точке
еще не было этого разложения, не было зачатков капитализма. Но то-
гда оказывается, что дело идет именно об отсутствии черт капитализ-
179
ма, о негативном понятии, а не о наличии какого-то другого качества.
Так было, например, сконструировано буржуазными экономистами
понятие «натуральное хозяйство»: оно имеет для них только негатив-
ное содержание, означает отсутствие обмена и денег. В историко-хо-
зяйственной схеме, возникновение которой связано с именами
Б. Гильдебрандта и К. Бюхера, находящейся в полной гармонии с ис-
торической схемой Гизо–Тьерри, господство натурального хозяйства
берется как исходный пункт экономического развития. Господством
натурального хозяйства, в частности, характеризуется раннее средне-
вековье. Однако само это понятие в руках данной школы — всего лишь
нулевой предел убывания капитализма, механическая противополож-
ность капитализму с его развитым товарным производством, пустота, а
не иной способ производства. Понятно, что эта пустота «противоесте-
ственна» и требует своей антитезы.
По Гильдебрандту, история хозяйства проходит три стадии:
1) натуральное хозяйство, 2) денежное хозяйство, 3) кредитное хозяй-
ство (под последним он разумел современное ему буржуазное хозяй-
ство). К. Бюхер дал более сложные определения этим трем стадиям:
1) домашнее, или ойкосное, хозяйство, характеризующееся потребле-
нием продукта внутри того хозяйства, где он произведен, 2) городское
хозяйство, характеризующееся прямым обменом продукта между хо-
зяйствами произведшим и потребляющим, 3) народное хозяйство, ха-
рактеризующееся наличием большей или меньшей цепи хозяйств, че-
рез которую проходит продукт на пути от производителя к потребите-
лю.
Требование историзма здесь внешне соблюдено: ни
Б. Гильдебрандт, ни К. Бюхер не отождествляют вторую стадию с
третьей, простое товарное производство с капиталистическим,
К. Бюхер даже исторически локализует эту вторую стадию во времени
от возникновения средневековых городов от поздних столетий средне-
вековья. Но по существу эта схема неисторична. «Денежное», или «го-
родское», хозяйство служит в ней лишь логическим связующим звеном
между первой и третьей стадиями и фактически рассматривается как
первый шаг, необходимо ведущий к капитализму, как зачаток высшей
стадии экономического развития.
В живой исторической действительности в феодальную эпоху ни-
когда не было первой стадии в чистом виде — этого абсолютно нату-
рального, бестоварного хозяйства. Поэтому схема Гильдебрандта–
Бюхера таит в себе и идею вечности капитализма: всякий факт товар-
ного производства расценивается как росток нефеодального начала,
капитализма. Феодальная эпоха в целом опять-таки оказывается собст-
венно не феодальной, а двойственной, сотканной из феодализма и за-
чатков капитализма.
180
Естественным плодом господства данной схемы в буржуазной эко-
номической мысли явился вывод, к которому пришел историк
А. Допш: поскольку факты свидетельствуют о наличии товарно-
денежных отношений во все периоды средневековья, следует говорить
о «вотчинном капитализме». Иными словами, вотчина (манор, фео-
дальное поместье), в которой ряд историков видел специфически фео-
дальное хозяйственное явление, по мнению А. Допша, — лишь специ-
фическая для феодальной эпохи государственноправовая форма, эко-
номическое же содержание неизменно для всех эпох: капитализм. Это
мнение сейчас широко распространено в буржуазной науке.
Сходна, например, концепция бельгийского историка А. Пиренна:
развитие товарных отношений, идущее от древности и прервавшееся в
Европе в VIII–X веках, затем «возродилось» и явилось силой, все более
двигавшей феодальное общество по капиталистическому пути. Фран-
цузский историк А. Озэ так же объясняет происхождение капитализ-
ма: «началом была торговля».
Совершенно очевидно, что опровергать теорию «вотчинного капи-
тализма» следует не походом против фактов товарного обращения при
феодализме. Мало проку также, если будет доказано, что А. Допш и
его последователи преувеличили, переоценили эти факты. Ошибка со-
стоит в самой мысли, что эти факты независимо от их количественно-
го удельного веса, так же как крупный масштаб вотчинного хозяйства,
экономический расчет, руководящий вотчинником, и т. п., свидетель-
ствуют о капитализме. Все такие умозаключения покоятся на ложном
противопоставлении капитализму натурального хозяйства в качестве
противоположного полюса.
Натуральное хозяйство, рассматриваемое как антитеза капитализма,
во-первых, искажает капитализм, сводя сущность капитализма к то-
варному производству и обращению; во-вторых, искажает докапитали-
стическое производство, исключая из его характеристики товарное
производство и обращение; в-третьих, служит для доказательства веч-
ности капитализма, поскольку в действительной истории, по крайней
мере на всех стадиях феодального строя, никогда не было чисто нату-
рального хозяйства.
Таким образом, буржуазное представление о феодализме, хотя оно
в отличие от дворянского формируется путем сравнения феодализма с
другим строем, не есть в сущности представление о феодализме как об
особой экономической эпохе и особом способе производства. В каче-
стве отличительных признаков феодализма берутся такие поверхност-
ные черты или такие тощие категории (абстрагированные к тому же не
от феодальной, а негативным образом от капиталистической действи-
тельности), что они нимало не охватывают реальных явлений фео-
дальной экономики. А все, что не лезет в эти узкие рамки, объявляется
181
буржуазным.
Так, личная свобода крестьян, наблюдающаяся в особенности на
ранних и на поздних ступенях феодализма, неизменно трактуется как
антитеза феодализма, зачаток буржуазной личной свободы. Личная
свободная земельная собственность находившаяся вне феодальной ие-
рархии, так называемый аллод, тоже неизменно трактуется как антите-
за феодализма, зачаток буржуазной собственности.
Отношения прямой поземельной экономической зависимости, без
внеэкономического принуждения, — опять-таки антитеза феодализма,
зачаток буржуазной чисто рыночной зависимости. В частности, аренда
земли, хотя она была широко распространена на всех ступенях феода-
лизма и во всех странах, в том числе в формах издольщины, половни-
чества, краткосрочной и долгосрочной аренды, неизменно изобража-
ется как антитеза феодализма, зачаток капиталистической аренды.
М. М. Ковалевский обнаруживал капиталистическую аренду всюду, где
изучал феодальное прошлое.
Наследственные права крестьянина на свой надел, тем более право
продавать и покупать надел и закладывать его, хотя и эти права можно
наблюдать в тех или иных конкретных условиях на самых разных сту-
пенях феодальной эпохи, тоже толкуются как антитеза феодализма,
зачаток полных прав крестьянина на свою парцеллу в буржуазном об-
ществе. Так, например, смотрел И. В. Лучицкий на «цензиву» в доре-
волюционной Франции.
Мелкое индивидуальное хозяйство крестьян и ремесленников, с од-
ной стороны, крупное помещичье хозяйство, с другой, — снова антите-
за феодализма, зачаток мелкобуржуазного и крупнобуржуазного про-
изводства.
Имущественная дифференциация крестьянства (а она налицо бук-
вально во всей истории феодальной деревни) — опять антитеза феода-
лизма, зачаток капиталистической классовой дифференциации кресть-
янства на сельскую буржуазию и пролетариат.
Денежная рента — разложение, антитеза феодализма, зачаток капи-
талистической земельной ренты.
Что же говорить о феодальном городе, — все его развитие трактует-
ся как поединок с феодализмом; средневековые города выступают как
раннебуржуазные островки в феодальном море, средневековые горо-
жане — как зачаток современной буржуазии.
Купеческий и ростовщический капитал противопоставляются фео-
дальной экономике как полная противоположность. Общая с капита-
лизмом форма капитала затмевает полное различие источника прибы-
ли. Эти допотопные формы капитала кажутся уже прямо-таки капита-
лизмом в порах феодализма.
И вот в конце концов, за вычетом всех этих «зачатков» понятие
182
«феодализм» остается совершенно опустошенным. Буржуазное аполо-
гетическое мышление настолько обедняет представление о феодализ-
ме, что, конечно, не может построить никакой политической эконо-
мии феодализма. Первым условием построения экономической теории
феодального хозяйства должно было бы явиться установление той ис-
торической грани, ранее которой неправомерно искать зачатков чего-
либо буржуазного, если даже какое-либо внешнее сходство и соблаз-
няет на сближения. Такой гранью во всемирной истории был в общем
XVI век (не говоря здесь о немногих исключениях для XIV и XV вв.,
требующих самого строгого ограничения). Все экономические явле-
ния, предшествующие этой хронологической грани, должны быть ох-
вачены единой теорией, как разные стороны феодального экономиче-
ского организма, за исключением только пережитков прошлых спосо-
бов производства. Но именно установление этой грани и недоступно
буржуазному мышлению, так как оно не может постигнуть, в чем суть
капитализма, и, следовательно, заметить, с какого времени появляются
его подлинные зачатки.
Буржуазные схемы истории хозяйства не исчезли со сцены с появ-
лением марксизма. Буржуазные экономисты, с одной стороны, откры-
то борются против марксистской политической экономии, с другой
стороны, искажают ее, объявляя себя марксистами. Применительно к
проблемам феодализма эта вторая тактика сказывается в извращении
всей постановки Марксом вопроса о генезисе капитализма. Особенно
много усердствовал в этой области выдававший себя некогда за мар-
ксиста В. Зомбарт. Всю премудрость исследования феодализма подоб-
ные «марксисты» видят в том, чтобы разыскивать ростки капитализма
как можно глубже в недрах феодализма. Феодализм для них — только
колыбель капитализма, а не самостоятельный способ производства.
В 1950 г. в зарубежной прогрессивной печати разгорелась дискуссия
о закономерности перехода от феодализма к капитализму. Поводом к
ней послужило выступление американского экономиста П. М. Суизи,
считающего себя причастным к марксизму. Он подверг критике книгу
английского историка коммуниста М. Добба «Исследования по исто-
рии развития капитализма» (1946) как раз с указанной позиции: товар-
ные отношения — «внешний фактор» для феодальной экономики, фак-
тор, без воздействия которого феодализм стоял бы на месте и который
двигал феодализм в направлении к капитализму. Эта позиция П. М.
Суизи в свою очередь подверглась критике со стороны английских
ученых М. Добба, Р. Хилтона, К. Хилла и японского историка-марксис-
та X.К. Такахаси (сборник «Переход от феодализма к капитализму».
Лондон, 1954)9
. Отклики на эту дискуссию появились также в журна-
9
The transition from feudalism to capitalism. A Simposium by P. Sweesy, H.K. Takahashi,
183
лах Италии, Франции, Чехословакии, Польши.
Однако, хотя широкий отпор точке зрения П. М. Суизи приближает
трактовку вопроса к марксистской, этот отпор все же не знаменует
полного преодоления традиционных представлений, вольно или не-
вольно смешиваемых с учением Маркса10
.
В самом деле, в центре дискуссии оказалось вызвавшее недоумение
обеих сторон высказывание Маркса о двух возможных путях превра-
щения докапиталистического производства в капиталистическое: или
подчинение производителя торговому капиталу или превращение са-
мого производителя в капиталиста. Только второй путь Маркс считал
безоговорочно прогрессивным. Участников дискуссии как раз и смути-
ло: почему же не прогрессивен путь, представляющий как будто логи-
ческое развитие от товара через торговый капитал к капиталистиче-
скому производству? Но прав был именно Маркс, а не его интерпрета-
торы. Торговля не порождает капитализма. Торговый капитал сам по
себе не революционизирует старые организации производства и, как
уже отмечалось выше, даже подчинив себе производство, нередко про-
должает извлекать свою прибыль не из кармана производителя, а из
кармана покупателя. Иными словами, упомянутая зарубежная дискус-
сия отражает неполное овладение методом «Капитала» Маркса.
Вследствие этого упомянутая дискуссия переросла в дискуссию
среди некоторых зарубежных историков-марксистов о «всеобщем кри-
зисе» западноевропейского феодализма в XIV–XV вв. как историче-
ской предпосылке появления капитализма. Эта концепция первого
«кризиса» феодальной системы, выдвинутая в 1955 г. чешским истори-
ком Ф. Граусом (ЧССР)11, опирается на сформулированное несколько
ранее представление группы историков-экономистов об «упадке» ев-
ропейской экономики в XIV–XV вв. — в интервале между «расцветом»
феодализма и «расцветом» молодого капитализма12. В дальнейшем дан-
ная концепция была представлена рядом статей, появившихся в исто-
рических журналах Польши, Венгрии, Чехословакии и т. д.13
R. Hilton, M. Dobb, C. Hill. London, 1954. 10 Ю. А. Корхов. Дискуссия о переходе от феодализма к капитализму. — «Средние ве-
ка», вып. XV, 1959. 11 Fr. Graus. Die erste Kjise des Feudalismus. — «Zeitschrift für Qeschichtswissenschaft», 1955,
№ 4. 12 M. Mollat, M. Pоstan, P. Jоhansen, A. Sapоri, Ch. Verlinden. L’йconomie europйenne aux
deux derniers siиcles du Moyen-age. — «Comitato internazionale di scienza storiche.
X Congresso internazionale di scienza storiche. Relazioni». Vol. VI. Firenze, [1955], p. 163.
Критику этого взгляда см. в статье: Е. А. Косминский. Были ли XIV и XV века временем
упадка европейской экономики. — «Средние века», вып. X. 1957. 13 По поводу этой концепции см. А. Клима, И. Мацурек. Вопрос о переходе от феода-
лизма к капитализму в Центральной Европе (XVI–XVIII вв.). — «Средние века», вып. XX,
1961; М. А. Барг. О так называемом «кризисе феодализма» в XIV–XV вв. (К историогра-
184
При всем многообразии оттенков сущность концепции «кризиса»
феодализма
