в отличие от капитали-

стического, одно от другого не может быть вполне отделено: кто экс-

плуатирует, тот и подавляет, а кто подавляет, тот и эксплуатирует.

Перейдем теперь к вопросу о том, как феодальное государство по-

давляло открытые формы крестьянского сопротивления.

Самой ранней и самой низшей формой борьбы было частичное со-

противление — оспаривание крестьянами тех или иных притязаний и

прав феодалов. Соответственно, раньше всего со всей полнотой фео-

дальная государственная власть развилась как власть судебная.

В периодизации основных этапов развития государства в средние

века принято первым этапом считать так называемые «варварские» ко-

ролевства — более или менее крупные государства, относительно цен-

трализованные и сплоченные по сравнению с последующей феодаль-

17 Споры об абсолютистском государстве между советскими и зарубежными истори-

ками см. в статьях: С. Д. Сказкин. Проблема абсолютизма в Западной Европе (время и

условия его возникновения). — В кн.: «Из истории средневековой Европы (X–XVII вв.)».

М., 1957; А. С. Самойло. Проблема абсолютной монархии в современной марксистской и

буржуазной историографии. (По материалам X Международного конгресса историков в

Риме в сентябре 1955 г.). — «Средние века», вып. XVI, 1959.

333

ной раздробленностью. Объяснить политическое устройство этих

«варварских» государств преимущественным преобладанием какой-ли-

бо из рассмотренных нами форм крестьянского сопротивления, в ча-

стности частичным сопротивлением, нельзя: на этом этапе государство

еще гораздо более занято было подавлением остатков всех разнооб-

разных элементов той социальной бури, которую мы собирательно на-

зываем антирабовладельческой революцией, чем подавлением зачаточ-

ного еще противодействия новой, феодальной эксплуатации. Но про-

блемы, связанные с антирабовладельческой революцией, не входят в

тему настоящей книги, и поэтому мы не можем здесь анализировать

все основные черты «варварского» государства. Однако некоторые его

черты являются уже началом собственно феодального государства.

Это прежде всего как раз преобладание судебных функций в устройст-

ве государственной власти.

Сотня, графство или паг, королевство — в раннем средневековье это

по преимуществу судебные организации. Функции тунгинов, графов и

других уполномоченных государственной власти — это судебные

функции. Полнота судебных функций в руках того или иного лица

выражала и полноту государственной власти, суверенитета. Разные

степени юрисдикции — высшая, средняя, низшая — выражали разную

степень власти.

Что это все такое, как не аппарат подавления первой формы кре-

стьянской борьбы, частичного сопротивления? В сущности уже «вар-

варские правды», по крайней мере в своих хронологически поздних

пластах, являются прежде всего судебной защитой формирующегося

феодализма от крестьянской непокорности18

.

Под судебной защитой на первых порах надо подразумевать не

столько угрозу насилия со стороны государства, сколько присвоение

государством того авторитета, той общественной принудительной си-

лы, которой первоначально обладала община или совокупность общин

(общинный суд, общее собрание) по отношению к каждому общинни-

ку. Медленно, но неуклонно происходил процесс отделения этого ав-

торитета от общинного суда и перенесения его на суд феодала или ко-

роля. Некогда глава собрания лишь задавал вопросы, а собравшиеся

решали, затем глава уже подготовлял решения, наконец, в собрании

(курии), подчас от имени этого собрания, фактически судил и решал

споры уже королевский уполномоченный или местный феодал. Или

же за королевским судом постепенно закреплялся тот авторитет, ко-

торый сначала лишь временно сообщался ему общинами как арбитру

18 По вопросу об усилении защиты варварским правом интересов имущих против пося-

гательств малоимущих см. Н. П. Грацианский. О материальных взысканиях в варварских

правдах. — «Историк-марксист», 1940, № 7.

334

для решения межобщинных или межобластных споров. Так или иначе,

но в основе феодального суда неизменно лежит похищенный им у

крестьянской общины принцип безусловной обязательности общего

решения для каждого индивида, только обращенный теперь на деле

против интересов крестьян, мешающий им отстаивать свои интересы.

Однако в течение столетий судебная функция феодального государст-

ва сохраняет маску народности, видимость защиты «общинников», об-

щинный костюм (курия, соприсяжники, коллективная ответствен-

ность).

Вместе с тем производилась трудно уловимая подмена общинного

обычая и идущей снизу судебной инициативы правом. Чтобы париро-

вать крестьянское частичное сопротивление, создавались фиксирован-

ные правовые нормы и прецеденты, мало-помалу перерождавшие

прежний общинно-племенной обычай и вливавшие в него феодальное

содержание. Чтобы исключить возможность ссылки крестьян на иной,

более благоприятный обычай у соседних общин, нужна была или по-

литическая раздробленность (о чем ниже), или унификация феодаль-

ного права. Варварские правды, судебники, капитулярии, позже — за-

писанные и редактированные кутюмы, с одной стороны, деятельность

разъездных или контролирующих обширную территорию судей, с дру-

гой стороны, понемногу осуществляли эту вторую задачу в ходе сред-

них веков.

В конечной тенденции, в условиях размывания феодальной раз-

дробленности, одинаковое толкование права должно было распро-

страниться на всю территорию, заселенную одной и той же народно-

стью, — иначе всегда оставалась возможность ссылки на существую-

щий иной обычай, следовательно, возможность трещины в авторитет-

ности, в общеобязательности и принудительности существующего

права. Соответственно и общая верховная власть распространялась на

ту же территорию.

Таким-то образом крестьянское сопротивление развивавшейся фео-

дальной эксплуатации, поскольку оно выступало в форме частичного

сопротивления, т. е. не разрыва с сеньором, а спора с ним, порождало

лишь сети, в которых запутывался крестьянин. Чем сильнее было кре-

стьянское сопротивление в этой форме, тем крепче становились ско-

вывавшие его обручи развивавшегося в ответ феодального права и фео-

дального государства. Когда позже крестьянин, отчаявшись найти, за-

конность в окружавшем зыбком праве, которое на глазах превращалось

для него в бесправие, стал требовать писаного, вечного, неизменного

права — ему предъявили римское право, которое легисты легко сумели

превратить в новые оковы для него и в новое средство усиления фео-

дальной государственной власти.

Для всего средневековья остается характерной чертой колоссальная

335

разветвленность, множественность, многообразие судебных учрежде-

ний. С каждым новым этапом развития феодального общества и госу-

дарства судебных учреждений, юристов, судейских служащих стано-

вилась все больше. Суд гнездился буквально во всех порах и трещинах

феодального строя, пропитывал и охватывал всю жизнь, все ее детали

и стороны. При этом обострение социальных противоречий часто тот-

час же влекло за собой разрастание суда, как это наблюдается, напри-

мер, в истории Франции19

.

На всем протяжении средневековья суд был, как и позже, при капи-

тализме, «слепым, тонким орудием беспощадного подавления экс-

плуатируемых»20, представлял собою преимущественно аппарат угне-

тения.

Уже в раннем средневековье крестьяне подчас отвечали и прямыми

восстаниями на превращение своего общинного права в свое беспра-

вие, средства своей борьбы — в источник своего бессилия. Поэтому

уже в раннем средневековье государственная власть носила не только

судебный характер, но располагала и вооруженной силой. Централь-

ная (королевская, императорская) власть в варварских и раннефео-

дальных государствах обладала немалыми мобилизационными воз-

можностями, чтобы в случае крайней необходимости организовывать

целые усмирительные походы в непокорные области.

Но до XIII–XIV вв. в Западной Европе, до XVI в. — в Восточной кре-

стьянство редко прибегало к восстаниям. Основной формой его сопро-

тивления феодальной эксплуатации были уходы, побеги, переселения.

Соответственно государство созревало на второй ступени и как

власть территориально-политическая.

Борьба с крестьянскими уходами объясняет и раскрывает чрезвы-

чайно многое в истории феодального государства.

Дело далеко не сводится к применению особого «права», к юриди-

ческому закрепощению крестьян и к соответствующей деятельности

государственных органов. Гораздо раньше феодальное государство

нашло средство противодействия перемещениям крестьянских масс в

той областнической или племенной организации общественной жиз-

ни, которая была поначалу порождена самими этими массами в своих

собственных интересах. Как судебная организация феодального госу-

дарства была трансформацией общинных порядков, так его местная

администрация, его территориально-политическая организация — не

что иное, как трансформация областного или племенного строя, но

обращенного понемногу против интересов масс.

19 А. В. Мельникова. Интенданты провинций в системе французского абсолютизма (от

их возникновения до середины XVII века). Автореф. канд. дисс. М., 1950. 20 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 35, стр. 270.

336

Время кульминации крестьянских уходов влечет за собой эпоху

максимального усиления феодальной политической раздробленности.

Нетрудно понять эту связь: образование политической чересполоси-

цы, возникновение системы карликовых государств, уделов и неболь-

ших княжеств было средством парировать, — по крайней мере на вре-

мя, — угрозу феодальному базису от возрастания крестьянских уходов.

Экономическая зависимость крестьянина от землевладельца политиче-

ски закреплялась в течение известного периода именно раздробленно-

стью. Без этой активной роли политической надстройки экономиче-

ская зависимость была бы недостаточна, крестьянин ушел бы от земле-

владельца искать «лучшей жизни».

Это не значит, конечно, что какие-то правители «выдумали» такой

способ борьбы с крестьянскими уходами, как политическая раздроб-

ленность. Очень важно в методологическом отношении подчеркнуть,

что генетически феодальная раздробленность была творчеством имен-

но самих народных масс даже еще в эпоху государственно-политичес-

кого оформления этой раздробленности. В самом деле, ведь беглые

крестьяне были очень даже заинтересованы в некотором «иммуните-

те», скажем, монастырей, на земли которых они уходили, поместий,

где им предлагали лучшие условия (позже — городов), земель, облас-

тей и т. д., — это было условием возможности отстоять свое новое по-

ложение. Несомненно, что сначала, опираясь именно на их временный

интерес, на их активную поддержку, монастыри и феодалы домогались

у центральной власти тех или иных «вольностей», изъятия из общих

законов, экстерриториальности и пр. А затем уже этот порядок был

обращен против крестьян и мало-помалу связал их по рукам и ногам.

Можно было бы спросить: а почему бы этой самой логике борьбы с

крестьянскими уходами не привести сразу к политическому объедине-

нию обширной территории, к возникновению крупных государств?

Как ни странно на первый взгляд, но на это мы ответим, что таково

было в тот момент историческое творчество масс. Конечно, они твори-

ли не по произволу, а в силу господствовавших тогда объективных об-

щественно-экономических условий. Они содействовали раздробленно-

сти не потому, что таков был их идеал, а потому, что это было прямым

путем разрушения существовавшей до того государственно-политичес-

кой организации. Ведь, кстати, и для пролетариата федерации и обла-

стничество никогда не были политическим идеалом, но как преходя-

щая мера ломки старой государственной машины в России они были

широко использованы в первое время после Великой Октябрьской со-

циалистической революции. Но средневековая феодальная раздроб-

ленность с основанием оценивается историками как явление «отрица-

тельное». Во многих отношениях политическая раздробленность ме-

шала прогрессу, но именно здесь уместно со всей силой подчеркнуть,

337

что мы вовсе не должны приписывать народным массам феодальной

эпохи только то, чему историк дает положительную оценку. Массы

творили в историческом прошлом не только хорошее и прогрессивное,

но и плохое. Да и творили не прямо, а «не ведая, что творят». Они не

творили политическую раздробленность, но совершали действия, ко-

торые вели к ней.

Натуральное хозяйство было экономической основой политической

раздробленности. При развитых денежных отношениях политическая

раздробленность была бы невозможна. Но политическая децентрали-

зация — это вовсе не зеркальное мертвое «отражение» экономического

базиса, натурального хозяйства, а политическая надстройка, активно

служившая феодальному базису, порожденная им для его защиты.

Было бы совершенно неправильно противопоставлять друг другу

экономические, хозяйственные предпосылки и те явления из истории

классовой борьбы, которые приводили к системе феодальной полити-

ческой раздробленности. Неправомерно спрашивать: что важнее? Дан-

ным экономическим условиям, в том числе преобладанию натураль-

ной, а не денежной феодальной ренты, соответствовали и данные кон-

кретные проявления классового антагонизма, например, преобладание

крестьянских уходов, и соответствующие формы политической орга-

низации общества. Мы увидим, что много позже, когда изменились

экономические условия, в том числе развились широкие, общенацио-

нальные рыночные связи, на первый план выступили и иные проявле-

ния классового антагонизма, и, соответственно, иные формы полити-

ческой организации. Но сейчас речь идет о другой ступени экономиче-

ского развития.

Иммунитет, оформлявший процесс «рассеяния», распада политиче-

ской власти на множество местных властей, был именно инструмен-

том подавления крестьянской вольности21. На территории «феодала-го-

сударя» крестьянин — уже не только держатель земли, он — «поддан-

ный» этого государя, обязанный жить по его законам, пользоваться его

монетой, судиться в его