же коронное войско потеряло приблизительно 10 тыс. человек. Жолнеры роптали на коронного гетмана за то, что «их так много погибло и гибнет». И хотя к коронному гетману вскоре прибыла помощь, он уже утратил надежду на успех и пошел на переговоры.
Под Переяславом победа склонилась на сторону повстанцев. Они, однако, не смогли закрепить ее. Причиной этого, как и в предшествующих восстаниях, были противоречия в повстанческом лагере. Старшина и часть реестровцев искали соглашения с панами. Им удалось отстранить Тараса Федоровича от гетманства и поставить на его место своего человека — Антона Конашевича-Бута. Тарас Федорович с 10 тыс. повстанцев, противников соглашения, ушел на Запорожье. 29 мая, уже без них, был составлен компромиссный договор. Казацкий реестр увеличивался до 8 тыс. человек. Не вписанные в него повстанцы должны были вернуться к своим владельцам; реестровцы обязывались держать на Запорожье гарнизон в 2 тыс. человек (раньше была только 1 тыс.), немедленно возвратить пушки, захваченные у коронного войска, а также выступить по первому приказу короля на защиту Речи Посполитой.
Печать Коша Войска Запорожского. XVII в.
Порабощенные народные массы Украины с возмущением встретили Переяславский договор. К тому же Конецпольский нарушил его: возвратившись в Бар, он заявил, что казаки должны выполнять условия Куруковского договора и в начале 1631 г. отправил воинские части на постой в Киев, Нежин, Быков, Березань, Носовку, Девицу и другие города и местечки. Это вызвало новую волну недовольства. Так, нежинские мещане и окрестные крестьяне отказались впустить в город два полка жолнеров. А когда те попытались ворваться силой, население заставило их отступить. Выступления такого рода начались и на Правобережье — в Каневском и Черкасском староствах.
К повстанцам, как сообщали путивльские воеводы, обратился «из Запорог гетман черкаской Тарас», призывая, чтобы они «против поляков стояли все, а на шесть тысяч не выписывались»[262]. Вслед за этим Тарас Федорович выступил с запорожцами на помощь восставшим.
Однако старшине удалось разными способами удержать основную массу реестровцев от участия в восстании. Тарас Федорович с запорожцами вынужден был вернуться в Сечь. Вместе с ним на Запорожье ушел также полковник Дацко Белоцерковец с частью реестровцев.
События 20—30-х годов убедительно показывают, что запорожское казацтво играло выдающуюся роль в антифеодальной и освободительной борьбе украинского народа. Поэтому сейм, созванный в начале 1635 г. в Варшаве, подтвердил все предыдущие постановления, предусматривавшие полный разрыв связей украинского населения с Запорожьем. Особенно заинтересованы были в этом магнаты и шляхта Восточной Украины, откуда бегство крестьян приобрело внушительные масштабы.
Сейм признал также крайне необходимым построить крепость на Днепре и поставить там гарнизон из пехоты и конницы, обеспечив их необходимым снаряжением. Для этого из казны было выделено 100 тыс. злотых. Таким образом, магнатско-шляхетская Польша, утратив веру в реестровый гарнизон за Днепровскими порогами, решила поставить свой форпост около самого Запорожья.
Место для крепости было выбрано на высоком правом берегу Днепра около первого, Кодацкого порога, где река круто поворачивает на юго-запад. В июле 1635 г. работы по сооружению крепости были закончены. Кодак, представляя собой довольно сильное укрепление, грозно возвышался над Днепром.
Запорожцы прекрасно понимали значение Кодака в планах польского правительства. Около середины августа 1635 г., т. е. сразу же по окончании строительства крепости, возле нее неожиданно появился отряд во главе с Иваном Сулимой и захватил ее.
Польские правительственные круги были очень встревожены, считая, что выступление Сулимы могло стать сигналом к восстанию, которое охватило бы, вероятно, всю Украину. К тому же коронное войско с Конецпольским с весны 1635 г. находилось в Инфлянтах (Лифляндии) в связи с тем, что предвиделась война со Швецией. Адам Кисель (он временно замещал коронного гетмана) быстро составил план действий против Сулимы, намереваясь задушить восстание в самом зародыше. Согласно этому плану, предполагалось захватить Кодак с помощью обмана. Киселю удалось, воспользовавшись доверчивостью повстанцев, заслать в крепость своих людей. Кроме того, он двинул к Кодаку отряд реестровых казаков, завербованных при помощи подкупа и обещаний.
Во время тяжелой для запорожцев осады предатели организовали заговор, схватили Сулиму и пятерых его помощников и отправили в Варшаву для казни. Сулима был четвертован. В конце 1635 г. Кодак снова был занят правительственным гарнизоном.
Начало восстания 1637–1638 гг. Подавляя народное движение на Украине, магнаты в то же время стремились ликвидировать реестровое войско. На сейме, созванном в начале 1636 г., они открыто добивались роспуска реестра. «Разные польские паны, — писал бискуп Пясецкий, — став в киевских землях, главном средоточии казачества, владельцами огромных имений… желая увеличить свои доходы, старались уговорить сенат и короля уничтожить остатки казацких прав, которые, как им казалось, препятствовали осуществлению их намерений».
Но король и правительство не хотели, с одной стороны, лишиться самого дешевого, по существу дарового войска, каким был реестр, а с другой — боялись дальнейшего усиления магнатов. Их требование было отклонено. Тогда магнаты стали по-своему приводить к повиновению не только крестьян, но и реестровцев. Я. Данилович, например, сын русского воеводы и родственник Жолкевских, прибыв с большим отрядом жолнеров и шляхты (700 человек) в отданные ему Корсунское и Чигиринское староства, начал жестоко карать всех, кто оказывал даже наименьшее сопротивление его своеволию. На протесты реестровцев он отвечал циничной насмешкой. Такие действия папства лишь ускорили начало нового восстания. Весною 1637 г. часть реестровцев во главе с Павлом Михновичем Бутом (Павлюком) ушла на Запорожье. Павлюк принадлежал к богатому казачеству, но принял участие в походе Сулимы на Кодак и вместе с ним был схвачен и отправлен в Варшаву. Лишь счастливый случай спас его от казни.
Обеспокоенные положением в реестре, комиссар его Адам Кисель и польный гетман Николай Потоцкий в конце апреля 1637 г. созвали казацкую раду на р. Росава и провели там «чистку реестра». В нем остались только те, за кого поручились старосты и подстаросты. Там же казакам было роздано жалованье, которого они давно уже не получали. Кисель с облегчением писал, что наконец-то войско очищено и сведено в реестр. Но едва только Кисель и Потоцкий уехали с рады, как пришла весть: «очищенное» реестровое казачество стремится сбросить старшину и уйти на Запорожье, а население продает рабочий скот и покупает оружие.
Павлюк обратился с универсалом к украинскому народу, призывая его к восстанию. В первых числах августа 1637 г. повстанческое войско появилось «на волости». План Павлюка состоял в том, чтобы возможно скорее разгромить верных польскому правительству реестровцев и расширить восстание в Восточной Украине до прихода туда коронного войска. Оставшись в Крюкове, Павлюк «с разрешения и по приказу войска» отправил на Левобережье полковников Карпа Скидана и Семена Быховца с двумя или тремя тысячами человек. Скидан и Быховец должны были арестовать реестровых старшин, находившихся в это время в Переяславе, объединить вокруг себя местные повстанческие отряды и прибыть с ними в Чигирин.
Появление Скидана и Быховца на Левобережье содействовало усилению там народного движения. С помощью местного населения они вступили в Переяслав, схватили тогдашнего старшего реестра Кононовича, войскового писаря Онушкевича и многих других старшин и вернулись в Чигирин. По постановлению повстанческой рады арестованные были казнены. Среди тех старшин, кому удалось бежать, был заклятый враг восставших Ильяш Караимович. Явившись в Бар, он сообщил коронному гетману о происходящих на Поднепровье событиях и добавил, что следует ожидать еще худшего, так как восставшие собираются соединиться с донскими казаками и татарами и признать власть московского царя.
Конецпольский сразу же предупредил представителей власти и шляхты о новом народном восстании и приказал мстить семьям тех, кто присоединился к «бунту». «Карать их жен и детей и дома их уничтожать, ибо, — заявил он, — лучше, чтобы на тех местах росла крапива, нежели размножались изменники е. к. м. и Речи Посполитой». Были приняты меры для немедленного сбора войска. Но жолнеры собирались неохотно. Как пишет очевидец событий С. Окольский (доминиканец, служил капелланом в коронном войске, автор известного дневника кампании 1637–1638 гг.), «они взирали на новый поход не вполне благосклонным оком». Только 28 октября 1637 г., т. е. приблизительно через два-три месяца, коронное войско выступило из Бара. Вместе с надворными магнатскими командами и шляхетскими отрядами оно насчитывало около 6 тыс. человек. Начальствование над ними Конецпольский поручил Николаю Потоцкому. Войско двигалось на северо-восток четырьмя колоннами, чтобы сойтись у Белой Церкви, вблизи района восстания. Первым для сбора реестровых казаков отправился Караимович.
Тем временем восстание охватило довольно большую территорию Восточной Украины. Особенно успешно оно развивалось на Левобережье, значительная часть которого принадлежала Вишневецкому. Шляхта бежала на запад. Встретив толпы ее на сельских дорогах, патер Окольский насмешливо заметил: беглецы руководствовались тем святым правилом, что лучше лыковая жизнь, чем шелковая смерть. Подчеркивая размах восстания, Н. Потоцкий в ноябре писал: «На Заднепровье все до последнего оказачились. Княжеские (Вишневецкого) города — Ромны и все другие дают огромные толпы своевольников; и мой Нежин присоединился к ним». Несколько позднее Потоцкий снова писал: «Гультяйство сильно укрепляется на Левобережье; действительно, тут что ни холоп, то и казак».
В конце ноября Потоцкий с войском подошел к Белой Церкви, где его встретила жалкая кучка реестровцев (200 человек) с полковником Клишей. Между верхушкой реестра и «своевольниками» борьба шла повсеместно. Сложившееся положение корсунская старшина в письме Потоцкому охарактеризовала так: «Только бездельники… стремятся к своеволию, мы же, реестровые, помним свою присягу». Старшина просила Потоцкого ускорить военные действия против повстанцев.
Потоцкий и сам спешил не допустить соединения Чигиринских повстанцев с левобережными (тут, согласно реляциям севских воевод, их было 8 тыс. человек), чтобы разбить их по частям. «Это правило, — замечает Окольский, близкий к штабу польного гетмана и хорошо осведомленный в военном деле, — особенно важно в борьбе с казацкими восстаниями, которые быстро развиваются и охватывают всю Украину и Заднепрянщину, ибо на войне вообще, а в особенности в войне с казаками, необходимо искусство и быстрота».
Однако выступить на Чигирип Потоцкий не смог. Жолнеры не хотели идти дальше и требовали уплаты жалования. Напрасно офицеры уговаривали их больше думать о бессмертной славе, нежели о бренном злате. Тщетно со слезами уговаривал их и Потоцкий. Преодолеть страх жолнеров перед повстанцами и заставить их выступить в поход удалось лишь тогда, когда к Потоцкому прибыло подкрепление — Лука Жолкевский и другие паны со своими командами, а также коронная артиллерия.
Но в то время как Потоцкий ожидал подкрепления, Скидан с войском выступил из Чигирина на северо-запад — на Мошны (на р. Ольшанка). Сюда должны были подойти повстанцы из Левобережья и запорожцы, а также отряды каневских, стеблиевских и корсунских повстанцев — крестьян и реестровых казаков. Выступив навстречу Потоцкому, Скидан, таким образом, взял инициативу в
