Предоставь мне поступать так же, как это предоставлено тебе. Уважай то, что принадлежит им как их собственность; целесообразно пользуйся тем, что принадлежит тебе.
Такя должен действовать; сообразно же своим действиям я должен мыслить. Я вынужден, следовательно, рассматривать эти вещи как подчиненные собственным, независимым от меня, хотя через меня познаваемым, естественным законам, и приписывать этим вещам независимое от меня существование. Я вынужден верить в такие законы; моей задачей становится их исследование, и прежнее пустое умозрение исчезает, как исчезает туман при восходе солнца.
Одним словом, для меня вообще не существует никакого чистого бытия, которое не затрагивало бы мои интересы и которое бы я созерцал только ради созерцания; только благодаря отношению ко мне существует все, что вообще для меня существует. Но вообще возможно только одно отношение ко мне; все остальные отношения лишь разновидности этого: это мое назначение, состоящее в том, чтобы нравственно действовать. Мир для меня — объект и сфера осуществления моих обязанностей и абсолютно ничего больше; другого мира или свойств этого моего мира для меня не существует; всех моих способностей и всех способностей конечного недостаточно, чтобы познать этот другой мир. Все, что для меня существует, только благодаря отношению ко мне заставляет признать свое существование и свою реальность, и только благодаря отношению ко мне я могу это познать. Для восприятия же иного существования у меня нет органа.
661
На вопрос: действительно ли существует такой мир, какой я себе представляю, я не могу ответить ничего более основательного и возвышающего над всеми сомнениями, кроме следующего: я несомненно и истинно имею эти определенные обязанности, которые представляются мне обязанностями по отношению к известным объектам и в известных объектах; это такие обязанности, которые я не могу и представлять и выполнять, как только в таком мире, каким я его себе представляю. Даже для такого человека, который никогда не думал о своем нравственном назначении, если бы такой человек был возможен, и для такого, который вообще думал о своем назначении, но не составлял никакого плана для его осуществления, хотя бы в неопределенном будущем, даже для этих людей чувственный мир и вера в его реальность возникают из понятия о моральном мире. Если он и не постигает морального мира путем сознания своих обязанностей, но он все же его несомненно постигает путем требования осуществления своих прав. То, чего он от себя, может быть, никогда не потребует, он потребует от других по отношению к себе; он потребует от них, чтобы они относились к нему обдуманно, рассудительно, целесообразно не как неразумные, а как свободные и самостоятельные существа; и для того, чтобы они могли выполнить это требование, он должен их мыслить разумными, свободными, самостоятельными и независимыми от силы природы существами. Если он тоже, пользуясь и наслаждаясь окружающими объектами, не ставит себе иной цели, кроме наслаждения, то он требует для себя этого наслаждения как права, в осуществлении которого ему никто не должен мешать, и таким образом распространяет нравственное понятие и на неразумный чувственный мир.
662
Никто, живущий сознательно, не может отказаться от этих притязаний на уважение к своей разумности, самостоятельности и сохранению своего существования; и, по крайней мере, с этими притязаниями связываются в его душе серьезное отрицание сомнения и вера в реальность, если они не связываются в его душе с признанием нравственных законов.
Стоит только затронуть того, кто отрицает собственное нравственное назначение, твое существование и существование телесного мира — если он не делает этого только для того, чтобы испытать до чего может дойти умозрение — стоит его только затронуть на деле, то есть начать осуществлять в жизни его основные положения и обращаться с ним, как будто он не существует или представляет собой кусок грубой материи, — он быстро оставит шутки и серьезно рассердится на тебя; он тебя серьезно упрекнет за такое обращение с ним; будет утверждать, что ты не должен и не смеешь так поступать. Следовательно, он в действительности признает, что ты можешь на него воздействовать, что существует он, существуешь ты и существует среда воздействия тебя на него и что, по крайней мере, ты имеешь по отношению к нему обязанности.
Итак, не воздействие мнимых вещей вне нас, которые ведь существуют для нас и для которых мы лишь постольку существуем, поскольку мы о них уже знаем; также и не пустая творческая способность нашего воображения и мышления, продукты которой действительно будут представляться как пустые образы, но необходимая вера в нашу свободу и силу, в наше истинное действование, в определенные законы человеческих действий, — вот на чем основывается сознание вне нас существующей реальности; и это сознание само лишь вера, так как оно необходимо вытекает из веры, но вера в нашу свободу. Мы должны признать, что мы вообще действуем и что мы должны действовать определенным образом; мы принуждены принять определенную сферу этого действия; эта сфера — действительно, на са-
663
мом деле, существующий мир, такой, как мы его находим; и наоборот — этот мир исключительно только сфера наших действий и ничего больше. Из этой потребности действовать вытекает сознание мира, а не наоборот — сознание, потребность действовать из сознания мира; потребность действовать — первоначальное; сознание мира — производное. Мы не потому действуем, что познаем, а познаем потому, что предназначены действовать. Практически разум есть корень всякого разума. Для разумного существа законы действия непосредственно достоверны; мир же достоверен только потому, что достоверны эти законы. Мы не можем их отвергнуть, не погрузив в то же время весь мир и нас самих в абсолютное ничто; мы возвышаемся из этого ничто и удерживаемся над ним только благодаря нашей моральной сущности.
II
Я непременно должен делать нечто, чтобы оно осуществилось, и не должен делать чего-нибудь другого для того, чтобы оно не осуществилось. Разве я могу действовать, не имея перед своими глазами цель, не направляя своих стремлений на то, что может и должно осуществиться только благодаря моим действиям? Могу ли я желать, не желая ничего определенного? Никогда! Это совершенно противоречит природе моего духа. К каждому действию в моем мышлении непосредственно и согласно законам этого мышления присоединяется еще не существующее бытие, — состояние, к которому мои действия относятся как действующее к сделанному. Однако эта цель моих действий не должна быть поставлена передо мной сама по себе какой-либо естественной необходимостью, определяя затем мой образ действий. Я не должен иметь цель только потому, что я ее имею, и только после того, как я поставил себе цель искать способы осуществления этой цели. Мои действия не должны зависеть от цели, я должен действовать определенным образом только потому, что я должен именно так действовать, это — прежде всего.
664
Из этого образа действий нечто вытекает — подсказывает мне мой внутренний голос. Это нечто становится для меня целью, потому что я должен совершать действие, которое есть средство для его, и только для его осуществления. Я хочу, чтобы это нечто стало действительно существующим, потому что я должен так действовать, чтобы оно стало действительно существующим, подобно тому как я хочу есть не потому, что передо мной находится кушанье, но нечто становится для меня кушаньем, потому что я хочу есть; так же я действую именно так, как я действую не потому, что нечто представляет для меня цель, но нечто становится для меня целью, потому что я должен действовать. У меня нет заранее перед глазами точки, по направлению которой я должен вести мою линию и которая своим положением определила бы направление линии и угол, который она составит; но я просто провожу линию под правильным углом, и этим определяются все точки, по которым пройдет линия. Цель определяется не содержанием веления, а наоборот: непосредственно данное содержание веления определяет цель.
Я говорю: веление действовать само по себе ставит мне цель. То же самое, что заставляет меня думать, что я именно так должен действовать, заставляет меня также верить, что из моих действий произойдет нечто. Оно открывает перед очами моего духа иной мир, который во всяком случае есть мир, состояние, не действие, но другой и лучший мир, чем существующий перед моим чувственным оком, оно заставляет меня страстно желать этого лучшего мира; всем своим существом обнимаю я его и стремлюсь к нему, только в нем живу и только им удовлетворяюсь. Это веление само по себе обеспечивает мне несомненное достижение этой цели. Также строй мыслей, который направляет все мое мышление и всю мою жизнь на это веление, так что я ничего
665
не вижу помимо него, — ведет вместе с собой непоколебимое убеждение, что все обещания этого веления несомненно истинны, и уничтожает возможность думать противоположное. Живя в повиновении этому велению, я вместе с тем живу в созерцании его цели, живу в лучшем мире, который оно обещает.
Даже при простом наблюдении мира, как он есть, независимо от внутреннего моего веления, проявляет себя в глубине моей души желание, стремление, нет, даже не просто желание, но безусловное требование лучшего мира. Я обращаю свой взгляд на существующие между людьми отношения, на их отношение к природе, на слабость их сил и силу их влечений и страстей. В глубине моей души непреодолимо звучит голос: так дальше не может продолжаться, все должно измениться и улучшиться.
Я совершенно не могу считать настоящее положение человечества таким, в каком бы оно могло всегда оставаться, считать его полным и последним назначением человечества. Тогда бы все было сном и заблуждением, не стоило бы труда жить и вести эту повторяющуюся, ни к чему не приводящую бессмысленную игру. Только постольку это состояние человечества имеет ценность, поскольку я его рассматриваю как средство и переходную ступень к лучшему состоянию; не ради него самого могу я возносить этот мир, наблюдать его и радостно осуществлять мое дело, но ради того лучшего мира, который он подготавливает. Моему духу нет места в настоящем, он не может ни на мгновение оставаться здесь; он непреодолимо отрывается от него; к лучшему будущему неудержимо стремится моя жизнь.
Я ем и пью только для того, чтобы потом опять почувствовать голод и жажду, и мог бы пить и есть до тех пор, пока бы меня не поглотила открывшаяся перед моими ногами могила и я сам превратился бы в пищу червей? Разве я производил подобные мне существа только для того, чтобы они ели, пили, умирали и оставляли
666
после себя существа, которые бы то же делали, что и они? К чему этот непрестанно возвращающийся в себя круг,
