и др.) провозглашалась беспощадная борьба с побегами. Помимо решений, имевших общегосударственное значение, феодальное правительство издавало и отдельные приказы, направленные против беглых из того или иного воеводства и даже имения. В феврале 1569 г., во время работы Люблинского сейма, Сигизмунд II Август приказал киевскому и брацлавскому воеводам задерживать и выдавать феодалам бежавших от них людей: «О таковыхъ людях свовольныхъ достаточную вѣдомость давати и ничем их не утаивати не смели и к пойманню таковых людей вольныхъ, и не оселых» принимать меры. Король подчеркнул при этом, что такие люди очень опасны для Польско-Литовской державы[193].
Обеспокоенная убылью рабочих рук в своих имениях из-за массового бегства крестьян, шляхта Русского воеводства в 1597 г. настойчиво добивалась от сейма принятия эффективных мер для возвращения владельцам крепостных крестьян, бежавших от них в Киевское, Брацлавское и Волынское воеводства. Одновременно населению категорически запрещалось принимать беглых крестьян и предоставлять им убежище. Во время королевской ревизии 1563 г. в Кременецком повете местным жителям было приказано не держать у себя более трех дней неоседлых крестьян («людей неоселых, прихожих»), а об их приходе и уходе сообщать местным властям. Феодалы не без оснований боялись опасного для них влияния беглых на местных крестьян, «ибо от таких великие шкоды и злодейства в селах делаются»[194].
Распространенным явлением были так называемые местные побеги. Крестьяне, не выдержав непосильного гнета и издевательств «своих» панов, часто бежали к соседним феодалам (как правило, более сильным и богатым), которые, стремясь переманить крестьян в свои имения, устанавливали для них сначала меньшие повинности, предоставляли некоторые временные льготы («слободы»), Таким образом беглые крестьяне, хотя и на короткое время, облегчали свое положение. Со временем побеги крестьян приобретали все более массовый характер. Они все чаще бежали группами и даже целыми селами. Так, жители сел Килия, Печибоды, Пиддубцы, Богдановщина, Косенин, принадлежавших разным шляхтичам, в 1552 г., очевидно, заранее сговорившись, вместе с семьями, захватив скот и имущество, бежали в имения князя Острожского в том же Житомирском повете. В 1592 г. крестьяне с. Ростоцкое бежали в соседнее с. Киндиное того же Кременецкого повета. Подобные побеги наиболее характерны для Волыни, Галичины, Подолии и частично Западной Киевщины.
Часть беглых крестьян направлялась в города. В эпоху средневековья, отмечали К. Маркс и Ф. Энгельс, беглые крепостные «стекались в расцветавшие тогда города»[195]. В городах Украины, особенно на Поднепровье, бывшие крепостные крестьяне составляли значительную часть населения. В городах Поднепровья жили в основном выходцы из разных украинских земель. Вместе с тем там оседали русские и белорусы, главным образом из числа беглых крестьян.
В результате массового бегства украинских крестьян в города, особенно Поднепровья и Левобережья, в них быстро росло число «непослушных» жителей, т. е. тех, которые отказывались отбывать феодальные повинности. Как видно из люстрации, проведенной в 1616 г., во многих городах Поднепровья «непослушных» дворов было больше, чем «послушных». В Белой Церкви на 300 «непослушных» приходилось 300 «послушных», в Корсуни «непослушных» и «послушных» дворов было соответственно 1300 и 200, в Чигирине — 4500 и 50, в Каневе — 1500 и 150, в Черкассах — 800 и 150.
Несмотря на жестокие феодальные законы, направленные против беглых крепостных, побеги не только не прекращались, но и продолжали расти. С одной стороны, крестьяне не могли примириться с усилением феодальной эксплуатации и своим бесправным положением, а с другой — владельцы крупных латифундий, заинтересованные в рабочих руках, не желали пожертвовать своими личными выгодами ради интересов средней и мелкой шляхты и продолжали не только принимать, но и переманивать чужих крестьян, предоставляя им временные льготы. Так, когда в 1561 г. из имения Моковичи Владимирского повета Волынского воеводства в соседние села Киселино и Твердыня бежало пять «отчинных» крестьянских семейств, то управитель имения, куда входили эти села, категорически отказался возвратить беглых их владельцу. Точно так же поступили и в Любечском замке на Киевщине в 1562 г., куда бежали крестьяне из Радошинского имения.
В XVI в. в Русском государстве беглые («гулящие люди») составляли столь значительную часть населеция, что считались легальной категорией. С их существованием вынуждено было примириться даже правительство. «Гулящих людей» особенно много было на Чернигово-Северщине. В 1606–1607 гг. они составляли значительную часть основного ядра повстанческой армии Ивана Болотникова.
К побегу крепостные готовились заранее и тщательно. Даже буржуазные историки вынуждены были признать, что побеги крестьян не носили характера бездомного бродяжничества, как это утверждали феодалы, а представляли собой целенаправленное переселение на новые места.
Бегство крестьян, а также выходцев из других угнетенных слоев населения особенно усилилось с конца XVI в. Оно приобрело массовый характер и охватило все земли Украины. По далеко не полным данным, за 1595–1602 гг. только в Брацлавском и Киевском воеводствах крестьяне бежали из 425 сел, в том числе в 1600 г; из 159 сел Киевского воеводства.
Отказ от выполнения феодальных повинностей. Выступления крестьян против феодалов. Борьба крестьянства против эксплуататоров значительно усилилась со второй половины XVI в., что, как отмечалось, было обусловлено значительным ростом феодального гнета.
Одной из наиболее распространенных форм антифеодального протеста были жалобы крестьян на притеснение их феодалами. Жалобы крестьяне направляли во все инстанции, начиная от волостных и поветовых судов и кончая королем. Жалуясь на панов, управителей имений, арендаторов, королевскую администрацию, крестьяне приводили бесчисленные факты произвольного увеличения феодальных повинностей и изощренных издевательств над ними и их семьями. Поток жалоб из года в год увеличивался, хотя обычно они не давали результатов.
Все более частыми становились случаи отказа от выполнения феодальных повинностей. При этом крестьяне действовали целыми группами или даже селами. Как правило, крестьяне отказывались отбывать увеличивавшуюся барщину — наиболее обременительную для них отработочную ренту. Так, в 1579 г. крестьяне с. Оздова Волынского воеводства решительно отказались выполнять барщину. Подобные факты в те же годы имели место не только на Волыни, но и в Галичине, на Подолии, Западной Киевщине, где отработочная рента была наиболее обременительной.
Протестовали крестьяне и против увеличения других повинностей. Так, в местечках Любеч и Лоев, расположенных на Днепре, они заявили об отказе платить налоги, несмотря на то, что еще до Люблинской унии литовское великокняжеское правительство приняло «уставу» (закон, распоряжение) о наказании крестьян, уклонявшихся от уплаты денежного налога. Деньги с таких крестьян правительственные чиновники взимали «грабежом», т. е. силой.
Массовое неповиновение крестьян во всей Речи Посполитой, как свидетельствуют современники, имело место в 1587 г., что вызвало тревогу в среде феодалов.
Крестьяне выступали также против «волочной померы» и составления реестров, которые влекли за собой не только уменьшение крестьянских наделов, но и увеличение различных феодальных повинностей. Решительно возражали против «волочной померы» жители сел Старые и Новые Слободища Житомирского повета Киевского воеводства в 1593 г. Крестьяне заявили, что раздела земли на волоки не допустят, а если он будет произведен, перестанут выполнять повинности и уйдут в другие места.
Нередко крестьяне отказывались выполнять феодальные повинности в пользу церкви — церковную десятину. Так, крестьяне ряда сел Владимирского повета Волынского воеводства в 1568 г. отказались выполнять повинности в пользу Владимирской замковой церкви и священника, которого за издевательства над ними они называли убийцей. Крестьяне заявили также об отказе отбывать повинности в пользу замка.
Жители с. Горожаны Львовского повета Русского воеводства на протяжении трех лет (1568–1570) не выполняли феодальных повинностей. В конфликт вмешался сам король Сигизмунд II Август и принудил крестьян к повиновению. Крестьяне с. Батятичи (возле Каменки-Струмиловой в Галичине), не выдержав гнета и издевательств арендаторов, дважды подавали на них жалобы польскому королю (1544, 1593). Однако арендаторы продолжали жестоко эксплуатировать крестьян. В ответ на это жители села неоднократно отказывались выполнять феодальные повинности и с оружием в руках выступали против угнетателей.
Своеобразной формой антифеодальной борьбы являлись потравы посевов и сенокосов на землях светских и духовных феодалов, захват принадлежавшего им хлеба и сена. Так, в 1562 г. жители сел Романов, Воротков и Дорогостав Луцкого повета сжали и взяли себе рожь на церковных землях в соседнем с. Хорлупа, а также совершили потраву сенокоса.
Постоянную борьбу с феодалами крестьяне вели за право пользования сенокосами, лугами и пастбищами. Чаще всего, не имея возможности возвратить отобранные у них феодалами угодья даже через суд, они косили сено и выпасали скот на лугах, которые справедливо считали своими. Так, в 1563 г. жители с. Борисовичи Луцкого повета скосили и забрали сено на сенокосе помещицы Клевецкой, которым они прежде пользовались. Подобный случай имел место в 1565 г. в с. Выгуричи того же повета. Часто крестьяне захватывали панский скот и лошадей. Так, в с. Острый Луцкого повета в 1561 г. они увели лошадей, принадлежавших местному попу. Подобным образом поступили крестьяне шляхтича Козинского с. Туличев Владимирского повета, забрав часть лошадей из его табуна.
Феодалы-землевладельцы присваивали и общинные леса. Крестьяне не могли с этим примириться и продолжали использовать лес для своих нужд. Так, жители с. Суск Луцкого повета в 1561 г. совершили порубку в лесу князя Соколинского, которым они ранее свободно пользовались.
Бывали случаи нападения крестьян на обозы, принадлежавшие феодалам. Например, в 1562 г. крестьяне сел Горохов, Рачин и Белое Поле Луцкого повета, Завидов, Защипов и Конюхи Владимирского повета напали на обоз князя Порицкого и разобрали панское имущество.
Участились нападения крестьян на феодалов и их слуг. В 1558 г. через с. Ботын, восточнее Луцка, проезжал слуга князя Радзивилла, который вез с собой «невольника» (беглого крестьянина). Ботынские крестьяне отбили «невольника», забрали у слуги воз, лошадь и оружие. В 1561 г. крестьяне с. Рачин Владимирского повета напали на владимирского подстаросту князя Сангушко. В 1571 г. крестьянка Улита в с. Добрый Луцкого повета пыталась отравить шляхтича Добрынского и его жену, жестоко обращавшихся с ней. В с. Вишни возле Луцка в 1596 г. крестьяне убили некоего Табакшия, служившего пану Кандыбе и издевавшегося над ними. В 1586 г. крестьяне с. Колпитов Владимирского повета убили управляющего имением, а другого служилого шляхтича ранили.
Долго судился с крестьянами священник с. Сальная Львовского повета Русского воеводства, в конце концов добившийся, чтобы крестьяне платили ему церковную десятину. Возмущенные этим несправедливым решением суда, крестьяне убили попа.
В 1551 г. в Закарпатье, на Мараморощине, произошло первое стихийное выступление солекопов, большинство из которых принадлежало к числу феодально зависимых крестьян. Солекопов, протестовавших против каторжных условий труда, поддержали местные крестьяне.
Во второй половине XVI в. распространение получила и такая форма борьбы крестьян, как поджоги усадеб феодалов, их хозяйственных строений, урожая, сопровождавшиеся иногда убийством панов и их слуг. Документы этого времени содержат многочисленные данные о поджогах имущества магнатов и шляхты. Так, в 1561 г. крестьяне попытались поджечь хозяйственные постройки в имении княжны Б.
