как оно излагается сейчас; и пройдут, пожалуй, столетия, прежде чем оно примет такую форму, которая будет общедоступна. Но чтобы можно было применять его и добывать посредством него другие знания, не овладев им самим научно, — до этого, пожалуй, если только мы не ошибаемся, дело не дойдет никогда. Мало того, уже по указанным выше основаниям — потому, что оно не обладает никакими вспомогательными средствами, потому, что у него нет никакого иного носителя своего созерцания, кроме самого созерцания, уже поэтому оно поднимает человеческий ум выше, чем это в состоянии сделать какая бы то ни было геометрия. Оно делает ум не только внимательным, искусным и устойчивым, но в то же самое время абсолютно самостоятельным, принуждая его быть наедине с самим со-

363

бой, обитать в самом себе и управлять самим собой. Всякое иное занятие ума — сущий пустяк по сравнению с ним; и тому, кто упражнялся в нем, уже ничто более не кажется трудным. К этому следует еще добавить, что, проследив все объекты человеческого знания до их сердцевины, оно приучает глаз ко всему, что ему встречается, с первого же взгляда находить существенный пункт и следить за ним, не упуская его из виду; поэтому для опытного наукоучителя уже больше не может быть ничего темного, запутанного и смутного, если только он знает предмет, о котором идет речь. Ему всегда легче всего создавать все сначала, сызнова, поскольку он носит в себе чертежи, пригодные для любого научного здания; поэтому он очень легко ориентируется во всяком запутанном строении. К этому нужно добавить также уверенность и доверие к себе, которые он обрел в наукоучении как в науке, руководящей всяким рассуждением, непоколебимость, которую он противопоставляет всякому отклонению от обычного пути и всякому парадоксу. Все человеческие дела шли бы совершенно иначе, если бы только люди смогли решиться доверять своим глазам. Теперь же они осведомляются у своих соседей и у предков о том, что же они сами, собственно говоря, видят, и благодаря этому их недоверию к самим себе увековечиваются заблуждения. Обладатель наукоучения навсегда избавлен от этого недоверия к самому себе. Одним словом, благодаря наукоучению ум человека приходит в себя и к самому себе и покоится отныне в самом себе, отказывается от всякой чужой помощи и овладевает полностью самим собой, подобно тому как танцор владеет своими ногами или борец — своими руками.

364

Если только первые сторонники этой науки, которой до сих пор занимались еще столь немногие, не заблуждаются, эта самостоятельность ума ведет также и к самостоятельности характера, предрасположение которого является, в свою очередь, необходимым условием понимания наукоучения. Правда, эта наука, так же как и всякая иная, никого не может сделать праведным и добродетельным человеком; но она, если мы не очень ошибаемся, устраняет самое сильное препятствие к праведности. Кто в своем мышлении совершенно оторвался от всякого чуждого влияния и в этом отношении вновь создал себя из самого себя, тот, без сомнения, не будет извлекать максимы поведения оттуда, откуда он отказался извлечь максимы знания. Он, без сомнения, не будет больше допускать, чтобы его ощущения относительно счастья и несчастья, чести и позора создавались под невидимым влиянием мирового целого, и не допустит увлечь себя тайным течениям его; он будет двигаться сам и на собственной почве искать и порождать основные импульсы этого движения.

Таково было бы влияние этого изучения, если обращать внимание на одну только научную форму его, даже если бы его содержание ничего не означало и не приносило никакой пользы.

Но обратим внимание на это содержание. Эта система исчерпывает все возможное знание конечного ума исходя из его основных элементов и навеки устанавливает эти основные элементы. Эти элементы можно до бесконечности разделять и по-иному составлять, и в этом отношении для жизни конечного существа имеется простор, но к ним абсолютно нельзя прибавить ни одного нового. То, что в виде элементов не существует в этом отображении, несомненно, противоречит разуму. Наше наукоучение доказывает это кристально ясно всякому, кто только стал смотреть на него открытыми глазами. Поэтому с того момента, как наукоучение станет господствующим, т. е. как только им станут обладать все руководящие простым народом, который им никогда обладать не будет, — с этого момента станут уже просто невозможными всякий выход за пределы разума, всякая мечтательность, всякое суеверие. Все это будет выкорчевано. Всякий, кто примет участие в этом исследовании общей меры конечного разума, сумеет в каждый момент указать тот пункт, где

365

неразумное выходит за пределы разума и противоречит ему. Он сумеет на месте истолковать это противоречие всякому, кто только обладает здравым смыслом и у кого есть добрая воля быть разумным. Так обстоит дело с суждением в обычной жизни. Но не иначе обстоит дело и в философии, где некоторые шатались около нас, предъявляли притязания, возбуждали внимание и вызывали бесконечную путаницу. Вся эта путаница будет уничтожена навсегда с того момента, как наукоучение станет господствующим. До сих пор философия хотела существовать и быть чем-то, но она сама толком не знала, чем, и это было даже одним из главных пунктов, относительно которых она вела споры. Благодаря исследованию мерой всей области конечного мышления и знания выясняется, какая часть этой области отходит к философии после того, как все остальное или вообще сбрасывается со счетов, или уже занято другими науками. Подобно этому не будет иметь места и дальнейший спор по поводу особенных пунктов и положений, после того как все мыслимое будет доказано в научной последовательности созерцания и будет определено в нем. Да и вообще невозможны будут больше никакие ошибки, ибо созерцание никогда не ошибается. Наука, которая должна помочь всем другим проснуться от сна, с этого момента сама не будет больше находиться в состоянии сна.

Наукоучение исчерпывает все человеческое знание в его основных чертах; оно подразделяет знание и различает эти основные черты. В нем, поэтому, находится объект всякой возможной науки, а тот способ, которым необходимо трактовать этот объект, вытекает в нем из связи объекта со всей системой человеческого ума и из законов, которые действуют в этой области. Наукоучение говорит работнику науки, что он может знать и чего не может, о чем он может и должен спрашивать, указывает ему последовательность исследований, которые ему следует произвести, и учит его, как производить эти исследования и как вести доказатель-

366

ства. Таким образом, благодаря наукоучению устраняется и это слепое нащупывание и блуждание наук. Каждое исследование, которое производится, решает вопрос раз навсегда, ибо можно знать с уверенностью, правильно ли оно предпринято. Наукоучение обеспечивает благодаря всему этому культуру, вырвав ее из-под власти слепого случая и установив над ней власть рассудительности и правила.

Таковы успехи наукоучения, что касается наук, которые должны вмешиваться в жизнь и повсюду, где ими занимаются правильно, необходимым образом вмешиваются в нее, — косвенно, таким образом, также и что касается самой жизни.

Но на жизнь наукоучение воздействует также и непосредственно. Хотя оно само по себе не является правильным практическим способом мышления, философией жизни, поскольку ему не хватает для этого жизненности и напористости опыта, она все же дает полную картину опыта. Кто действительно обладает наукоучением, но в жизни, впрочем, не обнаруживает того способа мышления, который установлен в ней в качестве единственно разумного, и не действует согласно ему, тот, по крайней мере, не находится в заблуждении относительно самого себя, если только он сравнивает свое истинное мышление с философским. Он знает, что он глупец, и не может избавить себя самого от этого. Далее, он в любую минуту может найти истинный принцип своей извращенности, точно также как и истинные средства своего исправления. При малейшем серьезном размышлении о самом себе он может узнать, от каких привычек он должен отказаться, и, наоборот, в чем ему нужно упражняться. Если из чистого философа он не станет одновременно и мудрецом, то вина за это лежит исключительно на его воле и на его лености, ибо улучшить волю и дать человеку новые силы не может никакая философия.

367

Так относится наукоучение к тем, кто может сам овладеть им. На тех же, кто к этому неспособен, оно воздействует через посредство тех, кто ими руководит, т. е. через правителей и народных учителей.

Как только наукоучение будет понято и принято, государственное управление, подобно другим искусствам и наукам, перестанет бродить на ощупь и проводить эксперименты, но подчинится надежным правилам и основоположениям, ибо эта наука дает подобного рода основоположения. Правда, она не может внедрить в правителей государств добрую волю или внушить им мужество воплощать то, что они признают правильным; но они, если человеческие отношения не изменятся к лучшему, с этого момента уже не смогут по крайней мере говорить, что не их вина в том, что человеческие отношения не изменяются к лучшему. Каждый, кто сам владеет этой наукой, сумеет сказать им, что они должны делать; и если они все же не сделают этого, то они открыто предстанут перед всем миром как люди, которым не хватает доброй воли. Таким образом, начиная с этого момента человеческие отношения смогут стать такими, что люди не только получат легкую возможность стать любящими порядок и честными гражданами, но неизбежно должны будут стать ими.

Лишь после того, как эта задача будет решена, воспитатели и народные учителя смогут успешно работать. Внешнее, не зависящее от них условие для достижения их цели будет им предоставлено. Ловкость же, необходимая для достижения ее, зависит от них самих, ибо благодаря наукоучению их дело также будет лишено суеверий и ремесленной рутины и базироваться на твердых правилах. Отныне они определенно будут знать, из чего им нужно исходить и как продвигаться вперед.

Одним словом, благодаря принятию и всеобщему распространению наукоучения среди тех, кому оно требуется, весь человеческий род избавится от слепого случая и от власти судьбы. Все человечество получит свою судьбу в свои собственные руки, оно станет подчиненным своей собственной идее, оно с абсолютной свободой сделает отныне из себя самого все, что только пожелает сделать.

368

Все то, что я только что утверждал, может быть строго доказано и вытекает просто из понятия наукоучения, как оно было установлено в этом сочинении. Таким образом, можно было бы поставить под вопрос лишь одно: может ли быть построено само это понятие. Это будут решать те, и только те, кто действительно построит это понятие, кто осуществит для себя самого и изобретет, следуя за его творцом, то наукоучение, о котором заявляют, что оно уже существует. Но данные обещания могут быть с