исто-
рии», «решающая сила исторического развития». Разве не является ре-
шающей силой исторического развития рост производительных сил?
Не отступаем ли мы от исторического материализма, от учения об объ-
ективных, не зависящих ни от чьей воли законах развития общества,
когда говорим о каких-то «творцах» этого процесса? Однако в дейст-
вительности существование объективных законов, в частности эконо-
мических, отнюдь не противоречит творческой роли масс и классов в
истории. Марксизм, как подчеркивал В. И. Ленин, отличается замеча-
тельным соединением научного анализа объективного хода эволюции
с самым решительным признанием революционной энергии, револю-
ционного творчества, революционной инициативы масс2
. Изучая об-
щественно-экономические процессы, марксист, по словам В. И. Лени-
на, смотрит на различные группы людей, участвующих в производстве,
как на творцов тех или иных форм жизни, задается целью представить
всю совокупность общественно-экономических отношений, как ре-
зультат взаимоотношения между этими группами, имеющими различ-
ные интересы и различные исторические роли3
.
Когда мы говорим, что законы развития общества существуют неза-
висимо от сознания и воли людей, мы выражаем этим объективность
данных законов, т. е. что они, как и все другие законы материального
мира, существуют независимо от того, познаны они людьми или нет.
Но поскольку это законы бытия людей, а не природы, они осуществ-
ляются не иначе как посредством действий людей, а поэтому предпо-
лагают энергию, творчество, инициативу людей, их волю, то или иное
2
См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 16, стр. 23–24. 3
См. В. И. Ленин. Развитие капитализма в России. — Полн. собр. соч., т. 3, стр. 601–602.
208
их сознание. Если закон познан, направление творчества может совпа-
дать с направлением действия закона, если он не познан, он реализует-
ся в процессе столкновения разноречивых, в том числе и антагонисти-
ческих усилий разных групп людей. Ведь всякий данный способ про-
изводства материальных благ таит в себе те или иные противоречия, а
также тенденции дальнейшего развития. На этой объективной эконо-
мической основе и складывается разноречивость действий людей в
общественной жизни, возникает столкновение их интересов и пресле-
дуемых ими целей. В своей деятельности и борьбе люди опираются на
экономические законы, на различные стороны того или иного закона
(если, например, это — закон антагонистических отношений), на стал-
кивающиеся друг с другом или сменяющие друг друга разные эконо-
мические законы. Экономическая необходимость, порождаемая разви-
тием производительных сил, проводится в жизнь теми людьми, клас-
сами, материальным интересам которых она соответствует и благопри-
ятствует; она всегда реализуется в борьбе между людьми, в антагони-
стических обществах — в классовой борьбе. А осуществление в борьбе
исторического прогресса — это и есть творчество.
Но тут возникают новые разногласия: раз так, не следует ли отно-
сить тезис «народ — творец истории» только к социалистическому об-
ществу?
Ведь только при социализме народные трудящиеся массы — рабо-
чие, крестьяне, интеллигенция — непосредственно творят историю в
борьбе с капитализмом и с его пережитками, в формировании матери-
ально-технической базы, общественных отношений и нового человека
коммунизма. Характер социалистической собственности, общенарод-
ной или колхозно-кооперативной, обусловливает прямое, открытое
участие широчайших масс во всей жизни стран социализма, во всем их
развитии — экономическом, политическом, культурном; из характера
социалистического способа производства вытекает простор для трудо-
вой и хозяйственной инициативы трудящихся, для их борьбы с косно-
стью, рутиной, извращениями путем критики снизу, для их активного
воздействия на жизнь страны через государственные и общественные
организации.
До социализма трудящиеся были лишены этих возможностей. «За-
ведовало» общественной жизнью не трудящееся большинство, а экс-
плуататорское ничтожное меньшинство. Не следует ли отсюда, что до
социализма решающая, творческая роль народных масс в обществен-
ной жизни состояла преимущественно, а, может быть, и исключитель-
но, в том, что они трудились, т. е. производили своими руками все
предметы потребления, все орудия производства — все материальные
средства существования и развития общества. Ведь прямое и решаю-
щее участие в остальных сферах общественной жизни — в управлении
209
государством и хозяйством, в развитии господствующей в обществе
культуры — трудящиеся могут принимать только в условиях социали-
стического способа производства, где нет частной собственности на
средства производства, где поэтому трудящиеся сами определяют
свою судьбу. Напротив, при классово антагонистических способах
производства, основанных на лишении трудящихся собственности на
средства производства, экономическое, политическое и идеологиче-
ское господство всегда принадлежало эксплуататорским классам, по-
давлявшим народ и отстранявшим его от участия в управлении. Следо-
вательно, по-видимому, во всех этих сферах активное воздействие тру-
дящихся масс на ход истории было тогда невозможно. Конечно, экс-
плуатируемые классы были не только классами, производящими мате-
риальные блага и страдающими, но также и борющимися с эксплуата-
торами, однако в своей борьбе они неизменно терпели поражения, по-
ка не созрели исторические условия для социализма, а значит их борь-
ба оставалась безрезультатной и не могла воздействовать на историю4
.
Изложенный ход мысли верен только наполовину: в нем верно то,
что существует коренное отличие между ролью народных масс в со-
циалистическом обществе и в предшествовавших классово антагони-
стических обществах.
Но неверно, что в этих последних роль народных масс сводилась в
основном к роли непосредственных производителей материальных
благ, тогда как их борьба не была ни решающей, ни вообще сущест-
венной силой исторического развития.
О том, что это не так, уже свидетельствует такое, доступное всяко-
му, наблюдение над изменением положения народных масс в разных
досоциалистических общественных формациях: активность, сила, эф-
фективность борьбы народных масс, отстаивающих свои насущные
интересы, заметно возрастает в феодальном обществе сравнительно с
рабовладельческим, в капиталистическом — сравнительно с феодаль-
ным. И в то же время наглядно нарастает темп исторического разви-
тия: первобытнообщинный строй, даже если считать только с верхнего
палеолита, господствовал не менее трех-четырех десятков тысяч лет;
рабовладельческая эпоха длилась около четырех — пяти тысяч лет;
феодальная — уже одну-две тысячи лет, тогда как капиталистиче-
ская — всего несколько сот лет. Объяснимо ли это, если не учитывать
изменения роли народных масс, а именно — ее возрастания?
Динамичность истории опять-таки еще неизмеримо резче возраста-
ет после ликвидации капиталистического способа производства и при-
4
Примерно такой ход мыслей был выдвинут известным немецким историком и эконо-
мистом Юргеном Кучинским (см. J. Kuczynski. Der Mensch der Geschichte macht. Zum
100. Geburtstag von G.W. Plechanow am 11. Dezember 1956. Berlin, 1957).
210
обретает качественно иной характер. Темп развития производства при
социализме, как известно, значительно выше, чем во времена даже са-
мого бурного развития «свободного» капитализма XIX в., не говоря
уже о падающих темпах развития производства в эпоху загнивания ка-
питализма. К тому же производственные отношения социализма и
коммунизма открывают безграничные перспективы дальнейшего роста
производства. Здесь не действует закон перехода от старого качества к
новому путем взрыва, обязательный для общества, разделенного на
враждебные классы. И здесь есть, конечно, борьба нового и старого, но
нет объективных предпосылок для того, чтобы старое могло так стой-
ко удерживаться, так укрепиться и зажиться, когда для устранения
этой плотины с пути нового требуется революция, — взрыв, охваты-
вающий все общество. Стареющее здесь может быть устранено с пути
пока оно еще не стало оковами — благодаря непосредственной ре-
шающей роли народных масс и отсутствию таких классов, материаль-
но заинтересованных в этом стареющем, которые являются собствен-
никами средств производства и занимают господствующее положение
в обществе.
Но нам сейчас важно подчеркнуть факт возрастания роли народных
масс и в досоциалистическую эпоху всемирной истории.
Не останавливаясь на первобытнообщинной формации, отметим
лишь ненаучность все еще встречающейся слащавой идеализации по-
ложения человека, преувеличения возможности трудовой инициативы
в ту эпоху. Из того факта, что при первобытнообщинном строе не бы-
ло эксплуатации, не было классов, отнюдь не следует, что творческой
активности и инициативе человека был открыт простор. Если Маркс
говорил об «идиотизме сельской жизни» в сравнении с капиталистиче-
ским индустриальным городом, то в отношении первобытнообщинно-
го строя эти слова приобретают еще большую справедливость. Мерт-
вящая скованность индивида родовой общиной, обособление этих об-
щин и племен друг от друга, деспотизм традиций, обычаев, суеверий —
все это помогает объяснить, почему нередко поколения за поколения-
ми сменялись тогда без видимых изменений в производительных силах
и во всем строе жизни. Установление рабовладельческого строя было
не «грехопадением» человечества, а единственно тогда возможным,
хотя и мучительным путем прогресса человечества. Вырванные из сво-
их родов и семей, насильственно лишенные необходимости кормить
своих нетрудоспособных сородичей, отсеченные от своих племенных
культов и обрядов, строители дольменов и кромлехов превращались
под властью рабовладельцев в строителей пирамид и храмов, цирков и
городов, мостов и акведуков.
Смена рабовладельческого, феодального и капиталистического об-
ществ отчетливо раскрывает закономерность возрастания роли народ-
211
ных масс.
На разных ступенях развития производства трудящиеся составляли
разные исторически определенные классы в обществе. В классовом от-
ношении народная масса никогда не была однородной, в ней всегда
были разные социальные группы и прослойки, но ядром массы непо-
средственных производителей марксизм-ленинизм считает в рабовла-
дельческом обществе рабов, в феодальном — зависимых крестьян, в
капиталистическом — наемных рабочих, пролетариев.
Стоит поставить в ряд раба, крепостного и пролетария, чтобы уви-
деть определенную последовательность в этих «трех формах порабо-
щения» (Энгельс). Раба рабовладелец в зрелом рабовладельческом об-
ществе может продать, купить, убить; крепостного феодал уже не мо-
жет убить, но нередко еще может продать и купить; пролетария капи-
талист не может ни убить, ни продать, ибо пролетарий свободен от
личной зависимости, но, лишенный средств производства, он вынуж-
ден продавать свою рабочую силу капиталисту, чтобы не умереть с го-
лоду, вынужден нести ярмо эксплуатации. «Три формы порабощения»
выступают как три последовательные стадии процесса замены личной
зависимости работника производства экономической зависимостью,
как ступени раскрепощения работников производства, без чего не бы-
ло бы возможно повышение их заинтересованности в результатах сво-
его труда. Речь идет не о чьей-либо субъективной цели. Само экономи-
ческое развитие общества порождало эту потребность в раскрепоще-
нии непосредственных производителей и открывало соответствующие
возможности. Вместе с изменением орудий производства должны ме-
няться и люди, приводящие в движение и употребляющие эти орудия,
должна возрастать не только их производственная квалификация, но и
их заинтересованность в эффективном использовании орудий. Введе-
ние новых, более производительных орудий и приемов труда рано или
поздно требовало в ходе истории и новых стимулов к труду.
Производительность труда крепостного в феодальную эпоху в сред-
нем в несколько раз выше производительности труда античного раба, а
производительность труда наемного рабочего при капитализме, осо-
бенно со времени промышленного переворота, во много раз выше про-
изводительности труда крепостного. Этот рост производительности
труда среднего работника производства выражает рост производитель-
ных сил общества и вместе с тем необходимо сопутствующее ему рас-
крепощение работников производства от прямой личной зависимости,
рост их собственной материальной заинтересованности в производи-
тельности труда.
От труда по принуждению, под палкой или плетью надсмотрщика,
через труд, наполовину принудительный, наполовину стимулируемый
интересами собственного мелкого хозяйства, к труду рабочих, доста-
212
точно культурных для того, чтобы правильно обращаться с машинами,
заинтересованных в максимальной выработке для пропитания себя и
своей семьи, — таков путь развития труда в антагонистических форма-
циях.
Но каждый новый этап в раскрепощении непосредственных произ-
водителей, диктуемый развитием производства, означал тем самым и
изменение правового положения трудящихся в обществе. Экономиче-
ски они не освобождались при смене форм порабощения: эксплуата-
ция оставалась и норма эксплуатации даже возрастала, однако с рас-
крепощением неизбежно расширялись и возможности борьбы экс-
плуатируемых масс против своих угнетателей.
Так, прогрессивность феодального способа производства по срав-
нению с рабовладельческим выражалась, во-первых, в том, что он от-
крывал больше возможностей для развития производительных сил и
прежде всего самих производителей, трудящихся, во-вторых, в том,
что феодальное общество в целом открывало значительно более широ-
кие возможности для классовой борьбы эксплуатируемых с эксплуата-
торами, чем это было
