трудящихся и тем поставить их в безвы-

ходное экономическое положение, а помещику, чтобы не дать кресть-

янам возможности считать эту землю вполне своей или уйти на дру-

гую землю, приходилось прибегать к помощи закона, лишавшего кре-

стьян свободы, разрешавшего продавать их без земли, закрепощавшего

их или по крайней мере ставившего их в такое правовое положение,

чтобы они и при «свободе передвижения» принуждены были в любом

20 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 39, стр. 70. 21 Там же, стр. 76.

22 Там же, стр. 70.

23 Там же, стр. 76.

46

новом месте жительства все равно вступать в зависимость от другого

землевладельца.

Вдобавок в силу того же мелкого характера производства непосред-

ственный производитель был лишен далеко не всех средств; производ-

ства: он имел в своей полной личной собственности сельскохозяйст-

венные орудия, утварь, скот, птицу, продукты своего хозяйства, в том

числе семена для посева, удобрение, а также дом, хозяйственные по-

стройки и т. д. Почти только одна земля и противостояла ему как на-

ходящееся в чужой собственности условие труда, обособившееся по

отношению к нему и олицетворенное в земельном собственнике. Вот

эта неполнота отделения производителя от средств производства и

возмещалась внеэкономическим принуждением.

Раз непосредственный работник производства является собствен-

ником большинства средств производства и условий труда, необходи-

мых для обеспечения его существования, его экономические отноше-

ния с собственником земли должны дополняться прямым порабоще-

нием, личной зависимостью или личной несвободой в той или иной

степени — от крепостничества с обязательным барщинным трудом,

т. е. прикрепления к земле и господину, до простого оброчного обяза-

тельства24.

Во-вторых, одной поземельной зависимости было недостаточно

вследствие сравнительно низкого уровня производительности труда,

характерного как для рабовладельческой, так и для феодальной эпохи.

Только на относительно высокой ступени развития производства и са-

мого трудящегося как производительной силы становится возможным

отделение собственности на рабочую силу от собственности на лич-

ность работника производства. Феодал присваивал еще рабочую силу

не столько как умелость, как способность к конкретному высокопро-

изводительному труду, сколько как способность к простому труду во-

обще, — поэтому он и мог присваивать не собственно рабочую силу, а

только работника вообще, человека. Наемный рабочий продает как то-

вар свою умелую рабочую силу, свою способность к высокопроизво-

дительному труду, — поэтому его личность может уже не быть пред-

метом собственности; капиталист покупает этот нужный ему товар, и

дело обходится чисто «экономическим» принуждением, т. е. экономи-

ческой зависимостью работника от собственника всех прочих матери-

альных условий труда (орудий, сырья и пр.). При феодализме собст-

венность на рабочую силу (на способность к труду) еще почти неотде-

лима от собственности на самого трудящегося. Такого вида собствен-

ности, как собственность на рабочую силу, еще почти нет — ее заме-

няет неполная собственность на самого работника производства.

24 См. К. Маркс. Капитал, т. III, стр. 803.

47

Эта феодальная форма собственности на работника производства

выступает обычно в том же политическом, публичноправовом облаче-

нии, затуманивающем экономическую суть дела, как и феодальная соб-

ственность на землю. Иными словами, характерный для феодального

строя фетишизм охватывает и отношение собственности на людей:

последнее сплошь и рядом выглядит как «подданство». Например, в

последние столетия средневековья, когда в восточной Германии тор-

жествовало обнаженное «второе издание» личной крепостной зависи-

мости крестьян от помещиков, в западной Германии усилился деспо-

тизм мелкодержавных князей над своими подданными — крестьянами,

юридически лично свободными. Это — две разные формы той же лич-

ной несвободы. В раннем средневековье утрата личной свободы кре-

стьянином неизменно выступала под формой принятия им «подданст-

ва», «покровительства». Особенно наглядно в странах Востока поддан-

ство государству выступает как замаскированная форма личной фео-

дальной зависимости или несвободы. Эта форма так же маскирует ан-

тагонизм классов, как и товарно-рыночная форма экономических от-

ношений. Антагонизм как бы растворяется в этой всеобщей форме

подданства. Феодалы по отношению к другим феодалам — тоже под-

данные, и феодалы и крестьяне — подданные по отношению к госу-

дарству, держат земли как обеспечение военной службы: в случае

опасности для государства феодал явится «люден и оружен» со своими

полнонадельными крестьянами, — оказывается, и он получил свой

феод, и они получили свои наделы с одной и той же целью — нести

«государеву службу».

От «подданства» крестьянина до его обнаженной, юридически

оформленной личной несвободы — целая гамма переходов. Но и эта

прямая личная несвобода крестьян в феодальном обществе может вы-

ступать в очень многообразных юридических формах. Если мы знако-

мимся с положением крестьян в Киевской Руси по «Русской правде»,

мы видим здесь много разных групп зависимого крестьянства. Холопы,

смерды, рядовичи, закупы, релейные закупы, прощенники, изгои, пу-

щенники — все это разные группы зависимого крестьянства. Иными

словами, степень и характер личной зависимости меняются не только в

разных исторических условиях — даже в одно и то же время, в одном и

том же феодальном обществе наблюдается большое многообразие.

Точно так же, скажем, в Германии, примерно в ту же эпоху памятники

различают много разных форм и степеней личной несвободы крестьян.

Эта пестрота отражает процесс складывания крепостного крестьянина

из разных элементов и разными путями.

На разных ступенях развития феодализма также наблюдается изме-

нение степени личной несвободы. В большинстве стран Западной Ев-

ропы личное крепостное право исчезло уже в XIV–XV вв., но сослов-

48

ная неполноправность сохранялась, выражаясь в том, что крестьяне

подлежали суду своего помещика, и в других ограничениях личной

свободы. В Восточной Европе, напротив, крепостное право, тяготевшее

над личностью крестьян, в последние столетия феодальной эпохи

приобрело особенно полное развитие, выступало особенно обнажен-

но. В странах Азии рычагом внеэкономического принуждения нередко

выступает не крепостное право, а использование помещиком власти

общины над индивидом или же ростовщичества, приковывающего за-

должавшего крестьянина к месту.

Как видим, внеэкономическое принуждение является необходимым

спутником феодализма и играет немалую роль в феодальном произ-

водстве. Но историческая действительность показывает, что феодаль-

ный строй веками существовал как в условиях обнаженного крепост-

нического насилия, подчас даже близкого к рабству, например в Рос-

сии XVIII в., так и в условиях относительной личной свободы кресть-

ян; например, во Франции в последние столетия средневековья. Зна-

чит, этот признак, как слишком непостоянный, сам по себе не харак-

теризует основы феодальной экономики. С другой стороны, историче-

ская действительность показывает, что при любом видоизменении

феодального строя в разных странах и в разные эпохи главное средст-

во сельскохозяйственного производства — земля — неизбежно остава-

лось в монопольной собственности господствующего класса. Эта соб-

ственность господствующего класса на главное средство производства

и была постоянной, неизменной основой феодального строя. Лишь в

сочетании с собственностью феодалов на землю неполная собствен-

ность феодалов на работника производства выступает в своем действи-

тельном значении.

Эти два вида феодальной собственности необходимо связаны друг с

другом, дополняют друг друга, постоянно вызывая друг друга к жизни.

С одной стороны, как подробно показывает Маркс в 47-й главе III тома

«Капитала», принуждение является необходимым следствием фео-

дальной собственности на средства производства: из отделения вер-

ховной собственности на землю от «владения» землей, от собственно-

сти на прочие условия труда логически вытекает всегда сопутствую-

щее ему грубое, открытое принуждение крестьянина работать на вер-

ховного земельного собственника. С другой стороны, раз феодальная

земельная собственность с необходимостью повлекла за собой и эту

собственность на личность производителя, последняя в некоторых ус-

ловиях может стать настолько полной, настолько близкой к рабству,

что сама выступает как доминирующий вид собственности, и в таком

случае, как в рабовладельческом обществе, уже земельная собствен-

ность оказывается производным, побочным явлением. Это наблюдает-

ся тем более, чем более собственность на работника производства

49

приближается к полной, т. е. чем более она утрачивает характерный

для феодализма признак «неполной» собственности. Практически это

наблюдалось при самых крайних формах крепостничества. В. И. Ленин

писал, что на практике крепостное право в тех случаях, где оно приня-

ло наиболее грубые формы, «ничем не отличалось от рабства»25

.

Маркс в 37-й главе III тома «Капитала» отмечал, что земельная соб-

ственность может быть «лишь побочным моментом собственности оп-

ределенных лиц на личность непосредственных производителей, как

при системе рабства или крепостничества»26. Под «крепостничеством»

здесь Маркс имеет в виду не феодализм вообще, а такие его формы,

которые по полноте этого крепостного права, вернее, этого экономи-

ческого вида собственности, приближаются к рабству.

Следует пояснить, что вообще в марксистской литературе слово

«крепостничество» употребляется в трех разных смыслах: 1) как сино-

ним «феодализма», 2) для обозначения реальной (а не только юриди-

ческой) личной несвободы трудящихся, будь то в форме невозможно-

сти покинуть помещика, поместье или общину, будь то в форме долго-

вой зависимости и пр., 3) для обозначения закона, права, закреплявше-

го и обеспечивавшего это реальное отношение в виде «крепости» зем-

ле, помещику и т. д.

В этом последнем смысле Маркс, ссылаясь на Ковалевского, писал,

что в Индии не было крепостного права. Там не было соответствую-

щего государственного права, как скажем в России, но это в высокой

мере компенсировалось обычным правом — такой огромной властью

общины над личностью крестьянина, которая лишала его всякой воз-

можности переселения или изменения вида деятельности по своему

желанию.

Вообще можно сказать, что двумя основными органами закрепоще-

ния человека являлись а) государство и б) община, причем они то до-

полняли, то заменяли друг друга в этой функции.

Только учтя это, мы дадим ответ на вопрос, характерна ли неполная

собственность на работника производства и для стран феодального

Востока. Нередко она выступает в Азии в формах, не типичных для

Европы. В средневековой Индии имели место и такие хорошо знако-

мые науке явления, как продажа и покупка целых деревень с населени-

ем как источников фиксированных доходов. Но специфичнее и харак-

тернее для Индии необычайная власть над крестьянином сельской об-

щины. На первый взгляд может показаться, что община здесь противо-

стояла помещику или государству: признавала или не признавала те

или иные повинности, имела силу отказать в выполнении каких-либо

25 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 39, стр. 70. 26 К. Маркс. Капитал, т. III, стр. 642.

50

требований. Однако это скорее видимость, ибо индийская община не

только не имела возможности отвергнуть все феодальные повинности

в большей мере, чем русский «мир» или западная «сельская курия», но

гораздо крепче связывала крестьянина в интересах феодализма, чем

мог бы связать его любой закон. Верхушка индийской общины сама

феодализировалась и срасталась с классом феодалов. Подобную же

роль играла община в Китае и некоторых других странах Востока.

С общинными порядками в интересующем нас отношении тесно

связано и такое весьма специфичное для Востока, впрочем и не только

для Востока, явление, как наследственность профессий. Отсюда про-

истекала невозможность перехода рабочей силы из одной отрасли хо-

зяйства в другую — решающая помеха для сколько-нибудь развернуто-

го действия закона стоимости; это компенсировалось лишь более или

менее свободной перестановкой работников внутри многостороннего

хозяйства общины или семьи. Наиболее вопиющим выражением при-

крепления человека к профессии, к определенным формам труда, по-

требления, быта являлись индийские касты.

Если в странах Востока мы находим мало примеров классического

для Запада крепостного права, то роль государства в лишении трудя-

щегося свободы распоряжаться собой выражалась здесь не только в

подданстве, но подчас в прикреплении крестьян к месту уплаты нало-

га, что порождало и право розыска и насильственного возврата беглых

крестьян, как было, например, в Иране в послемонгольский период

XIII–XIV вв. В Афганистане прикрепление было связано с родопле-

менными традициями и т. д. Но все эти многообразные, зависящие от

местных исторических условий проявления одной и той же экономи-

ческой сущности не должны затенять от нас ее природы. Да