народа.
Когда мы праздновали 800-летие Москвы, мы признавали историче-
скую заслугу Москвы в том, что она была основой и инициатором соз-
дания централизованного государства на Руси. Мы говорили преиму-
щественно о Москве, а не о московских царях. Конечно, с княжескими
неурядицами в конце концов покончили московские цари. Без них в ту
362
эпоху нельзя себе представить централизованного государства. Но на-
до уметь отделить как вопрос о государях, т. е. о роли личности в ис-
тории, так и вопрос о независимости и единстве целого народа от во-
проса о государстве как аппарате господства одного класса над другим.
Не на пустом месте и не из надклассовых интересов государи сотвори-
ли русское независимое и единое централизованное государство. За
независимость от Золотой Орды русский народ вел ожесточенную
борьбу, и только те из князей могли рассчитывать подняться над дру-
гими, которые ставили паруса по этому ветру и брали в руки руль это-
го корабля. Москва была центром возникающего общерусского рынка.
В Москве кипела ожесточенная классовая борьба, и как некогда Нов-
город, Киев, с их жаром внутренних битв, влекли к себе Русь, так тяго-
тели к Москве как к своему естественному центру огромные массивы
неспокойного, недовольного русского народа, русских земель, задав-
ленных феодальным гнетом. Кто хотел господствовать над страной,
тот должен был овладеть ее бьющимся сердцем. Монархия, как и пра-
вославие, укоренились в Москве, но не они ее создали, не они и сдела-
ли ее сердцем страны. Они лишь завершили начавшееся объединение
Руси вокруг нее. Не монархия, а именно Москва была основой и ини-
циатором того прогресса, которым явилось создание централизованно-
го государства на Руси. Монархия поднялась на этой основе. Иначе го-
воря, нельзя логически смешивать две разные вещи, хотя и связанные в
действительности: вопрос о сплоченности, единстве страны, даже об
образовании ее общественного и экономического центра, с вопросом о
государственной власти, об «устройстве государственной власти», —
как говорил Ленин. Ведь Москва не только была в прошлом, но и ныне
остается центром централизованного и независимого государства. А за
это время феодальная власть сменилась буржуазной, буржуазная — со-
циалистической, монархия сменилась республикой и т. п. Следова-
тельно, сплоченность, централизованность и независимость государ-
ства вовсе не тождественны только одной форме государственного
устройства.
Ленин учил теоретически различать эти две разные стороны вопро-
са: видеть прогрессивность образования крупных централизованных
государств, но и разоблачать антинародность любого централизма,
кроме демократического. Он писал: «При прочих равных условиях,
сознательный пролетариат всегда будет отстаивать более крупное го-
сударство. Он всегда будет бороться против средневекового партику-
ляризма, всегда будет приветствовать возможно тесное экономическое
сплочение крупных территорий…
Централизованное крупное государство есть громадный историче-
ский шаг вперед от средневековой раздробленности к будущему со-
циалистическому единству всего мира, и иначе как через такое госу-
363
дарство (неразрывно связанное с капитализмом) нет и быть не может
пути к социализму.
Но непозволительно было бы забывать, что отстаивая централизм,
мы отстаиваем исключительно демократический централизм. На этот
счет всякое мещанство вообще и националистическое мещанство…
внесли такую путаницу в вопрос, что приходится снова и снова уде-
лять время его распутыванию»38.
Распутывать эту путаницу приходится и в науке о феодальном об-
ществе, настойчиво и терпеливо разъясняя, что централизация была
прогрессивна, но то монархическое устройство государственной вла-
сти, через которое она осуществилась, не было демократично, народ-
но, и поэтому может быть названо прогрессивным лишь в очень услов-
ном, ограниченном смысле. Эту несложную мысль трудно усвоить
только потому, что слишком сильна традиция «мещанской» историче-
ской литературы, изображавшей именно власть, государственный ап-
парат, монархию и ее политику тем единственным началом, которое
объединило и централизовало страну. Правда, буржуазным историкам,
например, с восторгами изображающим объединение Франции коро-
лями, приходится оговариваться, что короли в этом были «поддержа-
ны» буржуазией, городами, основной частью народа, — но почему то-
гда не наоборот, почему не сказать, что королевская власть использо-
вала и подчиняла себе те плоды, которые были подготовлены именно
основной частью народа, городами, буржуазией?
Вместо того чтобы рассматривать монархию как орган феодального
класса, направленный в своей основе против народа, против эксплуа-
тируемого большинства общества, хотя бы эта власть подчас и играла
относительно прогрессивную роль и даже, как увидим, действительно
иногда поддерживалась частью народа, — вместо такой постановки во-
проса сторонники «либерального понимания классовой борьбы» тол-
куют королевскую власть, как нечто по существу «общенациональное»
и «общегосударственное». У открыто буржуазных историков эти идеи
заимствуют и представители «слегка подкрашенного в марксистский
цвет социал-либерализма à la Брентано и Зомбарт»39
.
Но отказываться от марксистского понятия государства значит от-
казываться от марксистского понятия классовой борьбы, которое, как
выше выяснено, обязательно включает и вопрос об устройстве госу-
дарственной власти40. «Понятие классовой борьбы в смысле Маркса
38 В. И. Ленин. Критические заметки по национальному вопросу. — Полн. собр. соч.,
т. 24, стр. 143–144. 39 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 21, стр. 301. 40 См. В. И. Ленин. О либеральном и марксистском понятии классовой борьбы. — Полн.
собр. соч., т. 23, стр. 238.
364
подменяется здесь либеральным понятием классовой борьбы. Обще-
национальным и общегосударственным объявляется как раз то, в чем
отсутствует основной признак общенационального и общегосударст-
венного: устройство государственной власти и вся область «общегосу-
дарственного» управления, общегосударственной политики и т. д.»41
Ничего «общенационального» и «общегосударственного», имеет в
виду Ленин, не было в вопросе о том, как устроена государственная
власть, — неограниченная ли это монархия, ограниченная монархия,
республика и т. д., — так как вопрос о власти не есть «общее» дело на-
ции или населения государства, а есть дело господствующего класса в
его борьбе против класса угнетенного. «На самом деле и самодержа-
вие, и конституционная монархия, и республика суть лишь разные
формы классовой борьбы». «…Переход от одной формы к другой нис-
колько не устраняет (сам по себе) господства прежних эксплуататор-
ских классов при иной оболочке». В пример Ленин приводит как раз
переход в феодальной России от сословно-представительной монар-
хии к абсолютной и т. д., при сохранении единой классовой сущности
феодального государства42. Не понимать этого могут лишь те, кто, по
словам Ленина, «не знают ни исторического материализма, ни диалек-
тического метода Маркса, оставаясь целиком в плену вульгарных бур-
жуазно-демократических идей»43.
Отказ рассматривать королевскую или царскую власть как аппарат
подавления народных масс иногда оправдывают ссылками на черновик
Энгельса «О разложении феодализма и развитии буржуазии». Этот
черновик не следует противопоставлять всем классическим положени-
ям «Анти-Дюринга», «Происхождения семьи, частной собственности и
государства» и других работ, где Энгельс изложил основы марксист-
ского понимания всякого государства, в том числе и феодального. В
этом фрагменте, как известно, не опубликованном при жизни Энгель-
са и неоконченном, он затронул лишь одну сторону вопроса о фео-
дальном государстве, не характеризуя всего вопроса в целом, и поэто-
му данный фрагмент можно понять правильно, только если брать его в
неразрывной связи со всеми коренными высказываниями Энгельса и
вообще классиков марксизма-ленинизма о государстве, о феодальном
государстве, в частности.
В этом тексте Энгельс подчеркивает связь королевской власти (не
вообще, а в ограниченных исторических рамках — в период ее возвы-
шения над феодальной раздробленностью) с прогрессивными элемен-
41 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 21, стр. 301–302. 42 В. И. Ленин. Как социалисты-революционеры подводят итоги революции и как рево-
люция подвела итоги социалистам-революционерам. — Поли, собр. соч., т. 17. стр. 346. 43 Там же, стр. 345–346.
365
тами, развивавшимися в недрах феодального общества, особенно с
буржуазией. Если взять это в отрыве от общего взгляда классиков мар-
ксизма-ленинизма на феодальное государство, можно ошибиться, по-
думать, что Энгельс считал средневековую монархию органом не дво-
рян, а буржуазии, органом, защищавшим не феодализм, а капитализм.
Если же взять это в связи с общим взглядом классиков марксизма-ле-
нинизма на феодальное государство, окажется, что Энгельс освещает
здесь лишь одну, хотя и очень важную сторону вопроса: использова-
ние дворянским, феодальным государством, в ходе его реконструкции,
для защиты феодализма от эксплуатируемого класса, всех тех рождав-
шихся в обществе прогрессивных, национальных элементов, какие
только удавалось привлечь к себе и подчинить себе, для того чтобы
продолжать господствовать над обществом.
Это в самом деле очень важная сторона вопроса, но рассмотреть ее
мы можем только теперь, после того как выяснили самую сущность
феодального государства.
Из основной сущности феодального государства — служить орга-
ном защиты феодального базиса от масс, борющихся против феодаль-
ной эксплуатации, непосредственно вытекала первостепенная полити-
ческая задача: изолировать крестьянство, т. е. основную антифеодаль-
ную силу, от всех и всяческих потенциальных его союзников или вре-
менных попутчиков. Крестьянство неизмеримо легче подавлять и
обуздывать, если оно выступает без какой-либо поддержки и руково-
дства со стороны городов, а также тех или иных фракций духовенства
или феодального класса. Политика королевской власти в отношении
буржуазии, ее взаимоотношения с фрондирующими аристократами и
церковью, словом то, что так давно кажется буржуазным историкам
средних веков главными политическими заботами королевской вла-
сти, — все это на самом деле в значительной мере было лишь решением
ею производной задачи: закрепить отрыв этих социальных сил от ее
главного противника — крестьянства.
Разумеется, историкам надо много заниматься и этими аспектами
истории феодального государства. Но действительно понять их можно
только после того, как понято главное, основное.
Так, например, много внимания привлекает в истории раннего сред-
невековья своеобразная прослойка между классом феодалов и классом
крестьян, которую все более отчетливо обнаруживают новейшие со-
ветские исследования44. Это — «мелкие вотчинники», «мелкопомест-
44 См. Е. А. Косминский. Исследования по аграрной истории Англии XIII века. М.–Л.,
1947; он же. О некоторых характерных чертах английского феодализма. — «Средние ве-
ка», вып. XVII, 1960; А. И. Неусыхин. Возникновение зависимого крестьянства как класса
раннефеодального общества в Западной Европе VI–VIII вв. М., 1956; Я. Д. Серовайский.
366
ные аллодисты» и т. д., так же как министериалы, фогты, словом, все
то, что, с одной стороны, возвышалось из среды крестьянства, откалы-
валось от основной массы крестьянства, но и не вошло вполне в состав
господствующего феодального класса, с другой стороны, все то, что
спускалось от феодального класса вниз — его слуги, его креатуры, от-
нюдь не сливавшиеся с крестьянской массой. Это был политически и
экономически очень активный слой. Несомненно, эти люди, в основ-
ной части вышедшие из верхушки самого крестьянства, может быть
отчасти впитывавшие в свои ряды как раз некоторую «неспокойную»,
социально активную часть крестьянства, в свою очередь оказывали
большое общественно-политическое влияние на крестьянскую массу,
то поддерживая, то сдерживая ее сопротивление феодализму. С другой
стороны, они же оказывали политическое давление на крупных феода-
лов, а позже и на королевскую власть.
Образование этого слоя — продукт неразвитости, бесперспективно-
сти крестьянского сопротивления феодализму. В античности рабы, при
успехе восстаний, иногда старались использовать победу лишь для то-
го, чтобы самим стать рабовладельцами. Так и для части крестьян в
средние века тенденция победы, если она маячила на горизонте, была
сплошь и рядом всего лишь тенденцией к переходу в ряды господ-
ствующего класса. Даже в конце средневековья бретонские крестьяне
во время восстания 1675 г. выставили требование, чтобы все дворян-
ские дочери выбрали себе мужей из крестьян и тем одворянили их.
Очень редко, но случалось, что тот или иной предводитель крестьян,
вступив в переговоры с властями, прокладывал себе или даже горстке
своих сподвижников дорогу в дворянство; история народных движе-
ний во Франции XVII в. знает такие случаи. Но все же эта тенденция
не типична для высшей формы крестьянского сопротивления — вос-
станий. Напротив, чем ниже форма крестьянского сопротивления
(следовательно, особенно в раннем средневековье), — тем типичнее
