в том числе барщину. Тщетно польские короли, исходя из своих интересов, пытались «заступиться» за казаков. Так, в письме от 9 апреля 1582 г. Стефан Баторий упрекал «украинных» воевод и старост за то, что те, не считаясь ни с правительством, ни со старшим реестрового войска, бросают казаков в тюрьмы, а после их смерти, даже когда у них остаются наследники, забирают имущество, принуждают казаков платить подати. Король приказывал не притеснять тех казаков, которые получают жалованье от правительства, не вмешиваться в их жизнь, за исключением таких случаев, когда дело идет об убийствах и «гвалтах» (насилии). Однако в Польше — стране со слабой центральной властью — не было силы, которая могла бы сдерживать магнатский произвол. Отношения между казаками, с одной стороны, магнатами и старостинской администрацией — с другой, все более обострялись.
Казак и казачка. Рисунок на полях карты Украины Г. Боплана. XVII в.
Отрицательно сказывалась на положении основной массы реестрового казачества непоследовательная политика правительства в отношении численности реестра. Во время войн оно призывало вступать в казацкое войско всех желающих, в том числе крестьян частновладельческих и королевских имений, а когда нужда в таких казаках проходила, подавляющую часть их правительство не только исключало из казацких рядов, но и настаивало на возвращении к прежним владельцам. Подобные «выписчики» всегда представляли собой бурлящую массу недовольных.
В то же время и казацкая старшина не упускала случая воспользоваться своей властью над казаками: принуждала к тяжелым работам, присваивала их жалованье, отбирала добычу и т. д. Произвол старшины особенно возрос после поражения крестьянско-казацкого восстания 1637–1638 гг. и принял такие формы, что даже летописец Самовидец — представитель старшинских кругов — считал положение простых казаков нетерпимым.
Все это приводило к упадку хозяйства части казаков. Обедневший казак пытался поправить свое положение путем займа у богачей, в результате чего попадал в долговую кабалу. По мере увеличения численности реестра (в конце XVI в. он насчитывал 1 тыс., а в начале XVII в. — 3 тыс. казаков) возрастало и число реестровцев, которых старшины и правительственные власти пренебрежительно называли «чернью». Казацкие низы часто выступали против реестровой верхушки, стараясь провести на старшинские должности своих кандидатов. Однако удавалось это очень редко, да и то на короткий срок. Когда, например, после смерти (1622) реестрового гетмана Петра Конашевича Сагайдачного казацкая рада избрала на его место, вопреки воле правительства, Олифера Голуба, король писал киевскому бискупу: «Победила, как видим, сильная чернь, не согласившаяся ни с пашей волей, ни с намерениями Речи Посполитой…». Казацкую чернь в ряде вопросов поддерживала значительная часть реестра.
В среде реестровцев происходил процесс дифференциации: меньшая часть богатела и сливалась с реестровой верхушкой, большая — беднела и пополняла ряды черни.
Социальное положение отдельных слоев казачества определяло и позицию, которую каждый из них занимал в конкретной политической ситуации. Казацкая середина, т. е. те казаки, которые занимали место между реестровой верхушкой и чернью, поддерживала то одну, то другую сторону или делила свои симпатии между противоположными лагерями.
Важным фактором, определявшим настроения реестровцев, было то, что над ними всегда висела угроза роспуска или сокращения реестра и, следовательно, закрепощения. Наконец, реестровое казачество, как и народные массы Украины, испытывало на себе всю тяжесть национально-религиозного гнета, резко усилившегося с конца XVI в.
Всем этим и объясняется тот факт, что во время народных восстаний конца XVI — первой половины XVII в. не только казацкие низы, но и среднее казачество переходило на сторону борцов против крепостничества и иноземных угнетателей.
Иную позицию занимала реестровая верхушка — она стояла за сохранение феодальных порядков, выступала против антифеодального движения в стране и вместе с тем стремилась обеспечить себе привилегии, пополнить реестр имущими элементами, расширить его территорию и права, а также ослабить национально-религиозный гнет. Это, однако, была легальная оппозиция польскому правительству, которая всегда (за исключением отдельных ее представителей) шла на соглашение с ним. В то же время известная часть старшины принимала участие в народных восстаниях, но рассматривала их лишь как средство давления на правительство с целью расширения своих привилегий и ослабления национально-религиозного гнета. Когда же народное движение принимало грозный для феодалов характер, старшина шла на компромисс с правительством, удовлетворяясь небольшими уступками.
Участие казачества в народных выступлениях. Усиление в конце XVI в. феодального и национально-религиозного гнета вызвало подъем народного движения. Участились выступления крестьян и горожан, к которым присоединялись «самовольные» и реестровые казаки. В 1585 г. казаки утопили королевского посланца шляхтича Глубоцкого. 16 марта следующего года отряд в составе нескольких сотен казаков и «хлопов порстых», которые «з сел се зобрали», с атаманом Лукьяном Червинским во главе напал на местечко Кодню и соседние польские имения. Участились нападения на имения подольской и белорусской шляхты. В 1590 г. отряды повстанцев под руководством Якова Осовского, Андрея Рогачевского и Федора Поло напали на имение магната Ходкевича в Быховской волости. Начались выступления в городах. Самое крупное из них произошло в 1589–1590 гг. в Белой Церкви против князя Острожского.
Стремясь подавить движение крестьян, казаков и горожан, польский сейм принял в 1590 г. специальное постановление: «Порядок в отношении казаков и Украины». Как название этого постановления, так и его содержание свидетельствуют о том, что активное участие в антифеодальном движении принимали также запорожские казаки. Коронному гетману и его заместителю предписывалось в ближайшее время выступить с коронным войском на Запорожье, изгнать оттуда «самовольных» казаков и поставить гарнизон из реестровцев. Вместе с тем он с помощью двух назначенных сеймом Комиссаров (дозорцев) обязан был строго следить за реестровцами и «самовольными» казаками.
Считая, очевидно, это постановление малодейственным, коронный гетман решил под присягой обязать урядников, в том числе сельских атаманов и войтов, прилагать все усилия к тому, чтобы никто не уходил не только на Запорожье, но даже в степь без письменного разрешения от своего сотника. Тех же, кто прибыл бы из Запорожья для покупки продовольствия или других запасов, а также для продажи чего-либо, велено было немедленно хватать и казнить. Более того, подлежали казня даже те урядники, которые в чем-либо потакали казакам. Для полного разрыва связей населения с Запорожьем универсалом от 25 июля 1590 г. было приказано построить в урочище Кременчуг, недалеко от порогов, крепость и поставить там гарнизон.
Одновременно был реорганизован реестр. С одной стороны, увеличивалась численность реестровцев, с другой — усиливалось давление государства на реестр и ограничивалось его самоуправление. Вводились новые должности — верховного начальника реестра и комиссара. Начальником стал князь Николай Язловецкий, комиссаром — другой магнат — Яков Претвич. Полковниками и сотниками в реестре отныне могли быть лишь шляхтичи. Некоторые старшины получили имения.
В борьбе с «украинским своеволием» король Сигизмунд III возлагал большие надежды на реорганизованное реестровое войско. Однако усиление феодально-крепостнического и национального гнета, социальные противоречия в разнородном по своему составу реестровом войске, рост численности «самовольного» казачества, а также домогательства роспуска реестра со стороны магнатов и шляхты привели к тому, что реестровое казачество не стало послушным орудием политики польского правительства. Во время народных восстаний основная масса реестровцев переходила на сторону восставших.
4. КРЫМСКОЕ ХАНСТВО. УСИЛЕНИЕ АГРЕССИИ ТУРЕЦКО-ТАТАРСКИХ ФЕОДАЛОВ НА ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКИЕ ЗЕМЛИ
Развитие феодальных отношений в Крыму. Во второй половине XVI — первой половине XVII в. в общественно-политическом и социально-экономическом развитии Крымского ханства происходили значительные изменения, связанные с завершением в нем процесса феодализации. В Крыму этот процесс имел свои особенности, но суть его была та же, что и в других государствах.
Феодальная верхушка Крымского ханства основным источником своего обогащения считала войны, а вернее грабительские набеги на соседние страны, прежде всего на украинские и русские земли. Доминиканец Э. Дортелли, длительное время проживавший в Крыму, писал, что «властители Татарии имели обыкновение идти воевать дважды в год или по крайней мере хоть один раз, но подобные предприятия следовало бы скорее называть разбоем, чем войной». Грабежи, захват и продажа невольников умножали богатства татарских феодалов. «Они до того обогатились добычею от частых набегов, — писал Мартин Броневский, посланник польского короля Стефана Батария к крымскому хану в 1578 г., — что знатнейшие из них не уступают даже [богатым] туркам».
В процессе постепенного развития Крымского ханства в нем окончательно сложился феодальный общественно-политический строй, сформировалась социальная структура общества.
Феодальная верхушка Крымского ханства состояла из нескольких наиболее именитых родов. Первое место среди них принадлежало роду Гиреев, обладавшему правом на ханский престол. Согласно древнему мусульманскому праву (так называемое чингисово торэ), в Крыму до начала XVII в. сохранялся обычай, по которому наследником хана назначался не его сын или ближайший родственник по генеалогической линии, а старший в роду Гиреев. Но этот принцип часто нарушался из-за открытой борьбы за власть между Гиреями. В 1607 г. хан Гази-Гирей с целью упрочения ханской власти установил новый порядок престолонаследия — от отца к сыну.
Вторым по значению человеком после хана был калга-султан, которому принадлежало право наследования. Калга имел свой двор с администрацией в Акмечети. Третьей фигурой среди высшей феодальной знати Крыма являлся нуреддин-султан (также из династии Гиреев), выполнявший обязанности телохранителя и личного посланца хана. Четвертое место в иерархической лестнице ханства принадлежало ор-бею — наместнику Перекопской бракы, т. е. начальнику перекопских укреплений, являвшихся важнейшим в стратегическом отношении пунктом ханства. Следующими по значению в придворной иерархии считались мать хана, жены и дочери. За ними следовали сераскиры, ведавшие управлением подвластными ханству ногайцами. Далее по придворному рангу шли сыновья хана. Официальными распорядителями и исполнителями воли хана были чиновники ханского двора — аги (более 150 человек), каждый из которых выполнял определенные обязанности.
Экономической основой социально-политической власти феодалов Крымского ханства была уже собственность на землю, закрепившаяся за ними в процессе перехода к оседлости татарского населения. Верховным собственником, владетелем всех земель считался хан. Это нашло отражение даже в поговорке: «Куда ступит копыто ханского коня, то и принадлежит хану». Вместе с тем существовало и личное ханское землевладение. Оно включало соляные озера вместе с улусами, занимавшими прилегающую территорию, леса по течению рек Альма, Кача и Салгир, а также пустующие земли.
Калга владел земельным уделом под названием калгалык. Бывшая родоплеменная знать — беи — сохранила за собой родовые владения — бейлики. Земля в бейликах принадлежала членам бейского рода — мурзам. Кроме того, мурзинское землевладение постоянно расширялось в связи с образованием служилого сословия. В качестве вознаграждения за службу широко практиковались пожалования земель. Со временем эти земли превращались в наследственное владение. Хан раздавал мурзам земли, как правило, со сложившейся уже в основном хозяйственной структурой — с колодцами, пашнями, сенокосами, садами, мельницами, зимовьями и летними пастбищами. Мурзам вменялось в обязанность продолжать заселение полученных земель.
Особой формой
