внешнему восприятию?

408

в) Вопрос разрешается так: хотя сознание освободилось от первого состояния, оно все же может свободно в него возвращаться. Оно может себя делать таким сознанием, причинность которого заключается только в его бытии. Это возвращение известно всякому под именем внимания. К первому бытию, которое продолжает существовать, не поглощая всецело бытия сознания, прибавилось второе, властвующее над первым. Это второе, раз появившись, не может быть уничтожено, но оно свободно может снова отдаваться первому.

Пример. (Так различается восприятие растения ребенком до развития в нем самосознания от внимания естествоиспытателя, обращенного на это растение: ребенок, когда бодрствует, не может не видеть это растение, когда оно попадает в поле его зрения, ибо его сознание совершенно неспособно к заполнению иным порядком. Естествоиспытатель может и не видеть это растение, хотя оно и в поле его зрения, ибо в это время он может заполнить свое сознание свободным построением образов и размышлением. Если же он решит видеть растение и наблюдать его, то для этого он должен будет оторваться от этого свободного хода мыслей и, может быть, с усилием подавить стремление фантазировать; он сосредоточивается для того, чтобы воспринимать, в чем не имеет нужды ребенок, у которого рассеивание невозможно, так как он не обладает рассеивающей способностью, т. е. воображением. Поэтому ребенок вынужден воспринимать растение таким, как оно ему является, то части его, которые необычны или сильнее выражены и потому особенно подчеркнуты, особенно выделять и в своем восприятии, другие же, не так сильно выраженные или для ощущения которых его орган чувства недостаточно еще развит, совершенно обходит. Напротив, свободным восприятием естествоиспытателя руководит понятие цели. Он может производить наблюдение в известном порядке, останавливаться сколько угодно на отдельных частях, пока не осознает, что достаточно их видел. Одним словом, здесь и существование восприятия, и направление его определяются разумной свободой, у ребенка же — простым бытием его на известной ступени чувственного развития).

409

Примечание. Я описал внешнее восприятие как такое состояние сознания, причина которого лежит просто в самом существовании сознания, а то новое состояние, которое вызывается рефлексией, как такое, которое задерживает поток причинности, и тогда жизнь становится принципом благодаря возможности свободного акта. Примером первого состояния я взял ребенка в первые моменты его жизни. У взрослого умственно здорового человека это состояние не может уже повториться, и он не может его наблюдать на себе. Но нечто подобное наблюдается в болезненном состоянии; как таковое оно принадлежит к области психологии и нас не касается, хотя мы и можем им воспользоваться для пояснения. А именно, человек может так привыкнуть к свободному и бесцельному фантазированию (к построениям вышеописанного свободного воображения), особенно если его к этому влекут сильные страсти, что поток фантазии начинает уже течь сам собой, без дальнейшего участия свободы — сам себя производить; таким образом, это болезненное состояние сознания черпает свою причинность в простом существовании воображения, подобно тому, как вышеописанное естественное состояние ребенка в существовании восприятия. (Когда болезнь принимает такие размеры, что становится совершенно невозможным остановить этот поток привлечением внимания к внешнему восприятию и противопоставлением его воображению, то это называется безумием.) Предположим, что такой безумный снова получит власть над самим собой и сумеет задержать это свободное течение воображаемых образов. Тогда он сделает себя свободным началом по отношению к самостоятельной, поглощающей все его бытие силе воображения, подобно тому, как в нашем описании естественное сознание сделало себя свободным началом над самостоятельным внешним восприятием, поглощавшим раньше все его бытие.

410

Еще одно пояснение различий между свободным вниманием и навязчивым внешним восприятием. — Причинность этого последнего заключается в самом существовании сознания. Эту причинность сознание всегда сохраняет, и она не уничтожается никакой свободой. Поток течет и для свободного существа, и у него чувства остаются открытыми. Но эта причинность не влияет непосредственно на его сознание; поток, хотя и течет, но не захватывает его необходимо. Для того, чтобы он его захватил, свободное существо должно ему отдаться, оно должно свободно связать сознание с этой причинностью. Назовем внешнее восприятие через X. В первом состоянии это X есть острие, середина и конец всего сознания, оно не может не существовать; в состоянии внимания это X проникнуто свободой; его существование есть продукт свободы, его длительность, пока оно длится, есть продукт свободы.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

А теперь мы можем приступить к ставшему уже возможным анализу сознания при рефлексии! И рефлексия, подобно восприятию, состоит из двух главных частей.

I. Созерцание

Выше оно было указано как непосредственное сознание себя: своего состояния и своей способности. Хотя это описание и остается верным, но теперь можно дать более строгое определение, из которого первое тоже вытекает, а именно: созерцание есть то знание, которое непосредственно следует из бытия свободы. И здесь, как и во внешнем восприятии, созерцание состоит из двух частей, отличающихся друг от друга так же, как и там: созерцание состояния и созерцание способности.

411

1) Знание знания, знание о некоторой связанности, ограниченности внутреннего чувства восприятием определенного внешнего объекта; подобно тому, как раньше внешнее чувство было связано самим объектом.

2) Знание принципа, которое, как было выяснено выше, пребывает вне всякой своей причинности. Как и во внешнем восприятии, эта причинность есть протяженность или созерцание способности. Разница заключается в том, что в первом случае бесконечная способность полагания действительно приводится в исполнение и заключает в себе причинность (действительную бесконечность) и только благодаря форме созерцания объединяется в одно целое; здесь же созерцается принцип вообще без всякого акта или причинности, только в своей возможной бесконечности. (Этот вид созерцаний весьма важен. Чистый эмпирик терпит крушение уже на протяженности).

Есть ли это сознание принципа действительно созерцание? Если мы будем рассматривать его с формальной стороны, то мы, без сомнения, должны ответить — да, ибо оно есть непосредственное выражение свободы, возвышающейся над причинностью, заключенной в простом бытии. Если же мы обратим внимание на содержание, то мы можем колебаться. Принцип есть то, что стоит выше всякой из своих возможных причинностей. Выступление из возможных причинностей, которые представляют собой феномены, и есть характер мышления. Поэтому мы должны сказать: в созерцании принципа характерные особенности созерцания и мышления взаимно переплетаются.

412

II. Мышление

Оно ясно проявляется в следующем: в мышлении сознание говорит «я есть», независимо даже от этого моего нахождения, отныне и во веки. Я, правда, созерцаю себя, но я существую не через это созерцание и не перестану существовать; я имею самостоятельное, в себе самом покоящееся существование. В упомянутом созерцании принципа заключалось выступление из границ всякого возможного созерцания, причиной которого мог быть принцип, сущность же мышления заключается в выступлении из самого созерцания, утверждающего принцип. При внешнем восприятии сознание не говорит, как оно могло бы сказать, опираясь только на созерцание: я созерцаю так-то и так-то, но оно говорит: то и то (ничто) есть; так и тут, оно не говорит: я созерцаю принцип, — а принцип есть.

И здесь, как и во внешнем восприятии, эти две или, пожалуй, три главные части сплачиваются в одно органическое единство или неразрывность. Поэтому и первая из названных частей принимает участие в деятельности мышления; в завершенном и действительном сознании не находится простое знание о знании, а независимое бытие такого знания; следовательно, знающее, независимый носитель знания во всем знании, по крайней мере, внешних объектов. Понятно, что одно и то же знающее находится во всем знании, первопричина которого оно и есть благодаря свободе. Так как принцип и знающее получают бытие через одно и то же единое мышление, то ясно, что они имеют одинаковое бытие и сами составляют единое, и, таким образом, идея я завершена.

Каково же только что описанное нами мышление? Мышление о внешнем объекте было вполне безусловное, такое, которое появляется, как только появляется сознание. Описываемое здесь мышление обусловлено свободной рефлексией; следовательно, второе и, вероятно второе в ряду.

Кроме того, относительно первого мышления мы особенно указали, что о нем нельзя сказать: я мыслю это мышление и при его посредстве мыслю объект, но скорее следовало сказать: само общее и самостоятельное мышление мыслит объект. Не иначе обстоит дело

413

и здесь. В этом втором мышлении мыслителя, которое тем самым впервые получает бытие. Я не может мыслить раньше своего бытия и творить своего творца. Следовательно, я такое же произведение всеобщего мышления, как и внешний объект, и оно так же дается в этом мышлении, как и внешний объект. Поэтому, строго говоря, я не могу сказать: я свободно представляю объект, ибо все, что я свободно прибавляю к моему представлению, необъективно; но я могу только сказать: я свободен обратить мое внимание на объект или же отвлечься от него. (Это чрезвычайно важно. Я утверждаю — и в правильности моего утверждения вы можете убедиться с помощью собственного наблюдения и созерцания — что я, тоя, которое мы все знаем, которое подразумевает обыкновенный язык, не пользуясь наукоучением, не создает ни внешнего объекта, ни себя самого, но тот и другой полагаются всеобщим и абсолютным мышлением, благодаря которому я полагает как объект, так и самого себя. Свободные же произведения своего воображения я может полагать сам. И между тем наукоучение всеми без исключения понималось так, как будто оно утверждает как раз обратное тому, что нами сейчас сказано. Совершенно верно, что наукословие утверждало и будет утверждать, что я безусловно полагает и себя, и свой объект. Только при этом оно подразумевает совсем иное я, скрытое от обыкновенного взора, не открывающееся в области фактов, а познаваемое только путем восхождения к основанию. К этому мы вернемся в свое время, когда будем говорить о наукословии).

Примечание. Здесь следует еще яснее высказаться о настоящей природе мышления. Мышление, говорили мы, не вносит в созерцание никакого нового содержания, а только придает ему форму. Оно выводит созерцание из присущего ему текучего и феноменального состояния и превращает его в самостоятельное бытие. Таков непосредственный акт первоначального мышления, а так как это мышление есть развитие и образо-

414

вание самостоятельной жизни, то и результат его самостоятелен и сохраняется. Предположим, что мы станем анализировать этот результат, каким он является после первоначального акта. Мы найдем в нем двоякое: бытие, обладающее качествами (акциденциями) и сами качества. Теперь прошу вас сказать мне, что такое это бытие, субстанция, носитель акциденций само по себе? Можно ли найти для его характеристики какое-нибудь слово и остается ли, если отбросить это чисто формальное бытие, что-либо, кроме качеств? Следовательно, субстанция не есть нечто особое и самостоятельное, но она есть сами акциденции в форме мышления. Носитель есть не что иное, как вечное пребывание акциденций в вечном и