войны, то все же они вели эти войны совершенно иначе, чем с варварами, соблюдая меру, оказывая пощаду и никогда не доходя до истребления государств; если в более позднее время две республики, домогавшиеся первенства, и могли разойтись в своей внешней политике и начать из-за этого войну, то все же, когда пришло время сыграть мировую роль, греки снова были объединены для об-

193

щей цели царями Македонии. Их культура существовала непосредственно для государства и его целей: законодательства, управления, сухопутной и морской войны; и в этом отношении они, бесспорно, далеко превосходили своего естественного противника, азиатскую империю. В последней в безвестности и, может быть, неведомая даже правящему племени, сохранялась истинная религия, до которой не могли возвыситься греки. Что именно давало основание персидской нации, господствовавшей в то время, когда произошел разрыв, считать себя выше греков, не вполне ясно теперь, но несомненно, что и персы со своей стороны смотрели на греков сверху вниз, считая их варварами, и убеждены были в своем превосходстве в области государственных сил и умения ими пользоваться, ибо иначе они никогда не могли бы задаться мыслью покорить греков.

Нападение последовало со стороны греков, и азиатское господство было уничтожено; таким и должен был быть исход борьбы первой нации, состоявшей из действительных граждан, против царства, в котором свободой и гражданскими правами пользовалось в сущности лишь одно племя, остальные же народности являлись лишь подданными, для которых после падения их предводителей, сражавшихся за собственную власть, было совершенно безразлично, в чьи руки достанется теперь непривычное для них самих господство.

Междутем завоевание греками верховной власти над Азией вовсе не имело тех глубоких последствий, каких от него следовало ожидать: дух того завоевателя, который один способен был бы сплотить великое целое и организовать его сообразно греческому идеалу, оставил свою земную оболочку, а его полководцы поделили между собой завоеванное, словно награбленную добычу. Так как всем им принадлежало равное право или, пожалуй, равное бесправие — на все, то между вновь возникшими царствами начались бесконечные войны, в течение которых чередовались изгнание и водворение господствующих родов и которые, обессиливая

194

всех, оставляли мало времени для мирных искусств. В то же время переселение воинственной мужской молодежи на службу этих царей обезлюдило старое общее отечество и отняло у него силы, нужные для собственных его задач, так что в результате начало греческого господства над миром стало вместе с тем началом падения всего этого народа. И едва ли можно указать на какие-нибудь значительные результаты этого события для всемирной истории, кроме того, что благодаря ему по всей Азии распространился греческий язык, впоследствии ставший главным средством, облегчившим распространение христианства в Азии и из Азии, да еще кроме того, что ослабление греков в междоусобных войнах облегчило римлянам завоевание и обладание всеми известными странами того времени.

Именно римляне были тем народом, который снова объединил в одном государстве всю созданную слиянием народов культуру, завершив таким образом всю древнюю историю и замкнув несложный процесс предшествовавшего распространения культуры. В отношении своего влияния на всемирную историю этот народ был более, чем какой-либо другой, слепым и бессознательным орудием в руках высшего мирового плана (а в упомянутых выше внутренних испытаниях он сделал себя весьма мощным орудием). Покоряя себе другие народы, он вовсе не думал о распространении культуры; помня скромное начало своей истории, он даже едва сознавал свое истинное, но лишь постепенно и медленно развившееся превосходство в государственном искусстве. Римляне часто вполне чистосердечно сами называли себя варварами и всегда готовы были перенимать, насколько это позволялось условиями, искусства и нравы народов, с которыми знакомились. Сначала стеснения со стороны соседних итальянских государств и народов, а затем страх перед чрезмерно усилившимися карфагенянами сделали их хорошими воинами; в своих домашних распрях они уже прежде выучились политическому искусству, которое как

195

нельзя лучше сумели применить и в деле руководства, и заведования своими военными силами. После того как победы над внешними врагами устранили угрожавшую со стороны последних опасность, воины стали нужны сами по себе высшему классу Рима для того, чтобы выдвигаться и возвышаться над толпой, чтобы возмещать свои растраченные на празднества для нуждавшегося в развлечении народа богатства и чтобы отвлекать внимание граждан от непрекращавшихся внутренних интриг аристократии к внешним событиям, триумфальным процессиям и плененным царям; война стала постоянной необходимостью, ибо только внешняя война могла обеспечить внутренний мир. Далее, после того как римляне закончили покорение царства древней культуры, новые завоевания среди варваров стали гораздо труднее, и действительно не оставалось никаких средств сохранить государство, кроме подчинения обеих враждующих партий власти одного человека. — Для римлян не могло представлять труда покорение сильно ослабленных и ничем не связанных со своими правителями народов прежней македонской монархии, а не менее ослабленная старая Греция тем скорее должна была сдаться победителю, что последний пощадил в греках все, даже их тщеславие.

Благодаря римскому управлению по всему цивилизованному миру впервые распространились гражданская свобода, участие всех свободнорожденных в праве, сообразный с законом суд, основанное на определенных принципах финансовое управление и действительное попечение о существовании подданных, более мягкие и гуманные нравы, уважение к обычаям, религиям и образу мышления всех народов, по крайней мере, в том смысле, что эти начала вошли в государственное устройство, хотя в действительном управлении и бывали случаи противоречия этим принципам.

196

Таков был строй, до которого дошла в своем расцвете древняя культура; это был (по крайней мере, по своей форме) правовой строй. Человечество должно было возвыситься до него, чтобы затем быть в состоянии начать новый фазис развития. И последний начался, лишь только человечество достигло этого строя. Истинная религия нормального народа вышла на свет из скрывавшего ее до тех пор от глаз истории местопребывания и, почти не встречая препятствий, распространилась по миру культуры, к счастью составлявшему одно государство. Одним из принципов этого единого государства с самого начала было безразличное отношение к религиозным мнениям покоряемых народов, и оно совершенно неспособно было понять эту религию и предвидеть участь, которую она для него готовила в будущем. И если бы христианская религия случайно не столкнулась с требованием благоговейного почитания изображений императоров, она, несомненно, оставалась бы долгое время незамеченной.

В разгоравшейся борьбе религии в конце концов досталась и внешняя победа; она стала господствующей государственной религией. Но так как ни она не создана была этим государством, ни сама не создала его, то она оставалась в нем лишь посторонним придатком и никогда не была в состоянии тесно слиться с ним. Эта религия хотела и должна была сама стать творческим началом нового государства, поэтому старое, неспособное к обновлению государство должно было погибнуть. Для этого должны были, конечно, выступить новые национальные элементы, именно для этой цели сохранявшиеся в безвестности и в отдалении от всемирной истории, и лишь после этого могло начаться новое творчество, о котором мы намерены беседовать в дальнейшем.

197

ЛЕКЦИЯ XIII

Почтенное собрание!

Единственно истинная религия, или христианство, хотела и должна была, сказали мы в конце последней лекции, сама стать творческим и руководящим началом нового государства. И она действительно стала таким началом, в результате чего началась совершенно новая эпоха.

Всему исследованию, которое мы подготовили этим замечанием и начинаем теперь, мы должны предпослать следующее, весьма важное для всякого исследования исторической действительности замечание: великие мировые события развиваются и проявляются в своих следствиях лишь крайне медленно. Историк, не умеющий при исследовании таких событий предвосхищать опыт и восполнять его пробелы предвидением, основанным на общем законе развития человечества, имеет в своих руках лишь вырванные из общей связи отрывки и никогда не поймет их, не проникшись понятием об органическом целом, к которому они принадлежат. Это применимо к истории всего нового времени, истинный принцип которого — раскрытие христианства. Что прошлое умерло и что мы, живущие над его могилой, окружены непонятным и беспорядочным натиском новых элементов, легко заметить всякому, кто только откроет свои глаза; но каковы, собственно, смысл и цель этого натиска, можно познать отнюдь не внешним зрением, а только внутренним чувством. По нашему мнению, откровенно выраженному уже ранее нами, христианство в своей чистоте и истинной сущности еще никогда не было состоянием, присущим всему обществу или широким массам, хотя издавна то там, то здесь оно жило в отдельных личнос-

198

тях. Этому не противоречит разделяемый и нами взгляд, согласно которому христианство было действенной силой, ибо его действенность сводилась лишь к прокладыванию себе пути и созданию условий своего существования в общественном целом. Тот, кто, имея лишь чисто эмпирическое знание этой подготовительной деятельности христианства, не знает, что такое оно по своей внутренней сущности и каковы его истинные задачи, смешивает случайное с существенным и средство с целью и никогда не достигнет истинного понимания даже этих предварительных результатов. Мировая роль христианства — а только о ней мы говорим здесь — еще не закончена, поэтому, кто не в состоянии постигнуть смысл всей великой драмы в ее целом, не может претендовать на суждения о ней. Так же точно — я возьму другой, родственный пример — не закончена еще и мировая роль реформации, которой мы коснулись ранее лишь с весьма узкой точки зрения.

От этого предварительного замечания, практическое значение которого сейчас выяснится, перейдем к намеченной нами задаче. — Христианство хотело и должно было само стать руководящим и творческим началом государства нового времени. Мы должны прежде всего ответить на вопрос: как возможна и каким образом действительно осуществляется такая роль христианства? Я отвечу, что эта действенность последнего может рассматриваться с двух точек зрения: отчасти абсолютно, как действенность истинного христианства, отчасти — как его случайные и определенные временными условиями проявления, поскольку оно еще стремится достигнуть собственной чистоты и ясности. — Начнем с первой точки зрения. Истинное христианство совершенно тождественно охарактеризованной в конце предыдущей лекции любви к добру; добро представляется религиозному чувству непосредственным делом в нас Бога, — сами же мы, выполняя добро, являемся для этого чувства орудием Бога. В своем месте мы заметили, что эта любовь к добру совершенно осво-

199

бождает даже от завершенного государства и возносит над ним и его принудительным укладом; то же самое и по тем же основаниям следует сказать и об истинной религии. Совершенное государство запрещает именно то, на что и без того не пойдет даже за все блага мира преданный Богу человек, который воздержался бы от таких поступков и без всякого соображения с внешним запрещением, из одной любви к Богу. Та деятельность, которую единственно любит и желает такой человек, составляет (конечно, в совершенном государстве!) содержание внешнего приказания, но