слой, получающий более или ме-

нее привилегированное положение, всасывает в себя немало активных,

деятельных элементов крестьянства.

В результате этого раскола сословия «простолюдинов» совокупная

сила народного сопротивления феодальной эксплуатации терпела ог-

ромный и материальный и моральный ущерб. Причем вместе с про-

грессировавшим нарастанием силы крестьянского сопротивления не-

прерывно увеличивалась и социальная роль этой «средней» группы

(вернее, групп), расширялись предоставляемые ей господствующим

классом экономические, а отчасти и политические возможности.

Такова, наконец, последняя причина, объясняющая нам многовеко-

вую эластичную стойкость феодализма. Между двумя основными ан-

тагонистическими классами существовала прослойка. Сама по себе эта

«третья сила» вовсе не была силой. В течение долгой эпохи средневе-

ковья она отнюдь не представляла какого-нибудь нового способа про-

изводства в недрах старого. Это были просто промежуточные социаль-

ные слои, естественно возникающие там, где общество состоит из двух

антагонистических классов. Но именно благодаря огромной напря-

женности основного антагонизма эти средние слои приобретали из-

вестную самостоятельность, могли маневрировать, играть в некоторые

моменты роль арбитра, парализовать открытые классовые конфликты.

Отсюда и иллюзия, возникающая у историков, будто самое сущест-

венное, самое интересное, самое важное в истории средних веков — не

основной классовый антагонизм феодального общества, остающийся в

тени, а вот это осложняющее картину средостение.

В раннем средневековье такую роль играл уже упоминавшийся нами

слой «мелких вотчинников», «мелкопоместных аллодистов».

С возникновением городов начинается возвышение другого «сред-

него класса», как недвусмысленно называли в течение столетий всю

буржуазию. Она тоже вышла из недр крестьянства, из его деятельных

и в известном смысле «неспокойных» элементов. Она сложилась в ка-

честве общественной группы, ищущей себе места между двумя основ-

ными классами феодального общества и крепнущей благодаря их анта-

гонизму. Со слоем «мелких вотчинников» она находилась в тесном ге-

нетическом родстве. Подчас они выступали в тесном единстве, подчас

соперничали друг с другом за обладание ролью «арбитра» в общест-

венной борьбе.

Как «мелкие вотчинники», так и те зажиточные крестьяне, которые

становились ростовщиками, скупщиками и перекупщиками продуктов,

купцами, богатыми горожанами, были плодом самых нереволюцион-

ных тенденций среди средневекового крестьянства. Выше мы обозна-

чали норму феодальной эксплуатации, т. е. отношение прибавочного

продукта к необходимому, формулой П/Н. Всякая активность, направ-

442

ленная лишь к относительному или абсолютному увеличению знаме-

нателя в этой пропорции, не была, собственно говоря, революцион-

ной: она не отрицала в принципе феодальной эксплуатации. Но среди

нереволюционных форм противодействия феодальному гнету самым

нереволюционным было такое, которое было направлено не к измене-

нию в положении и отношениях целых классов, а к образованию из-

лишка в руках отдельных крестьянских хозяйств. В самом деле, о воз-

растании необходимого продукта закономерно говорить, только когда

это — возрастание его среднего общественного уровня, т. е. когда для

крестьянского класса в среднем увеличивается объем личного или хо-

зяйственного потребления, например, те или иные городские изделия

становятся обычными, общепринятыми в крестьянском доме. Или, до-

пустим, отменяется, отмирает та или иная феодальная повинность. Но

ничего этого нет, когда в тех или иных отдельных группах хозяйств

образуется избыток, «достаток», превышающий средний уровень не-

обходимого продукта и в то же время не достающийся эксплуататорам

в качестве прибавочного продукта.

Вот эта дополнительная величина, эта заявка на новый уровень не-

обходимого труда, если только ее устойчиво удается закрепить неко-

торой части крестьян, и является экономическим источником форми-

рования «третьей силы» в феодальном обществе.

Этот избыток становится в руках немногих тем, что отличает их от

многих. Здесь нет успеха сопротивления крестьянства как класса фео-

дальной эксплуатации. Напротив, это измена классу. Частичный успех

целиком присваивается прослойкой, группкой, которая тем самым де-

лает шаг к выходу из рядов крестьянского класса. Она и пространст-

венно в конце концов отделяет себя от крестьянства, превращаясь в

горожан. Зажиточные горожане ощутительно, зримо находились меж-

ду двух берегов: они отделились от крестьянства, но не вошли (за ис-

ключением городского патрициата) и в класс феодалов, как ни стара-

лись уподобиться этому классу и сблизиться с ним.

Но средневековые богатые горожане (как и богатые крестьяне) не

представляли никаких новых производственных отношений до тех

пор, пока не возник рабочий класс. Они были капиталовладельцами, но

это был ростовщический и купеческий (торговый) капитал. А ростов-

щический и купеческий капитал, как показано выше, не связан ни с ка-

ким определенным типом производственных отношений и гнездится в

порах докапиталистических способов производства. Поэтому нет ос-

нований считать средневековых буржуа «новым классом». Если их в

средневековой Франции называли «буржуа», т. е. горожанами (как и

ремесленников), то это нельзя смешивать со словами «буржуа», «бур-

жуазия» в современном смысле. Марксистская политэкономия пони-

мает под буржуазией класс, владеющий благодаря капиталу средства-

443

ми производства при капитализме (а также банкиров и торговцев, по-

лучающих долю совокупной прибавочной стоимости). Капиталы же

средневековых буржуа (бюргеров, богатых горожан) не имели отно-

шения к производству прибавочной стоимости.

Образование и рост капиталов средневековых горожан отвечали

определенной ступени в истории феодального способа производства:

периоду денежной феодальной ренты. Пока феодальное хозяйство но-

сило преимущественно натуральный характер, пока прибавочный труд

и прибавочный продукт крестьян присваивались феодалами в нату-

ральной форме (в форме отработочной ренты, ренты продуктами), не

было почвы для образования и применения денежных богатств. Разви-

тие денежной формы феодальной ренты создало эту почву: открылось

поле для деятельности посредников и кредиторов.

Таким образом, в течение нескольких столетий под «буржуазией»

был лишь феодальный экономический базис. Ясно, что это — «буржуа-

зия» в кавычках, буржуазия не в современном смысле слова. Энгельс и

называет ее «феодальной буржуазией». Это была прослойка феодаль-

ного общества, присваивавшая себе часть доходов основных феодаль-

ных классов. Подчас ее доходы носили даже открыто феодальный ха-

рактер: многие средневековые города имели в окрестностях своих кре-

постных или зависимых крестьян; такой город был коллективным фео-

далом, горожане получали феодальную ренту. Зажиточные средневе-

ковые горожане могли богатеть лишь благодаря обладанию теми или

иными феодальными привилегиями. Их собственность была неразрыв-

но связана с привилегиями. В свою очередь они обращали богатство на

покупку привилегий у феодалов и феодального государства. Иные по-

купали государственные должности: превращали свои накопления в

право быть слугами феодального государства и получать от него (или

от населения) жалование. Мелкие накопления обращались на кредито-

вание крестьян, — крестьянин со своего земельного надела платил до-

полнительную феодальную ренту ростовщику. Крупные накопления

шли на кредитование феодалов и монархии, т. е. служили для высасы-

вания части их феодальных доходов. «Финансисты», дававшие займы,

откупавшие сбор податей, притеснявшие народ именем власть имущих

и другой рукой грабившие самих власть имущих, подчас играли нема-

лую роль в политических перипетиях средневековой истории. Нако-

нец, к рукам купцов в виде торговой прибыли прилипало не что иное,

как частицы прибавочного продукта, создаваемого угнетенными клас-

сами феодального способа производства, — крестьянами, ремесленни-

ками, — частицы феодальной денежной ренты. Всякий представитель

феодального класса оставлял в руках купца эту частицу, когда пользо-

вался его услугами для покупки или продажи чего-нибудь.

Словом, исторические предшественники буржуазии не имеют в эко-

444

номическом смысле никакого отношения к капитализму. Поэтому их

общественное влияние, их политическую роль в средние века не при-

ходится объяснять зарождением и укреплением нового экономическо-

го уклада. Они вовсе не олицетворяли борьбу «нового» против «старо-

го». Они были плоть от плоти этого «старого». Только с зарождением

пролетариата буржуазия становится одним из носителей «нового».

Если говорить о политических предпосылках, благоприятствовав-

ших возвышению этого средневекового бюргерства, то дело было не в

какой-либо его антагонистичности феодализму, а в том, что коренной

антагонизм самого феодализма содействовал возвышению «среднего

класса». Средневековые горожане издавна успешно претендовали на

роль арбитра в окружавшей их борьбе гигантских классовых сил. Вся

средневековая история, начиная с XI–XII вв., полна политическими

маневрами «городов», выступавших в виде единого со всем народом

«третьего сословия» против феодального государства и в виде союзни-

ка феодального государства против простого народа. Такова была не

только политическая роль средневековой буржуазии: мы уже видели,

что в идеологической сфере ту же двойственную роль играли «бюргер-

ские ереси». По мере углубления основных противоречий феодального

строя значение «среднего класса», а вместе с тем и буржуазной город-

ской интеллигенции, все возрастало.

Как бы ни заполнял «средний класс» авансцену истории, нельзя за-

бывать, что свою видную роль он мог играть только потому, что суще-

ствовало это огромное напряжение противоречий феодализма. Город-

ские буржуа даже в ту пору, когда они были все вооружены, представ-

ляли ничтожную материальную силу сравнительно с теми гигантскими

материальными силами, борьба которых составляла подлинную основ-

ную черту феодального общества. Но чем дальше, тем больше обе сто-

роны искали союза с городами. Выше мы неоднократно говорили о

том, что с развитием крестьянских восстаний город делался центром

притяжения для крестьянской борьбы. Союз с городским плебейством

в огромной мере повышал мощь крестьянского восстания. Из города

крестьяне получали огнестрельное оружие. Когда плебейство распахи-

вало городские ворота для крестьянских отрядов, они сразу обретали

политический центр движения в масштабах области или даже страны.

Но поведение городского плебейства, как правило, контролирова-

лось бюргерством. Поэтому задачей феодального господствующего

класса и феодального государства было во что бы то ни стало привлечь

зажиточных горожан на свою сторону. И их привлекали предоставле-

нием им все более широких возможностей обогащаться, т. е. присваи-

вать часть дохода феодального общества. Конечно, дворянская монар-

хия забирала немало богатства горожан путем налогов и займов, но она

обычно вознаграждала их всевозможным покровительством, различ-

445

ными правами и привилегиями, которые открывали им пути к накоп-

лению и делали их верноподданными.

Таким образом «города» возвышались в феодальной антагонистиче-

ской среде как «третий радующийся». Зажиточные горожане занимали

все более заметное место в политической жизни. Чем более они обес-

печивали лояльность городского населения, а тем самым раскол на-

родного натиска на феодализм, тем больше возможностей богатеть да-

рила им сначала сословно-представительная, затем абсолютная монар-

хия. Но богатея, они не забывали сохранять контакт с народом, с ду-

хом крестьянско-плебейской массы, ибо этим они неустанно и повсе-

дневно напоминали, насколько необходима их лояльность, их полити-

ческая служба феодальному классу.

По мере зарождения предпролетариата владельцы накопленных бо-

гатств находили в нем еще один источник обогащения. Они, конечно,

не отдавали себе отчета, что этот источник качественно глубоко отли-

чен от всех иных. Они не подозревали, что, обращаясь к этому источ-

нику, они сами становятся качественно новым явлением: классом, од-

ним из двух рождающихся классов нового, капиталистического спосо-

ба производства. Они просто видели возможность извлекать доход из

найма рабочих. Не отказываясь от прежних источников обогащения,

ростовщичества и торговли, владельцы капиталов в тех странах и ис-

торических условиях, где можно было найти рабочие руки, занимались

предпринимательством. Разбогатевший ремесленник расширял свою

мастерскую, нанимая многих «подмастерьев»; купец подчинял себе

рассеянные в деревнях народные промыслы, т. е. находил невидимых

на первый взгляд рабочих, по внешности еще кажущихся мелкими хо-

зяевами, крестьянами. Владельцы капиталов со своей стороны всячески

способствовали дальнейшему, все более и более широкому росту кад-

ров пролетариата. Зачатки рабочего класса как магнит влекли к себе

капитал, а капитал в свою очередь делал возможным и толкал дальше

развитие рабочего класса.

Со времени зарождения мануфактурного капиталистического укла-

да в недрах феодального общества роль городской буржуазии (и го-

родской интеллигенции) стала еще более заметной, но довольно дол-

гое время это еще была по-прежнему роль «среднего класса». На пе-

реднем плане политической истории все заметнее видна то ее борьба с

низшей фракцией господствующего класса — дворянством, то с выс-

шей — феодальной аристократией. Подчас на переднем плане видна

даже не непосредственная борьба социальных группировок, а борьба

политических партий, учреждений и т. д. Но при всей конкретной

сложности политической и социальной обстановки в каждый данный

момент небольшого усилия научной мысли достаточно, чтобы