оставили без внимания, что никому нельзя, в сущности, советовать, как он должен говорить, не узнав прежде, что он хочет сказать. Вы выказывали заботу о моих читателях, жаловались, что я пишу так непонятно, и часто уверяли, что публика, для которой я предназначаю свои сочинения, не поймет их; вы найдете повод сказать то же самое и об этом сочинении, если последуете своей предшествующей практике. Но вы считали так лишь потому, что сами их не понимали и предполагали, что у широкой публики гораздо меньше ума, чем у вас — ученых и философов. Но вы весьма ошибались, предполагая это: в течение многих лет я говорил о философии не только с начинающими студентами, но и со всякого рода взрослыми лицами из образованных сословий, и никогда в своей жизни не слышал в разговоре такой бессмыслицы, какую вы каждый день пишете для печати.

Из этого радикального различия в направлении наших умов возникают удивительные феномены, обнаруживающиеся в следующем: когда я говорю что-нибудь, что кажется мне совершенно легким, естественным и само собой разумеющимся, вы находите то же самое колоссальным парадоксом, который невозможно понять, и наоборот, то, что вы находите необычайно плоским и общеизвестным, так что даже и во сне не допускаете, чтобы кто-нибудь мог возражать против этого, мне часто представляется столь запутанным, что мне пришлось бы говорить целые дни, чтобы эту путаницу распутать. Эти ваши плоские положения дошли до вас путем предания, и вы уверены, что понимаете и знаете их, лишь потому, что так часто слышали и сами высказывали их, не встречая возражений.

Настоящее сочинение, конечно, полно для вас подобного рода чудовищных парадоксов, которые вы разобьете одним из ваших плоских положений. Для примера я приведу лишь один из этих парадоксов, первый, пришедший мне в голову. «То, что получается лишь благодаря простому разъяснению слов, никогда не считается в наукоучении правильным, но, безусловно, неправильным», — сказал я выше. Следуя вашей предшествующей практике, вы будете приводить это положение в качестве ясного доказательства того, до какой я дохожу бессмыслицы: «…ибо каким же вообще образом можно достигнуть какого-либо понимания, если не посредством правильного разъяснения употребляемых слов»; вы будете, по вашему обыкновению, смеяться над этим, желать удачи тем просветленным, у которых есть желание возвыситься посредством фихтевского созерцания до этого смысла, превышающего слова, уверять относительно себя, что вы не имеете к этому ни малейшей охоты и тому подобное — все, что еще придумает ваше остроумие. Но если бы вам угодно было обратить на себя внимание, то вы нашли бы, хотя бы при чтении политической газеты, что даже ее вы не понимаете, если схватываете только слова и анализируете их, что вам, наоборот, и здесь приходится посредством вашей фантазии рисовать себе картину рассказанного события, позволить событию протекать перед вами, конструировать его, для того чтобы действительно понять его, что вы это действительно испокон века безошибочно делали и делаете, поскольку вы когда-либо понимали газету и понимаете ее сейчас. Но только вы не обращали на это внимания, и я весьма опасаюсь, что вы и теперь не согласитесь, что это так, несмотря на то что я обращаю на это ваше внимание, ибо именно слепота этого внутреннего глаза фантазии и есть тот недостаток, в котором мы всегда упрекали вас. Но если бы вы это и заме-

376

тили или оказались в состоянии заметить теперь, то это все же, по вашему мнению, не имеет отношения к науке. В отношении науки вы всегда полагали, что она может быть лишь изучена, и вам не приходило в голову, что ее, собственно говоря, так же как и рассказанные в газете события, необходимо конструировать.

По этой-то причине следует вам теперь растолковать: вы так мало до сих пор понимали наукоучение, что ни один из вас не усмотрел даже почвы, на которой оно покоится. Но когда вам говорят об этом, вы сердитесь. Но почему вы по этому поводу сердитесь? Разве мы не должны сказать вам это? Если бы поверили, что вы поняли суть наукоучения и что оно должно быть понято именно так, как поняли его вы, то это было бы то же самое, как если бы наукоучение никогда не существовало и его можно было бы небрежно отбросить в сторону. Чтобы мы спокойно позволили совершиться этому только для того, чтобы ваша способность к пониманию не получила плохую славу, — этого вы не вправе требовать от нас.

Но вы и в будущем не поймете наукоучения. Если не говорить теперь о том, что некоторые из вас, воспользовавшись странными средствами, чтобы опорочить эту науку, поставили себя под большое подозрение относительно того, что вас вдохновляют еще и другие страсти, помимо ревности к философии, — если не говорить об этом и отбросить это подозрение как необоснованное, то можно было бы, вероятно, питать некоторые надежды насчет вас, если бы только вы еще не высказались так явно, не обнаружили так явно вашего глубокого убеждения. Но вы это, к сожалению, сделали и вы должны теперь внезапно изменить вашу природу и выступить в таком освещении, при котором те вещи, которые вы до сих пор излагали, и все ваше душевное состояние должны принять, я не могу описать, какой жалкий вид? Пожалуй, почти со всеми, кто продвигал свое развитие в тиши, случалось, если только они достигали зрелости, что, твердо отстаивая свои убежде-

377

ния, они по прошествии некоторого времени с грустной улыбкой взирали на свои прошлые заблуждения. Но чтобы тот, кто брал всю публику в свидетели своих заблуждений и обязан был изо дня в день писать, рецензировать и всходить на кафедру, чтобы такой человек признал свои заблуждения и взял их обратно — это в высшей степени редкий случай.

А раз все обстоит именно так, как вы и сами (хотя ни в коем случае вслух, публично, но все же совершенно несомненно) должны будете признать в какой-нибудь спокойный час, в сокровеннейших уголках вашей души, то для вас остается только один выход: отныне совсем не открывать рта там, где дело касается наукоучения и философии вообще.

Вы могли бы обратиться к этому выходу; ибо меня вы никогда не убедите в том, что ваши органы речи сами собой без вашего содействия образуют те слова, которые вы произносите, и что ваши перья сами собой приходят в движение и выводят на бумаге те вещи, которые затем печатаются под вашим именем или без него. Я всегда буду считать, что оба они приводятся в движение посредством вашей воли, прежде чем делают то, что делают.

Но, так как вы могли бы сделать это, то почему бы вам не захотеть сделать это? Я все это обдумал и передумал и не нашел абсолютно никакого разумного основания, почему вы этому совету не только не следуете, но на меня за него обижаетесь.

Вы не можете ссылаться на вашу ревность к истине и отвращение к заблуждению, ибо ввиду того, что вы (как это вам подсказывает ваша собственная совесть, когда вы всерьез обращаетесь к ней) совершенно не знаете, чего, собственно говоря, хочет наукоучение и для вас вообще не существует вся та область, в которой оно живет, то вы не можете также и знать, является ли истиной или заблуждением то, что оно сообщает об этой незнакомой области. Поэтому предоставьте совершенно спокойно это занятие другим, кого это касается,

378

под их личную ответственность, подобно тому как мы все предоставляем королям под их личную ответственность управлять своим государством, объявлять войну и заключать мир, не вмешиваясь в это. До сих пор вы только препятствовали непредвзятому исследованию, запутывали простое, затемняли ясное, ставили на голову стоящее вверх головой. Почему вы желаете во что бы то ни стало стоять поперек пути?

Или вы полагаете, что ваша честь потерпит ущерб, если вы, до сих пор говорившие столь властно, теперь умолкнете? Ведь едва ли вы придаете значение мнению неразумных! (А во мнении всех неразумных вы благодаря этому только выиграете.)

Так, говорят, что господин профессор Якоб [14] в Галле совершенно отказался от высшей спекуляции и занимается политической экономией, и в этой области от него можно ожидать больших удач благодаря его похвальной аккуратности и трудолюбию. Он в этом случае выказал себя мудрецом, отказавшись быть философом. Я торжественно выражаю ему свое уважение и надеюсь, что всякий разумный человек, знающий, что такое спекуляция, разделит это уважение. Если бы только господа Абихт, Буле, Бутервек, Гедингер, Гейденрейх, Снелль, Эргард-Шмидт отказались от профессии, с которой они достаточно намучились и относительно которой выяснили, что они не созданы для нее! [15] Пусть они займутся каким-нибудь другим полезным делом вроде обтачивания оптических стекол, лесоводства и земского права, стихосложения, писания романов, пусть они служат в тайной полиции, изучают медицину, занимаются скотоводством, пишут на каждый день в году назидательные размышления по поводу смерти; при этом ни один человек не откажет им в своем уважении.

Но так как я все же не могу рассчитывать, что они и им подобные, с фамилиями на все буквы алфавита, последуют этому хорошему совету, то я прибавлю еще следующее, дабы они не могли сказать, что им не предсказали заранее, что получится.

379

Вот уже третий раз я делаю сообщение о наукоучении. Мне не хотелось бы, чтобы меня принудили сделать это в четвертый раз, и я устал позволять переходить моим словам из уст в уста в таком искаженном виде, что я сам их почти не узнаю. Буду поэтому надеяться, что даже современные литераторы и философы смогут понять это третье сообщение. Я, далее, давно уже предполагаю, потому что я это знаю, что абсолютно всякий человек может знать, понимает ли он что-нибудь или не понимает, и что его никогда не заставят говорить о каком-либо предмете, прежде чем он не будет сознавать, что понимает его. Это сочинение, так же как и мои будущие научные труды, я поэтому не предоставлю печальной участи, но буду следить за отзывами, которые оно вызовет, в текущей периодической печати. Если эти болтуны не исправятся и после этого, то я все же надеюсь разъяснить широкой публике, что за народ брал на себя до сих пор и берет на себя еще и теперь задачу руководить ее мнением.

380

ПРИМЕЧАНИЯ

1 «Ясное, как солнце, сообщение» написано в 1800 г. и опубликовано в 1801 г. в Берлине. Энергичная и смелая деятельность Фихте создала ему большую популярность. Это сочинение живейшим образом обсуждалось в философских и научных кругах, где большинство отрицательно относилось к этой