случае в нас еще не развилась в достаточной мере; мы сами еще стоим на низшей ступени получеловечности или рабства. Мы еще сами не созрели до чувства нашей свободы и самодеятельности, так как в противном случае мы непременно хотели бы видеть вокруг себя подобных нам, т. е. свободных, существ. Мы рабы и хотим держать рабов. Руссо говорит: иной считает себя господином других, будучи более рабом, чем они; он мог бы еще правильнее сказать: всякий, считающий себя господином других, сам раб*. Если он и не всегда действительно является таковым, то у него все же рабская душа, и перед первым попавшимся более сильным, который его поработит, он будет гнусно ползать. Только тот свободен, кто хочет все сделать вокруг себя свободным и действительно делает свободным благодаря известному влиянию, причину которого не всегда замечали. Под его взором мы дышим свободнее, мы чувствуем себя ничем не придавленными, не задержанными, не стиснутыми, мы чувствуем необычайную охоту быть всем и делать все, чего не запрещает уважение к самим себе.

* Эту идею впоследствии более детально разовьет Гегель в «Феноменологии духа».

Человек может пользоваться неразумными вещами как средствами для своих целей, но не разумными существами; он не смеет даже пользоваться ими как средством для их собственных целей; он не смеет на них действовать как на мертвую материю или на животное, чтобы только при их помощи достигнуть своей цели, не считаясь с их свободой. Он не смеет сделать добро-

742

детельным, или мудрым, или счастливым ни одно разумное существо против его воли. Не говоря уже о том, что это усилие было бы тщетным и что никто не может стать добродетельным, или мудрым, или счастливым иначе, как только благодаря своей собственной работе и усилиям, не говоря, следовательно, о том, что это не в силах человека, он даже не должен этого хотеть, хотя бы он это мог или считал, что может, — потому что это несправедливо, и тем самым он попадает в противоречие с самим собой.

Посредством закона полного формального согласия с самим собой общественное стремление определяется также положительно, и таким образом мы получаем настоящее определение человека в обществе. Все индивидуумы, принадлежащие к человеческому роду, отличны друг от друга; только в одном они вполне сходятся: это их последняя цель — совершенство. Совершенство (Vollkommenheit) определено только одним образом, оно вполне равно самому себе. Если бы все люди могли стать совершенными, если бы они могли достигнуть своей высшей и последней цели, то они были бы совершенно равны между собой, они были бы чем-то единым, единственным субъектом. Теперь же каждый в обществе стремится сделать другого более совершенным, по крайней мере по своим понятиям, поднять его до своего идеала, который он имеет о человеке. Следовательно, последняя высшая цель общества — полное согласие и единодушие со всеми возможными его членами. Но так как достижение этой цели, достижение назначения человека вообще предполагает достижение абсолютного совершенства, то это точно так же недостижимо, как и то недостижимо, пока человек не перестанет быть человеком и не станет богом. Полное согласие со всеми индивидуумами есть, следовательно, хотя и последняя цель, но не назначение человека в обществе.

743

Но приближаться и приближаться к этой цели до бесконечности — это он может и это он должен. Это приближение к полному согласию и единодушию со всеми индивидуумами мы можем назвать объединением. Следовательно, объединение, которое должно становиться по сплоченности все более крепким, по объему все более обширным, есть истинное назначение человека в обществе; но так как все люди согласны и могут быть согласными только относительно своего последнего назначения, это объединение возможно только благодаря совершенствованию (Vervollkommnung). Поэтому мы с таким же основанием можем сказать: общее совершенствование, совершенствование самого себя посредством свободно использованного влияния на нас других и совершенствование других путем обратного воздействия на них как на свободных существ — вот наше назначение в обществе.

Чтобы достигнуть этого назначения и постоянно достигать его все больше, для этой цели мы нуждаемся в способности, которая приобретается и повышается только посредством культуры, и именно в способности двоякого рода: способности давать или действовать на других как на свободных существ и восприимчивости, или способности брать пли извлекать наибольшую выгоду из воздействия других на нас. Об обеих мы будем говорить в свое время особо. В особенности надо стремиться сохранить для себя последнюю также и при наличии высокой степени первой способности. В противном случае человек останавливается и благодаря этому идет назад. Редко кто-нибудь бывает таким совершенным, что он не мог бы развиться благодаря всякому другому в каком-нибудь отношении, которое, быть может, кажется ему неважным или им не замечено.

Я знаю мало более возвышенных идей, м.г., чем идея этого всеобщего воздействия всего человеческого рода на самого себя, этой непрекращающейся жизни и стремления, этого усердного соревнования в давании и получении (самое благородное, что может выпасть на долю человека), этого всеобщего сцепления друг с другом бесконечного числа колес, общий двигатель ко-

744

торых — свобода, и прекрасной гармонии, возникающей из этого. Кто бы ты ни был — так может сказать всякий — ты, имеющий только образ человека, ты все-таки член этой великой общины; через какое бы бесконечное число членов ни передавалось воздействие, я все же в силу этого влияю на тебя, и ты в силу этого все же влияешь на меня. Никто из тех, кто только носит на челе своем печать разума, как бы груб ни был ее оттиск, не существует для меня попусту. Но я не знаю тебя и ты не знаешь меня, и как верно то, что мы имеем общее призвание быть добрыми и становиться все лучше, так же несомненно — и пусть пройдут миллионы и биллионы лет, что значит время! — также несомненно придет когда-нибудь время, когда я увлеку с собой и тебя в круг моей деятельности, когда я и тебе буду полезен и смогу принимать от тебя благодеяния, когда также и к твоему сердцу будет привязано мое чудесными узами взаимного давания и получения.

745

ЛЕКЦИЯ III

О РАЗЛИЧИИ СОСЛОВИЙ В ОБЩЕСТВЕ

Назначение человека в себе, как и назначение человека в обществе, выяснено. Ученый только постольку ученый, поскольку он рассматривается в обществе. Поэтому мы могли бы перейти к исследованию того, каково в особенности назначение человека в обществе. Но ученый не только член в обществе, он одновременно и член особого сословия в нем. По крайней мере, говорят о сословии ученых — насколько это правильно или неправильно, будет видно в свое время.

Наше главное исследование, исследование о назначении ученого, предполагает поэтому, кроме двух уже законченных, еще третье исследование очень важного вопроса: откуда происходит различие сословий у людей, или же отчего возникло неравенство среди людей?

Уже без предварительного исследования в самом слове сословие (Stand) слышится, что оно обозначает нечто, не случайно без нашего содействия возникшее, а нечто установленное и устроенное посредством свободного выбора, согласно понятию цели. За неравенство, возникшее случайно, без нашего содействия, физическое неравенство, пусть отвечает природа; неравенство сословий кажется моральным неравенством; по поводу его возникает поэтому совершенно естественно вопрос; по какому праву существуют различные сословия?

746

Очень часто пытались ответить на этот вопрос; исходили из основоположений опыта, рапсодически перечисляли в том порядке, в каком они попадались под руки, некоторые цели, которых можно достигнуть благодаря такому различию, некоторые выгоды, которые могут быть извлечены благодаря этому, но таким образом скорее отвечали на всякий другой вопрос, чем на заданный. Выгода известного установления для того или для другого не доказывает его закономерности (Rechtmasigkeit), и задан был совершенно не исторический, а моральный вопрос о том, какую же цель преследовали этим установлением, — было ли допустимо вводить такое установление, какова бы ни была его цель. На вопрос должен был быть дан ответ на основании чистых и именно практических принципов разума, и, насколько мне известно, даже не было сделано попытки дать такой ответ. Я должен предпослать ему несколько общих положений из наукоучения.

Все законы разума обоснованы в сущности нашего духа (Geistes), но они доходят до эмпирического сознания только благодаря опыту, к которому они применяются, и чем чаще наступает случай их применения, тем теснее они сплетаются с этим сознанием. Так обстоит дело со всеми законами разума; так обстоит дело в частности с практическими, которые имеют в виду не одно голое суждение как теоретическое, но и действенность (Wirksamkeit) вне нас и заявляют о себе сознанию в образе стремлений (Triebe). Основа всех наших стремлений лежит в нашей сущности, но и не больше как основа. Каждое стремление должно быть пробуждено опытом, если оно должно дойти до сознания, и должно быть развито при помощи частного опыта подобного рода, если оно должно стать наклонностью (Neigung) и его удовлетворение — потребностью (Bedurfnis). Но опыт не зависит от нас самих, следовательно, от нас не зависит также пробуждение и развитие наших стремлений вообще.

747

Независимое не-я как основание опыта, или природа, многообразно; ни одна часть ее не равна вполне другой, это положение утвердилось и в кантовской философии и может быть именно в ней точно доказано. Отсюда следует, что она действует на человеческий дух очень различно и нигде одинаковым образом не развивает его способностей и задатков. Благодаря этому различному образу действий природы определяются индивидуумы и то, что называют их частной, эмпирической, индивидуальной природой, и в этом смысле мы можем сказать: ни один индивидуум не равен вполне другому в отношении его пробудившихся и развившихся способностей. Отсюда возникает физическое неравенство, которому мы не только ровно ничем не способствовали, но и уничтожить которое при помощи нашей свободы мы не могли; ведь прежде чем мы сможем противостоять при помощи свободы влиянию природы на нас, мы должны были бы дойти до сознания и до применения этой свободы, мы же не можем иначе достигнуть этого, как при помощи того пробуждения и развития наших стремлений, которое от нас самих не зависит.

Но высший закон человечества и всех разумных существ, закон полного согласия с самим собой, закон абсолютного тождества, поскольку он путем применения к природе становится положительным и материальным, требует, чтобы в индивидууме все задатки (Anlagen) были развиты однообразно, все способности проявлялись бы с возможно большим совершенством — требование, предмет которого не может быть реализован одним только законом, потому что, согласно сказанному, исполнение его зависит не от одного только закона, не от нашей тем самым конечно определяемой вали, но от свободного действия природы.

Если отнести