вообще, чтобы апеллировать и опереться на чистую, незапятнанную, безбожную природу как последнюю основу своего бытия. Пока ты допускаешь отличие бога от природы, до тех пор ты оставляешь в силе человеческое отличие, до тех пор ты в этом первосуществе обожествляешь лишь собственную сущность; в самом деле:

для отличия от человеческого существа у тебя нет и ты не знаешь другой сущности, кроме природы; точно так же и наоборот: у тебя нет и ты для отличия от природы не знаешь никакого другого существа, кроме существа человеческого.

45

Взгляд на человеческое существо, как на существо, отличное от человека, как на существо предметное, другими словами: опредмечивание человеческого существа опирается на предпосылку очеловечения предметного существа, отличного от человека. Это есть взгляд на природу, как на человеческое существо. Поэтому с этой точки зрения творец природы есть не что иное, как сущность природы, помощью абстракции отличенная и отвлеченная от действительной природы, от природы как предмета чувств, – сущность природы, помощью силы воображения превращенная в человеческое или человекоподобное существо, популяризированная, антропоморфизированная или персонифицированная. Поэтому воля и ум представляются человеку основными силами или причинами природы лишь потому, что непроизвольные действия природы в свете его рассудка кажутся ему преднамеренными, целенаправленными, а следовательно, природа – разумным существом или во всяком случае – чистым предметом разума. Как все видимо для солнца – бог солнца «Гелиос все видит и слышит», – потому что человек все воспринимает в свете солнца, – так же точно само по себе все есть нечто мыслимое, потому что оно мыслится человеком, есть создание разума, потому что оно является для него объектом разума. Поскольку человек измеряет звезды и расстояния их друг от друга, постольку они сами по себе измерены; раз для познания природы человек применяет математику, то, значит, она была применена и при создании природы; раз человек предвидит цель движения, результат развития, отправление органа, то и сама по себе эта цель есть нечто предусмотренное; раз человек может себе представить по положению или направлению небесного мирового тела противоположное направление, даже бесчисленное множество других направлений, но при этом замечает, что если бы это направление отпало, то вместе с ним отпал бы целый ряд плодотворных, благоприятных следствий, почему в этом ряде он усматривает основание, из которого вытекает именно это, а не другое направление, – значит, оно действительно изначала выбрано с изумительной мудростью, с учетом ее благодетельных следствий, из множества других направлений, которые, однако, существуют только в голове человека. Таким образом, для человека непосредственно, без всякого различия, принцип знания совпадает с принципом бытия, мыслимая вещь – с действительной вещью, мысль о предмете – с сущностью предмета, апостериорное – с априорным. Человек мыслит о природе иначе, чем она есть; нет ничего удивительного, что в качестве основания и причины ее действительности он предполагает другое существо помимо нее самой, существо, данное лишь его голове, более того, – представляющее собой сущность его собственного ума. Человек переворачивает естественный порядок вещей, он ставит мир вверх ногами в буквальном смысле этого слова вершину пирамиды он делает ее основанием, первое – в уме и для ума, логическое «почему» он превращает в первое действительности, в обусловливающую причину. Основание вещи в уме предшествует самой вещи. Вот почему разумная, или рассудочная, сущность, мысленная сущность не только логически, но и физически составляет для человека изначальную сущность, основную сущность.

46

Тайна телеологии – в противоречии между необходимостью природы и произволом человека, между природой, какова она в действительности, и природой, как она представляется человеку. Если бы Земля занимала другое место, например место Меркурия, то все бы погибло от невероятной жары. Как мудро Земля оказалась водворенной именно туда, где ей подобает быть по ее составу. Но к чему сводится эта мудрость? Просто – к противоречию, к противоположности по отношению к человеческой глупости, которая произвольно, мысленно ставит Землю не на то место, где она в действительности находится. Если ты с самого начала оторвешь друг от друга то, что существует в природе в неразрывном виде, как, например, астрономическое место мирового тела и его физический состав, то, разумеется, задним числом, единство природы представится тебе целесообразностью, необходимость – планом, действительное, необходимое, совпадающее с своей сущностью местонахождение небесного тела покажется тебе разумным, правильно предусмотренным, правильно рассчитанным, мудро избранным местоположением, в противоположность тому неподходящему месту, которое ты измыслил и выбрал. «Если бы снег был черного цвета или черный цвет был преобладающим в полярных странах… то все полярные области земли представляли бы собой мрачную пустыню, несовместимую с органической жизнью… Так распределение цветов в отношении тел… представляет одно из лучших доказательств целесообразного устройства мира». Разумеется, если бы человек не делал черное из белого, если бы человеческая глупость не распоряжалась произвольно природой, то и божественная мудрость не царила бы над землей.

47

«Кто внушил птице, что ей достаточно поднять свой хвост, чтобы полететь вниз, и что ей достаточно его опустить, чтобы взлететь выше. Нужно быть совершенно слепым, чтобы при полете птицы не заметить высшей мудрости, которая подумала за птиц». Разумеется, нужно быть слепым, но, умея распознавать природу, мы не понимаем человека, который из своей сущности делает прообраз природы, силу своего ума превращает в изначальную силу, полет птиц ставит в зависимость от понимания механики полета, отвлеченные от природы понятия превращает в законы, применяемые птицами в полете, – наподобие всадника с его правилами верховой езды, наподобие пловца с его правилами плавания, – однако с тем отличием, что применение искусства летания у птиц – врожденное, изначала присущее. Но полет птиц вовсе не есть искусство. Искусство имеется лишь там, где есть то, что искусству противоположно, где орган выполняет функцию, не связанную с ним непосредственно и необходимо, не исчерпывающую его сущность, а являющуюся лишь особой функцией наряду с многими другими действительными или возможными функциями того же органа. Птица не может летать иначе, чем она летает, не может и не летать, она должна летать. Животное в состоянии делать лишь то единственное, что оно делает, а помимо этого не может ничего, и только потому оно может мастерски, непревзойденным образом осуществлять эту единственную деятельность, что ему недоступно ничто другое, что в этой одной функции оно исчерпывает всю свою способность, эта его функция совпадает с самим существом данного животного. Поэтому, если ты без предположения ума, действующего за животных, не можешь себе объяснить деятельность и функции животных, а именно низших животных, одаренных так называемым художественным инстинктом, то это происходит в связи с твоим предположением, будто предмет их деятельности есть такой же предмет, какими оказываются предметы твоего сознания и ума. Если ты себе представляешь продукты деятельности животных как художественные продукты, как результат произвола, то, разумеется, тебе естественно предположить и ум как их причину, – ведь произведение искусства предполагает выбор, цель, ум, а, следовательно, поскольку тебя опять-таки опыт учит, что сами животные не мыслят, ты заставляешь другое существо мыслить за них. Вообще во всех умозаключениях от природы к бытию бога, посылка, предпосылка – человеческого происхождения; неудивительно, что в результате получается человеческое или человекообразное существо. Если вселенная – машина, то, естественно, должен быть и механик. Поскольку естественные существа так же друг к другу равнодушны, как человеческие индивидуумы, которых, например, может объединить и использовать для какой-нибудь произвольной государственной цели, например для военной службы, лишь высшая власть, постольку, разумеется, должен существовать регент, властитель, главнокомандующий природы, «капитан облаков», если природа не захочет раствориться в «анархии». Так, первоначально человек бессознательно превращает природу в человеческое творение, иными словами, превращает свою сущность в суть природы; поскольку же он после этого или одновременно замечает различие между произведениями природы и произведениями человеческого искусства, то эта его собственная сущность кажется ему чем-то другим, но аналогичным, сходным. Поэтому смысл всех доказательств бытия божия лишь логический или, скорее, антропологический, поколику и поелику и логические формы – формы человеческого существа.

«Можете ли вы дать совет пауку, как протянуть нити от одного дерева к другому, от одного конька крыши до другого, от одной высоты по эту сторону реки к другой – по ту сторону? „Ни в какой мере; но думаешь ли ты, что тут нужен совет, что паук находится в том же положении, в каком бы оказался ты, если бы тебе пришлось головным путем решать эту задачу, что для него, как для тебя, существует „по ту сторону“ и „по эту сторону?“ Между пауком и предметом, к которому он прикрепляет нити своей паутины, такая же тесная связь, как между твоими костями и мускулами; ведь внешний предмет для паука есть не что иное, как опорная точка нити его жизни, опора для его орудия ловли. Паук не видит того, что видишь ты; все разделения, отличия, расстояния для него совсем не существуют, во всяком случае не существуют так, как они даны оку твоего разума. Что для тебя является неразрешимой теоретической проблемой, то делает паук, не применяя никакого ума и, следовательно, без всех тех затруднений, которые существуют только для твоего ума. «Кто поведал травяным вшам, что они в большем изобилии найдут на ветке осенью себе пропитание в почке, чем в листе? Кто им показал путь к почке, к ветке? Для травяной вши, родившейся на листе, почка не только отдаленная, но совершенно неизвестная область. Я молюсь творцу травяной вши и червеца и умолкаю“. Конечно, тебе приходится замолчать, если ты превращаешь травяную вошь и червеца в проповедников теизма, если ты им подсовываешь свои собственные мысли, ибо только для человекообразной травяной вши почка – отдаленная и неизвестная область, но не для вши самой по себе; для нее лист существует не как лист и почка не как почка, но как усвояемое, как бы сродное ему химически вещество.

Поэтому только отражение твоего собственного глаза, заставляющее тебя в природе усматривать творчество всевидящего глаза, понуждает тебя выводить из головы мыслящего существа те нити, которые паук извлекает из своего заднего прохода. Для тебя природа только представление, только зрелище, ласкающее твой взор; поэтому ты веришь, ты думаешь, что то, чем восхищается твой глаз, движет и управляет также природой; небесный свет, в котором тебе является природа, ты превращаешь в небесное существо, ее создавшее, зрительный луч ты превращаешь в рычаг природы, зрительный нерв – в двигательный нерв мирового целого. Выводить природу из мудрого творца – значит родить детей одним взглядом, значит утолять голод аппетитным запахом пищи, значит благозвучием тонов двигать скалами. Если гренландец думает, что акула происходит из