явлений. Но так же свободно жизнь может снова вернуться к этому пункту, который есть незыблемое определение самой жизни, и продолжать развивать свое назначение в той начатой индивидуальной форме.

Предположим, что она это делает и продолжает начатую индивидуальность; как будет она при этом обычно поступать? Для большей ясности я высказываю противоположное положение, а именно, что в первоначальном actus concentrationis, который и есть actus individuationis, нет самосознания общей жизни, ибо эта последняя сосредоточивается, но не рефлектирует на этот акт, что необходимо для того, чтобы она могла мыслить себя как его принцип, ни тем более самосознания индивида, ибо этот последний осуществляется лишь в этом акте. (Это выражается в том непосредственном факте, что мы все начинаем жизнь, не зная о том, и только тогда, когда мы находимся уже в ней, мы находим себя). При дальнейшем развитии индивидуальной формы, утверждаю я далее, необходимо возникает самосознание, ибо в понятии постигается новая точка единства Ь, и задача состоит в том, чтобы найти, как возможно ее осуществить, исходя из а, и при условии, что а осуществлено. Поэтому, согласно с этим требованием, понятие a предполагается уже содержащимся в понятии b, а не вошедшим в него только сейчас; оно предполагается содержащимся в той же самой непосредственно себя созерцающей и остающейся доступной жизни, следовательно, благодаря одному и тому же Единому принципу — я. Необходимое соединение и взаимоотношение этих двух понятий необходимо сопровождается самосознанием.

499

Что такое это я? Это понимающий принцип, единство различных пониманий, следовательно, он имеет индивидуальную форму и есть индивид как таковой. Что же в этом понимании главное и истинно сущее? Очевидно, сама Единая жизнь. Можно ли поэтому вполне строго утверждать, что индивид сознает самого себя? Никоим образом, ибо индивид совсем не есть, как же может он быть чем-нибудь? Но следует сказать: жизнь сознает себя в индивидуальной форме и как индивид. Как индивид, утверждаю я, ибо ничего иного не выражено в произвольном сознании. Что жизнь, как индивид и в этой индивидуальной форме, в то же время сознает себя как Единая жизнь, это и старается доказать наша философия, и нелегко привести неопровержимое доказательство этого, ибо это не заключается в первоначальном факте сознания, по которому каждый индивид считает себя абсолютом.

Отсюда вытекает следующее. Жизнь в форме всеобщего созерцания совершенно неспособна к самосознанию. Только в индивидуальной форме и именно в ее развитии она может сознавать себя точно также, согласно вышесказанному, только в этой форме она может быть практическим принципом. Поэтому естественно, что жизнь, поскольку она есть самосознание и практический принцип, изображает себя не в своем единстве, а как мир индивидов. (Понятно также, что тот, кто, когда речь идет о знании как самостоятельной жизни, понимает это так, как будто речь идет о самосознании, тот не может, согласно непреложным законам самого мышления, подняться над индивидуальностью и мыслить жизнь в ее единстве. Начиная с сосредоточения жизни в одном пункте, которое само

500

есть абсолютный факт, все вторично: природный же человек есть только исторический ум, который, правда, может понимать факты, строить их образы в репродуктивном воображении, полагать один на место другого и обменивать их один на другой, — но это и составляет его абсолютное основание и этим ограничивается его кругозор. Но если требуется не только обменивать факты на факты, но посредством чистого мышления подняться от абсолютной формы всякой фактичности (Facticitat) до абсолютного основания ее, то на это уже не хватает способности природного человека, и он должен умереть, и должен родиться новый человек. Граница находится там, где надо подняться над индивидуальностью как над абсолютным местопребыванием фактичности, и познать единую духовную жизнь как таковую, которая в индивидуальности есть только явление.)

Такую индивидуальную форму жизни можно, как непосредственно следует из предыдущего, развивать до бесконечности, но всегда по одному и тому же правилу, таким образом, что в новом понятии единства предполагается уже заключенным понятие b и т. д., так, чтобы Единое индивидуальное я оставалось всегда последним основанием сознания.

Таким образом, Единая жизнь может: 1) пребывать в своей всеобщности и неопределенности, 2) начинать новые индивиды, 3) продолжать начатые индивидуальные ряды. Эти последние в ней определяются предшествующим, с которого, в том виде как оно есть, она и должна начинать; поэтому немыслимо, чтобы она могла в этом деле сбиться с пути.

10) Если, таким образом, жизнь продолжает индивидуальный ряд, откуда берет она новую точку? Очевидно, из общей, еще не тронутой силы. Этот пункт есть нечто новое, еще не пережитое, не совершившееся, а иначе он не находился бы в общей силе. Каким правилом руководствуется жизнь при выборе его, или каким законом она определяется? Никаким, насколько нам

501

теперь известно: она с абсолютной свободой выхватывает его из всеобщего, абсолютно создавая его в сфере действительности. Только при реализации индивидуальная жизнь подпадает закону обусловленности предыдущим; что, однако, не ограничивает цели, а только указывает способ ее осуществления.

Поэтому продолжение индивидуального ряда есть такое же абсолютное творение из Единой жизни, как и абсолютный actus individuationis. Жизнь заново создает индивида в каждом пункте; или, если мы позволим себе выразиться не вполне строго и считать неизменную форму жизни в этом индивиде логическим субъектом, индивид каждое мгновение создает себя заново с абсолютной свободой. Его прежним бытием, лежащим в области фактов, определяется его способ достижения цели, но никоим образом ни сама цель, которую он полагает с абсолютной свободой. Так как эта цель необходимо заключена в общей силе, то она достижима. Так как эта общая сила есть безусловно связное целое, от каждого пункта которого можно ко всякому другому провести линию обусловленностей, то эта цель достижима для каждого индивида, само собой разумеется, в том случае, если он потрудится пройти через средние обусловливающие члены. То, что возможно вообще (заключено в общей силе), возможно и для каждого индивида. Конечно, эти ряды различны для различных индивидов.

11) Жизнь обладает силой и развивает ее посредством сосредоточения в индивидуальной форме и в силу этой индивидуальной формы. Но зачем и с какой целью? Основываясь на сказанном до сих пор, мы можем ответить только так: ни с какой иной, как только для того, чтобы обнаружить эту силу; цель развития силы и есть само развитие силы.

502

Теперь предположим, хотя это пока будет произвольное предположение, что жизнь развивает силу не вообще только для того, чтобы ее развить, а для чего-нибудь определенного; предположим, что посредством этого развития должна быть осуществлена заданная жизни цель. Тогда станет, совершенно ясно, что так как она может вообще быть практическим принципом только в индивидуальной форме, она только в этой форме может быть определенным, целесообразно действующим, практическим принципом.

Все, что мы до сих пор описали: сосредоточение в едином пункте, составление понятия деятельности и самоопределение согласно этому понятию — делало вполне возможной деятельность, и свобода действия была налицо и совершенно закончена. Если бы эта, до сих пор не имевшая никакой цели, кроме самой себя, свобода получила дальнейшее определение для особой цели, то это было бы ограничением свободы как таковой, ограничением физической мощи, которая, безусловно, может все, что заключается в понятии цели, более узкой сферой того, что из этого возможного заключается в понятии внешней заданной цели. Следовательно, это было бы такого рода ограничением, какое мы выше назвали моральным, и задание цели для свободной деятельности было бы нравственным законом, и здесь уже положительным повелением вообще некоторой цели.

Поэтому повеление принимается понятием цели, которое должно быть составлено, с абсолютной свободой, и притом с высшей свободой, которая заключена в самой свободе и выше ее; поэтому сознание этого принятия повеления возможно только в непосредственном созерцании самой свободы, т.е. во внутреннем созерцании. Во внешнее общее созерцание жизни вступает, как было указано выше, непосредственно вследствие сознания немощности, продукт набросанного таким образом понятия цели, но никоим образом не просто внутреннее сознание самой свободы. Спрашивается, можем ли мы заметить на этом продукте, что в понятие цели включено нравственное повеление; заключено ли это определение в том непосредственном сознании или нет? В сущно-

503

сти, мы не можем еще пока точно ответить на этот вопрос, но уже здесь можно указать на определенный случай, когда этого нельзя заметить в продукте, а именно, когда сам этот продукт есть только обусловливающий посредствующий член, служащий для приближения к нравственной цели, которая в сознании родившего ее только еще мыслится. В этом случае продукт не выражает непосредственно ничего нравственного, так как нравственное понятие не воспринято им непосредственно. Но, конечно, остается возможным и то, что он даже не мыслится как средство для достижения нравственной цели, а есть только слепой и бесцельный взрыв простой силы как таковой. Из простого внешнего сознания не вытекает ни то, ни другое, и это остается под сомнением вплоть до дальнейших и продолжающихся проявлений этой индивидуальной формы.

Итак, включен ли нравственный закон в понятие цели или нет, это мы осознаем непосредственно и категорически только в непосредственном созерцании; следовательно, в индивидуальной форме жизни, и только в ней одной может нравственный закон быть включен в понятие цели, но никоим образом он не проявляется непосредственно во внешнем созерцании.

12) Я вставил здесь это положение, общее применение которого мы найдем только позднее, чтобы иметь возможность объяснить и связать с предыдущим ранее рассмотренный член, а именно, к сознанию, посредством которого созерцается всеми остальными индивидуальными формами (многими я) обнаружение свободы, совершившееся в одной из них, к сознанию физической немощи, которое возникает как в том, в ком произошло это обнаружение, так и во всех остальных я, непосредственно присоединяется и синтетически с ним связывается другое, моральное сознание недолженствования, именно «не смей разрушать продукт свободы». Спрашивается, это последнее созна-

504

ние так же ли одинаково для всех, как первое? Я утверждаю, что оно безусловно одинаково для всех индивидов, за исключением того, в ком оно возникло. (Здесь мы имеем различия в отношениях, на которое мы указывали, говоря о первых членах миросозерцания). Для этого последнего возможны следующие случаи: а) что он вообще не рефлектировал о нравственном законе по отношению к своему действию и впоследствии также не будет рефлектировать о нем. В таком случае для него совершенно не существует повеления нравственного закона относительно продукта его деятельности, и как создание этого продукта, так и отказ от него зависит только от его произвола, т. е. от слепого и бесцельного обнаружения силы; b) что хотя он до действия и не рефлектировал о нравственном законе, но потом рефлектировал о нем по отношению к этому действию