вовсе не исключает различия сословий, т. е. определенных отраслей применения человеческих сил, каждая из которых занята исключительно известным числом лиц, предоставляющих прочие области деятельности остальных членов общества. Но только не должны быть терпимы ни одно сословие и ни одна специальная отрасль применения сил, которые бы не были рассчитаны на целое и безусловно необходимы для него, и результаты которых не становились бы действительно достоянием всех остальных сословий и входящих в них личностей сообразно с их способностью потреблять эти результаты. Такой строй можно считать третьей ступенью государства, где оно завершается, по крайней мере, по своей форме.

Быть может, окажется (и, может быть, это само по себе понятно для более внимательных и подготовленных слушателей), что только благодаря этому завершению своей отличительной формы государство обретает свою истинную материю, т. е. приходит к истиной цели человеческого рода, объединившегося в нем, и затем имеет еще перед собой много ступеней, которые необходимо пройти, пока не будет достигнута конечная цель, но пока что мы говорим только о форме государства.

162

Целью всех этих разъяснений было определить, на какой ступени находится государство нашего времени, разумеется, в странах, опередивших в этом отношении другие. Предварительно лишь замечу, что, на мой взгляд, оно еще работает над завершением своей формы, т. е. заняло вторую из установленных нами ступеней и стремится достигнуть третьей, которой оно отчасти уже достигло, отчасти же еще нет. Итак, по моему мнению, характерную черту нашего века в гражданском отношении составляет то, что теперь каждый гражданин со всеми своими силами более, чем когда-либо ранее, подчинен государству, внутренне захвачен последним и есть его орудие, и что государство стремится сделать это подчинение всеобщим и полным. Эта наша мысль будет разъяснена и доказана, когда мы дадим характеристику эпох, не имевших такого строя, и исторически покажем, каким образом, благодаря какому естественному процессу постепенно образовался современный порядок. Такое историческое выведение вместе с несколькими другими соображениями, которые будут ему предпосланы, откладывается нами до следующих лекций.

Сегодня же позвольте мне разобрать только один немаловажный пункт этого предмета, именно — вопрос о политической свободе. — Даже в первой форме государства подчиненный член его оставался лично свободным и не становился рабом, и если бы все граждане государства стали рабами, то исчезло бы и само учреждение. Тем не менее свобода (даже личная) отдельного лица не гарантирована в этом строе: оно может даже быть обращено в рабство одним из властителей. Поэтому у него нет гражданской свободы, или, как объяснено выше, у него нет права, которое было бы за ним обеспечено государственным устройством, и в действительности оно является здесь не гражданином, а исключительно подданным. Конечно, так как отдель-

163

ное лицо — здесь не раб, но оно является подданным лишь в известной степени и вне пределов последней оно свободно, не по закону, а по природе и благодаря случайности. Во второй форме государства все без исключения получают обратно от государства долю свободы (именно, не произвола, а самостоятельности), благодаря которой каждый заставляет здесь других уважать известную цель или право. При этом у всякого есть известная степень не только чисто личной, но и гарантированной, а потому и гражданской свободы, вне ее он является подданным, а в том случае, если права других, ограничивающие его, обширнее его прав, — в большей степени подданным, нежели гражданином. В абсолютной форме государства, в которой все силы всех приведены в деятельность для необходимых целей всех, всякий гражданин связывает других настолько же, насколько сам связывается ими, все имеют равные гражданские права или равную гражданскую свободу, и всякий является здесь одновременно вполне гражданином и вполне подданным, наравне со всеми другими. Если того, кто на самом деле поистине и действительно навязывает государству свою цель, называть сувереном, то в третьей форме государства все граждане одинаково и в равной мере входят в состав суверена, и если с этой точки зрения называть отдельную личность суверенной, то высказанное только что положение может быть выражено еще и так: всякий гражданин есть здесь вполне суверен, как член рода, с точки зрения своей необходимой цели, и — вполне подданный, с точки зрения индивидуального пользования своими силами, и потому все одинаково являются здесь и тем и другим.

Сказанное относится к государству в более строгом смысле, характеризованному нами, как идея. Совершенно иным и ничего общего с этим не имеющим является такой вопрос: кто должен обдумывать и обсуждать цель государства, в действительности поставляемую, конечно, целым, но не сознаваемую им, и кто должен, сообразно с этим обсуждением, руководить силами граж-

164

дан, воздействуя на тех, кто сопротивляется, принуждением? Или иными словами: кто должен править? — Так как в государстве не может быть суждения, стоящего выше разумения и суждения правящих (ибо суждению последних подчиняются все остальные силы и суждения в государстве) о государственной цели, собственно устанавливаемой, конечно, государственным целым, то это суждение правящих является внешне независимым, или свободным, именно — политически свободным, если греческое слово, лежащее в основе этого выражения, брать в смысле деятельного и плодотворного государственного делания. — Развитое выше рассуждение можно назвать исследованием государственного устройства, каким оно должно быть, определяемое исключительно разумом; затронутый же нами сейчас вопрос есть вопрос обустройстве правления.

Очевидно, и здесь возможны только два случая. Или все личности без исключений в совершенно одинаковой мере участвуют с точки зрения права в упомянутом обсуждении, а через посредство последнего — в руководстве всеми силами государства (в этом случае все в одинаковой мере являются участниками в политической свободе), или же это обсуждение и основанное на нем руководство предоставлены исключительно определенному числу личностей, что, согласно нашим предыдущим разъяснениям, имеет только такой смысл: искусственным образом учреждается или же естественно возникает в историческом процессе особое сословие, которому в качестве исключительной области применения его сил предоставляются обсуждение цели государства и согласное с этим обсуждением управление, — остальные же сословия направляют свои силы на деятельность иного рода и все вместе являются, в противоположность правящим, руководимыми и подвластными. В таком строе политическая свобода принадлежит только правящим, руководимые же ими граждане все вместе лишены ее и в отношении правления являются только подданными.

165

Прежде всего заметим: устройство правления, подобное только что описанному, нимало не изменяет и не извращает государственного устройства, каким оно должно быть сообразно разуму. Правящее сословие остается подчиненным общей цели государства, определяющейся потребностями всех, и должно направлять все свои силы, без исключения и послабления, непосредственно на достижение этой цели, подобно тому как остальные сословия должны своим трудом споспешествовать той же цели косвенно; поэтому правящее сословие по отношению к этой цели является подданным в таком же точно смысле, как и все остальные. В качестве составной части человеческого рода оно само причастно к цели государства, и удовлетворение его потребностей (присущих ему как такой части рода, а не как правящему сословию) должно быть одинаково обеспечено, поэтому его члены всецело, но отнюдь не в большей, чем все остальные сословия, степени представляют собой граждан.

Далее, разум определяет и безусловно требует осуществления только формы государственного устройства, но вовсе не формы устройства правления. Если только цель государства познана с возможной в данную эпоху ясностью и если только на осуществление ее направлены все наличные силы, то правление является справедливым и хорошим, находится ли оно в руках всех или в руках нескольких отдельных личностей или же в руках одной личности (в последнем случае эта личность выбирает себе по своему усмотрению помощников, которые остаются подчиненными ей и ответственными перед ней). Безусловно, необходима гражданская свобода, притом в равной для всех степени, политическая же свобода необходима не более чем для одного. Все исследования лучшего устройства правления, предпринимавшиеся с давних пор и особенно за последнее время, в конечном счете задаются открытием средства, которое принудило бы принуждающую всех правительственную власть, во-первых, к тому, что-

166

бы (так как невозможно вынудить правильное разумение) до правительства действительно доходило, по крайней мере, возможно лучшее разумение, и, во-вторых, к тому, чтобы это возможно лучшее разумение действительно осуществлялось всеми силами. Как ни полезны могут быть сами по себе эти исследования и как бы ни решать эту проблему в теории (такие решения уже кое-где имели, может быть, и практическое применение), но от того времени, когда решение этой проблемы будет занесено в философскую характеристику эпохи, нас отделяют еще тысячелетия жизни человеческого рода. К нашему счастью и успокоению, в современном положении всех культурных государств и во всем современном состоянии культуры есть множество причин, заставляющих всякое правительство стремиться к возможно более ясному разумению истинной цели государства и всеми своими силами действовать сообразно этому разумению.

Мы будем иметь случай указать эти принудительные основания в дальнейшем нашем исследовании. Если бы эти указания и весь ряд разысканий, начатых нами сегодня, могли сделать для нас сколько-нибудь понятнее и поэтому дороже и ценнее именно тот строй, в котором мы живем, этим была бы вместе с тем достигнута одна из целей этих лекций.

167

ЛЕКЦИЯ XI

Почтенное собрание!

Наша задача — определить, на какой ступени своего развития находится государство нашего времени. Для решения ее были предприняты предыдущие исследования и рассуждения. Прежде всего необходимо было выяснить чистую форму государства, т. е. условие, при наличности которого можно вообще говорить о существовании государства. Это было нами сделано в последней лекции. Если это выяснение показалось некоторым слишком отвлеченным (так что оно уже тогда не вполне было для них ясно или же только теперь перестало им казаться понятным), то причина этого может быть, на мой взгляд, только в том, что при познавании формы государства нам приходится раздроблять свое внимание между слишком большим количеством индивидуумов, в высшей степени отличных друг от друга по внешним качествам, и, несмотря на это, представлять это множество индивидуумов как одно неразрывное органическое целое. Для рассудка эти множество и разнообразие единичного не затрудняют работы целостного понимания, но воображение и тем более обычное воззрение, останавливающееся только на различиях личностей и сословий, утомляются такой работой, если только не приобрели уже в этом деле известного навыка. И, следовательно, чтобы совершенно выяснить нашу мысль для тех, кто вовсе не понял нас в прошлую лекцию, и вновь дать общий обзор для тех, кому целое уже не вполне ясно представляется теперь, я позволю себе иллюстрировать наше понятие примером менее значительного соединения, которое вовсе не есть государство, но за которым мы сохраним единственно представляющую здесь важность форму последнего.

168

Представьте себе возникшее, благодаря хотя бы договору, соединение нескольких естественных семейств в