господствующий класс. Обе стороны уже в XV в. старались при-
менять его друг против друга. Недаром говорили, что «огнестрельное
оружие подобно воде и огню, которые могут быть и полезны и вред-
ны». Из двух видов огнестрельного оружия, самопалов (ружей) и ар-
тиллерии, первые были, понятно, более доступны крестьянам, и то
только как оружие индивидуальной прицельной стрельбы, а не массо-
вого огня. Крестьяне с самопалами — начало войска ландскнехтов.
Точно так же и далеко от Европы, в Японии, одной из классических
стран феодализма, в XVI в. огнестрельным оружием овладели прежде
всего крестьяне. Тогда князья-самураи стали привлекать под свои зна-
мена крестьян, формируя из них (главным образом из деревенской вер-
хушки) отряды вооруженных ружьями пехотинцев, солдат-профессио-
налов, из числа которых в дальнейшем подчас выходили новые феода-
лы-землевладельцы. Что и в Западной Европе самопал считался, в от-
личие от артиллерии, оружием простолюдинов, видно из высказыва-
ний современников. Например, итальянский полководец Вителли, сам
пользовавшийся тяжелой артиллерией, велел отрубить руки и выко-
лоть глаза пленным аркебузирам, ибо не пристало-де благородным ры-
царям погибать неотомщенными от руки худородных пехотинцев. Но
самопал долго считался также и оружием, служащим преимуществен-
но против этих же простолюдинов, и Маккиавелли пренебрежительно
говорил об аркебузах, что они годны лишь для того, чтобы распугать
мужиков, занявших какой-нибудь проход. Зато артиллерия была почти
вовсе недоступна крестьянам, разве что в условиях значительного раз-
маха восстания, — так, гуситы широко пользовались артиллерией (на-
пример, по одной крепости Карлштейн выпустили около 11 тысяч сна-
рядов) и даже усовершенствовали пушки, сделав их более легкими и
портативными. Но, как правило, пушки были недоступны даже от-
дельным феодалам. Только центральная власть могла широко распола-
гать этим важнейшим орудием подавления, как и массовой пехотой.
Эту возможность ей давали деньги.
На этом этапе исход борьбы в решающей степени зависел от воз-
можности для обеих сторон устанавливать союз с городами. Обе сто-
роны искали этого союза всеми средствами, вплоть до насилия. Сила
крестьянского восстания теперь в том, что оно уже все менее чисто
крестьянское, все более сливается с борьбой городского плебейства и
ориентируется на города; оно, как видим, даже отчасти вооружается
городским оружием. Но королевская власть в свою очередь ищет союза
с городами, опираясь на их правящую верхушку. Только централизо-
ванная власть может добиться этого результата. В конце концов это
дает ей самое сильное оружие — деньги: на деньги она может нанять
353
иноземную пехоту, в том числе самих непокорных крестьян из других
стран, например швейцарцев, крестьян-ландскнехтов; деньги дают ей
монополию на дорогостоящую артиллерию.
Итак, в конечном счете, ключом к истории возникновения и разви-
тия феодальной монархии является вопрос о крестьянских восстаниях.
Угроза крестьянских восстаний потребовала централизации политиче-
ской власти, и она же, нарастая, заставляла централизацию все более
усиливаться и дойти, наконец, до стадии абсолютизма, развитие же го-
родов служило предпосылкой и того и другого. В частности, крестьян-
ские движения гигантски усилились в результате того, что слились в
единый поток с движениями городских низов, городского плебейства.
Однако, пока не возник пролетариат, эти городские низы не вносили
чего-либо принципиально нового в крестьянскую борьбу. Скорее они
сами примыкали к крестьянской борьбе и в немалой мере находились в
своих требованиях и выступлениях в зависимости от крестьян. Но, ра-
зумеется, их выступления сильно осложняли задачу феодального го-
сударства.
Рассмотренный пример объединения французского королевства
можно было бы дополнить другими, скажем, примером объединения
Испании: заключительная стадия здесь особенно наглядна, ибо слия-
ние двух больших политических кусков возникающей Испании — Кас-
тильско-Леонского и Арагоно-Каталонского — происходило на фоне
пылающих крестьянских войн 60-80-х годов XV в.31
Но еще поучительнее взглянуть на историю тех государств, где ка-
кие-либо факторы, например, международные, не допустили образова-
ния и прогрессирующего усиления централизованного государства.
Когда мы говорим, что крестьянское восстание в истории в конце
концов побеждает только под руководством или буржуазии или про-
летариата32, мы этим вовсе не утверждаем, что им не может воспользо-
ваться какая-либо иная сила, если налицо еще нет предпосылок для
смены феодализма капитализмом или для социалистической револю-
ции. Победой крестьянского восстания в таком случае пользуется дру-
гое феодальное государство, более сильное, или чаще несколько госу-
дарств, производящих «раздел».
Решающую роль в этом случае играет предательство феодального
класса той страны, где он не смог обеспечить своими силами свое по-
литическое господство. Конечно, внешнеполитическая функция фео-
дального государства — особая и сложная тема, которой бегло лучше и
31 А. Е. Кудрявцев. Испания в средние века. Л., 1937, гл. 4; Р. Альтамира-и-Кревеа. Ис-
тория Испании. Сокр. пер. с испан., т. 1. М, 1951; A.M. Розенберг. Восстание против ко-
ролевской власти в Кастилии в XV в. — «Уч. зап. Ленингр. гос. пед. ин-та», т. 68, 1948. 32 См. В. И. Ленин. О продовольственном налоге. — Сочинения т 32 стр. 339.
354
не касаться, ибо международные отношения в средние века требуют
специального анализа. Конечно, обе функции государства, внутренняя
и внешняя, оказывали взаимное воздействие друг на друга. Но здесь
нам хочется подчеркнуть все-таки примат внутренней функции. Более
того, окидывая взглядом историю всех наиболее крупных, имевших
длительное значение завоеваний в средние века, разделов целых госу-
дарств или их покорений, мы приходим к выводу, что они случались
только там, где этого хотела заметная часть феодального класса «за-
воеванной» страны. Когда не в их силах было создать достаточно мощ-
ный аппарат подавления и обуздания масс, усиливавших свой напор на
феодализм, они склоняли головы перед иноземной более сильной
державой. Таким образом, крестьянство хоть и было победителем над
ними, но в общем отнюдь не к своей пользе, напротив, за редкими ис-
ключениями, лишь к своей беде.
Классический пример — история старой Польши в последние века
ее существования. До поры до времени Польша не нуждалась в силь-
ном централизованном государстве, так как сила крестьянского сопро-
тивления была значительно разрежена массовыми побегами крестьян
(особенно в Россию): шляхтич в своем поместье оставался настоящим
«помещиком-государем», магнат — настоящим «герцогом». Установле-
ние крепостного права на Руси и другие причины как внешнего, так и
внутреннего характера резко сгустили социальную атмосферу. В XVII–
XVIII вв. крестьянские восстания вспыхивали в Польше одно за дру-
гим, перекидывались из одной области в другую (впрочем, их слабой
стороной была национальная и религиозная неоднородность33). Можно
сказать, что крестьянские восстания почти непрерывно теперь стояли
в порядке дня. Их подавляли, но с трудом, и часть господствующего
класса ясно сознавала необходимость мощного военного резерва, ко-
торым распоряжалось бы центральное правительство, а следовательно,
и мощного центрального правительства. Такова, например, природа
«великого замысла» Владислава IV. Но чрезвычайно противоречивое
международное положение Польши, с одной стороны, слабое развитие
городов, с другой, — сделали невозможным в Польше абсолютизм. Ре-
зультатом и было ее распадение. В одних случаях, в виде исключения,
как при восстании Хмельницкого, сама победоносная крестьянская
борьба отдавала целые территории под власть соседнего государства,
поскольку к этому влекла крестьян национальная общность с ним; в
других случаях, и гораздо чаще, польские паны по собственной ини-
циативе искали возможности отдаться под покровительство более
33 См. Д. Л. Похилевич. Крестьяне Белоруссии и Литвы в XVI–XVIII вв. Львов, 1957. Ср.
С. Ф. Иваницкий. Основные вопросы крестьянского восстания на Украине 1768 г. — «Уч.
зап. Ленингр. гос. ун-та». Серия ист. наук, вып. 7, 1941.
355
сильных государств. Они сами начали переговоры о разделе Речи По-
сполитой еще в XVII в., не видя средств своими силами удержать «по-
рядок», и в XVIII в. сами впустили интервентов, против которых тщет-
но сопротивлялась одна сила крестьянского восстания.
Примерно то же произошло, по-видимому, еще в XV в. в Бургундии:
некоторые свидетельства позволяют догадываться, что это крупное го-
сударство распалось и подверглось разделу в атмосфере серьезного на-
растания крестьянских и городских движений, в то время как между-
народная обстановка и неустранимые противоречия отдельных частей
государства сделали невозможным образование сильной централизо-
ванной власти.
Совершенно отчетливо то же совершилось в Италии в XVI в. Нача-
ло XVI в. — время бурных крестьянских движений в Италии. Они были
весьма распылены («браво», «бандиты»), но легко перекидывались из
одного итальянского государства в другое. Предыдущий политический
опыт уже неоспоримо доказал господствующему классу, что объеди-
нение Италии изнутри, создание итальянской монархии, о которой
мечтал Маккиавелли, вещь невозможная: и ни один претендент не мог
осилить других, и международная обстановка была неблагоприятна.
Многие итальянские государи и феодалы стали тогда искать силы «по-
рядка» вовне, обращать взоры к двум сильным абсолютным монархи-
ям — Франции и Испании, и в конце концов война этих двух монархий
благодаря им перекинулась на территорию Италии. Предпочтение
большинства склонилось все же на сторону Испании, как более поли-
цейской державы, и она надолго осталась жандармом Италии, объеди-
нив большую ее часть под своей властью.
Впрочем, сто лет спустя и в самой Испании, истощенной войнами,
началось то же самое: в 1640 г. отпала Каталония, охваченная восста-
нием; отпадение Португалии, несомненно, тоже было подготовлено
восстанием 1637 г. Естественно, что в Италии тотчас начались мощные
восстания против ослабевшего жандарма. К концу XVII в. испанское
государство обнаруживало уже полнейшую неспособность противо-
стоять не только в своих разбросанных европейских владениях, но и в
самой Испании силам народного сопротивления. Так называемый
«бандитизм» приобрел в Испании массовый характер, с ним не могли
управиться. Государство стояло на грани неминуемой катастрофы.
Времена были уже не те, что в XV в., когда против аналогичной опас-
ности сложился испанский абсолютизм. Теперь, в условиях экономи-
ческого упадка Испании и ее внешних неудач, он явно не мог обеспе-
чить «порядок». «Война за испанское наследство» и была в основе сво-
ей не чем иным, как выполнением внешними политическими силами
той задачи, которая стала абсолютно непосильной для испанского го-
сударства, т. е. предотвращением огромного крестьянского революци-
356
онного взрыва, который мог бы всколыхнуть всю Европу. Все дело на-
чалось с чисто полицейского внедрения французской администрации
во внутреннюю жизнь Испании, хотя наиболее «заслуженным жан-
дармом» в Европе могли считаться австрийские Габсбурги. Финал
«войны за испанское наследство» был классическим для такой ситуа-
ции «разделом» испанской державы.
Но мы знаем одно средневековое государство, не достигшее ни цен-
трализации, ни королевского абсолютизма, и тем не менее не под-
вергшееся разделу или завоеванию, — Германию. Является ли этот
пример опровержением всего сказанного выше?
Если приглядеться внимательно, то окажется, что нет. В XIII–XIV
вв. колонизационное движение немцев на восток, в славянские земли,
по-видимому, настолько разряжало атмосферу классовой борьбы, что
Германия могла обходиться без централизации государственной вла-
сти. Пресечение этой возможности к началу XV в. нельзя не связать с
крестьянскими движениями XV в. и Великой крестьянской войной —
на политическом фоне неудачных попыток Максимилиана I срочно
централизовать германскую империю и столь же неудачных попыток
Карла V найти спасение в создании всеевропейской империи. В самом
бессильном из западноевропейских государств и разразилась самая
сильная из западноевропейских крестьянских войн, Но на междуна-
родной арене не было в тот момент крупных держав, способных ввя-
заться в борьбу. Великая крестьянская война была подавлена не столь-
ко с помощью оружия, сколько с помощью второго фактора «поряд-
ка» — религии: лютеровская реформация, сначала развязавшая войну,
ее же и связала по рукам и по ногам, дезориентировала, обуздала, не-
смотря на мужественное противоборство Мюнцера и его партии, и в
конце концов настолько понизила потенциал крестьянского сопротив-
ления, что и вооруженных сил князей и рыцарей оказалось достаточ-
но, чтобы затопить ее в крови. Впрочем, новейшие исследования пока-
зывают, что этими вооруженными силами все-таки распоряжалось не-
