ланиты жаркой гонит,
Мечта мечту теснит из сердца вон;
И блещет храм на месте похорон.
За тучею несутся облака,
Как велика души моей утрата!
Как рана сердца страшно глубока!
Но мой покров я жарко обнимаю,
Хочу, чтоб с ним кипела страсть моя;
Нет, и забывшись, я не забываю, —
Нет, и в ночи безумно плачу я!
«Следить твои шаги, молиться и любить…»
Следить твои шаги, молиться и любить —
Не прихоть у меня и не порыв случайный:
Мой друг, мое дитя, поверь, – тебя хранить
Я в сердце увлечен какой-то силой тайной.
Постигнув чудную гармонию твою —
И нежной слабости и силы сочетанье,
Я что-то грустное душой предузнаю,
И жалко мне тебя, прекрасное созданье!
Вот почему порой заглядываюсь я,
Когда над книгою иль пестрою канвою
Ты наклоняешься пугливой головою,
А черный локон твой сбегает как змея,
Прозрачность бледную обрезавши ланиты,
И стрелы черные ресниц твоих густых
Сияющего дня отливами покрыты
И око светлое чернеет из-под них.
«Заревая вьюга…»
Заревая вьюга
Всё позамела,
Смотрит вдоль села.
Подойти к окошку —
Долго ль до беды?
А проснутся завтра —
Разберут следы.
В огород – собаки
Изорвут, гляди.
«Приходи сегодня» —
По плетню простенком
Проберусь как раз, —
Не увидят нас!
Не ведал жизни он и не растратил сил
В тоске бездействия, в чаду бесплодных
бредней;
Дикарь с младенчества, ее он полюбил
Любовью первой и последней.
Он не сводил очей с прекрасного чела;
Тоскливый взор его светился укоризной;
Он на нее смотрел: она ему была
Свободой, честию, отчизной.
Любимой песнию, улыбкой на устах
Напрасно скрыть она старалася страданья:
Он нежности любви искал в ее глазах —
И встретил нежность состраданья…
Расстались наконец. О, как порой легко
Прервать смущение бестрепетной разлуки!
Но в сердце у него запали глубоко
Порывы затаенной муки.
Ушел он на Восток. В горах, в развале битв,
Который год уже война его стихия.
Но имя он одно твердит среди молитв
И чует сердцем, где Россия…
Давно настала ночь, давно угас костер, —
Лишь два штыка вдали встречаются, сверкая,
Да там, на севере, над самой высью гор
Звезда сияет золотая.
Угрюм и празден часто я брожу:
Напрасно веру светлую лелею, —
На славный подвиг силы не имею,
Для песни сердца слов не нахожу.
Но за тобой ревниво я слежу,
Вот отчего я дружбой горд твоею
И близостью твоею дорожу.
Спасибо жизни! Пусть по воле рока
Истерзана, обижена глубоко,
Душа порою в сон погружена, —
Но лишь краса душевная коснется
Усталых глаз – бессмертная проснется
И звучно затрепещет, как струна.
Шиллеру
Орел могучих, светлых песен!
С зарей открыл твой вещий взор,
Как бледен, как тоскливо тесен
Земного ока кругозор!
Впервой ширяясь, мир ты мерил
Отважным взмахом юных крыл…
Никто так гордо в свет не верил,
Никто так страстно не любил.
И, веселясь над темной бездной,
Никто земной в предел надзвездный
Парить так смело не дерзал.
Крылом надежным облетел
И в сердце огненное мира
Очами светлыми глядел.
С тех пор у моря света вечно
Что в человеке человечно
И что в бессмертном не умрет.
«Какая ночь! Как воздух чист…»
Как серебристый дремлет лист,
Как тень черна прибрежных ив,
Как безмятежно спит залив,
Как тишиною грудь полна!
Полночный свет, ты тот же день:
Белей лишь блеск, чернее тень,
Лишь тоньше запах сочных трав,
Лишь ум светлей, мирнее нрав,
Вот этим воздухом вздохнуть.
В живом огне твоих лучей
И, утомленный, не дерзаю
К ним возводить моих очей;
Но без тебя, сознавши смутно
Всю безотрадность темноты,
Я жду зари ежеминутно
И всё твержу: взойдешь ли ты?
«Твоя старушка мать могла…»
Твоя старушка мать могла
Давно она уж не была
Так зло-умно-многоглагольна.
Когда же взор ее сверкал,
Скользя по нас среди рассказа,
Он с каждой стороны встречал
Два к ней лишь обращенных глаза.
Ковра большого по углам
Внемля насмешливым речам, —
А речи те лились потоком.
Восторгом полные живым,
Мы непритворно улыбались
И над чепцом ее большим
Глазами в зеркале встречались.
«Как ярко полная луна…»
Как ярко полная луна
Посеребрила эту крышу!
Мы здесь под тенью полотна,
Твое дыхание я слышу.
У неостывшего гнезда
Ночная песнь гремит и тает.
О, погляди, как та звезда
Горит, горит и потухает.
Понятен блеск ее лучей
И полночь с песнию своею,
Но что горит в груди моей —
Тебе сказать я не умею.
Вся эта ночь у ног твоих
Воскреснет в звуках песнопенья,
Но тайну счастья в этот миг
Я унесу без выраженья.
«Влачась в бездействии ленивом…»
Влачась в бездействии ленивом
Навстречу осени своей,
Нам с каждым молодым порывом,
Что день, встречаться веселей.
Так в летний зной, когда в долины
Съезжают бережно снопы
И в зрелых жатвах круговины
Глубоко врезали серпы,
Прорвешь случайно повилику
Нетерпеливою ногой —
И вдруг откроешь землянику,
Красней и слаще, чем весной.
«Я повторял: Когда я буду…»
Я повторял: «Когда я буду
Богат, богат!
К твоим серьгам по изумруду —
Тобой любуясь ежедневно,
Я ждал, – но ты —
Всю зиму ты встречала гневно
Мои мечты.
Я так живу,
Как будто сон овеял
