и нашел, что продукт его действия мешает предписанным ему нравственным целям и противоречить им, тогда он не только может, но и должен его уничтожить; с) что он действительно вложил нравственный закон в свое понятие цели и что продукт является этапом на пути к его нравственной цели, тогда повеление не разрушать этот продукт касается его столько же, сколько и других, но на иных основаниях.

Откуда это различие? Виновник действия может знать, в каком он находится отношении к нравственному закону; остальные: этого не могут. Следовательно, в других я запрещение предполагает, что нравственная цель есть цель для всего развития свободы и что ради этой цели не должна быть нарушаема ничья свобода, никакое обнаружение свободы не должно быть разрушаемо, так как возможно, что в нем заключена эта цель.

505

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ОБЩЕЕ ОБОЗРЕНИЕ ВСЕГО ИЗЛОЖЕННОГО

Жизнь как Единое есть безусловно, и в этом своем бытии она совершенно не созерцаема, но мыслима, и именно посредством чистого мышления или умопостижения.

Ее нельзя созерцать; созерцание есть бытие непосредственной свободы, жизнь же в своем чистом бытии совсем не имеет возможности от него оторваться. Она, безусловно, связана с этим своим формальным бытием, она не может не быть. Потому невозможно, чтобы жизнь имела непосредственное созерцание своего бытия.

Но жизнь можно мыслить. Она обладает свободой обнаруживаться в своем бытии, и в этом обнаружении она, разумеется, созерцает себя. Но она не исчерпывается вполне ни одним из своих обнаружений (поэтому ее основное обнаружение двояко), поэтому она может подняться над этими обнаружениями и постигнуть себя как нечто неизменно сохраняющееся в смене их. Это постижение себя есть выступление из созерцания и, следовательно, согласно установленному выше понятию, мышление вообще. Далее, это есть чистое мышление в отличие от другого мышления, о котором здесь была речь, ибо когда мы выступаем из какой-либо формы созерцания (как, например, из внутреннего созерцания при вышеописанном внешнем восприятии), то это, конечно, будучи выступлением, есть мышление, но так как при этом мы переходим в другую форму созерцания (из внутреннего во внешнее), то это не есть чистое мышление, а только чувственное. Здесь же мы стоим перед первоначальным обнаружением жизни, следовательно, перед источником всякого созерцания; мы выступаем из него и поэтому выступаем из всякого созерцания, следовательно, его мышление есть чистое мышление, или умопостижение.

506

Я сказал, что основное обнаружение жизни двояко. Таково оно необходимо, ибо если бы оно было только простое, и жизнь вся растворялась бы в нем, то было бы невозможно мышление об остающемся в этой смене неизменным, о возвышающемся над всей этой сменой; следовательно, необходима должна быть смена форм и, по крайней мере, двоякая форма. Смена устанавливается этой мыслимостью и, в сущности, она есть не что иное, как эта мыслимость. Для этого достаточно двойственности, и поэтому форма только двояка.

Она двояка: 1) абсолютное обнаружение, или общее созерцание силы (о чем мы знаем благодаря мышлению), в котором, однако, сила еще не созерцается как сила, а созерцается только ее объект, чувственный мир; 2) самоуглубление посредством сосредоточения в одном пункте этого общего созерцания, пребывание в индивидуальной форме, в самосознании и свободной деятельности в этой форме — мир многих я. Нам уже известно (хотя здесь это нас не касается), что в то время, как первая основная форма остается неизменно единой, во второй форме, в индивидуальной, жизнь может себя изображать только в бесконечных повторениях этой формы. Она всегда остается Единой основной формой, и только в этом формальном единстве мы ее здесь рассматриваем.

В первой форме созерцания жизнь вообще (vita) как неизменная и покоящаяся сила, хотя, правда, это и не лежит непосредственно в созерцании, а мы выводим это из связи с остальным.

Во второй форме она созерцается как действительная жизнь (в глагольной форме vivere), как непосредственное движение, деятельное бытие. Следовательно, в обеих формах жизнь непосредственно созерцает себя саму, жизнь. Целое же есть созерцание жизни и ничего больше.

507

Причину того, почему это созерцание жизни распадается на две формы, мы уже указали выше, а именно потому, что только при этом условии жизнь можно мыслить, а мыслимой она, безусловно, должна быть. Но она не может быть только мыслимой, она должна быть и созерцаемой, ибо она мыслима только при условии созерцаемости, так как сам факт мышления есть только выступление из созерцания, и, следовательно, обусловлен последним. Если к созерцанию присоединить мышление, то целое будет самооткровением жизни в себе самой.

Также можно доказать, что созерцание жизни должно распасться именно на такие две формы, на которые оно распадается. В общей форме жизнь созерцается только как возможная жизнь. Это еще не есть истинная жизненность, поэтому вторая форма, в которой становится возможным созерцание действительной жизни и движения, должна дополнить первую со стороны содержания. С другой стороны, во второй форме жизнь никогда не созерцается в своей полноте и в своем законченном бытии, а только в своих начинаниях, полагающих бесконечное развитие. Поэтому и это второе созерцание должно быть дополнено первым со стороны объема. Ни одна из форм созерцания сама по себе не дает полного созерцания жизни, его дает только их соединение.

Следовательно, всю систему фактов сознания, которую мы здесь изложили, мы действительно вывели из Единого основания и поняли как необходимое связное целое. Если жизнь есть и если она сама в себе открывается, то сознание должно быть именно таким и так определено, каким мы его изложили, ибо только таким способом и в этой единственно возможной форме жизнь может открываться в себе самой. (Нам уже известно, что из первой формы получается неизменный чувственный мир со всеми указанными в нем определениями, из второй — система индивидов также с теми же необходимыми определениями. Но мы очень хорошо знаем, что целое есть только необходимая форма самосозерцания жизни, мы знаем, что это созерцание всегда преломляется в эти образы и что оно вообще первоначально преломляется для того, чтобы быть в состоянии мыслить себя по ту сторону всякого созерцания; поэтому мы далеки от того, чтобы остановиться на этих явлениях как существах в себе).

508

А как пришли мы к этому результату? Не иным путем, как только благодаря чисто научному требованию рассматривать сознание как самостоятельный феномен и объяснять его из него самого. Что же такое это сознание, которое мы до сих пор описывали? Оно есть зрелище (Schauspiel) свободной деятельности и обнаружения силы только для того, чтобы сила проявилась и свобода стала видима как свобода; и это зрелище ничего больше не означает и не желает, а также и проявляющаяся в нем свобода ничего больше не желает, как именно быть свободой. Я не осужу того, кто сочтет это сознание пустым и незначительным зрелищем или найдет, что наше описание не очень глубоко и основательно и поэтому неправильно.

Но мы уже неоднократно намекали на то, что мы не предполагаем удовольствоваться этим взглядом. До сих пор жизнь просто как жизнь, как абсолютная свобода и самодеятельность была высшим и абсолютно существующим; из этого предположения правильно вытекает все вышесказанное. Но если бы предположение, высказанное нами в предыдущей главе, было истинно, и новый закон давал бы свободе определенную цель, тогда этот закон был бы нечто высшее и свобода существовала бы не ради самой себя, но как средство и орудие этого высшего закона, нравственного закона, того нравственного закона, который посредством свободы должен реализоваться в сфере внешнего восприятия, следовательно, сам стать созерцаемым. Что же теперь получится? Подобно тому, как до сих пор выведенная система сознания была созерцанием жизни, так теперь сама жизнь, в своем отныне найденном духовном единстве, становится формой созерцания нравственного закона, и она сама созерцается никак не для того, чтобы быть созерцаемой и чтобы возникло зрелище сво-

509

боды, а для того, чтобы в ней созерцался нравственный закон; тогда зрелище получает единство, значение, цель — нравственность. Тогда мы должны сказать: Единая жизнь свободы есть в сущности не что иное, как форма созерцания нравственности. Возможно, что и об этом нравственном законе мы будем спрашивать: что же он такое, в чем его назначение и откуда он происходит? И снова найдем, что и он есть только созерцаемость и форма созерцания еще более высокого принципа, относительно которого мы уже не можем ставить вопроса. Таким образом, все обратится в созерцание и формы созерцания, и истинно существующим останется только Единый абсолютный принцип, и в самой области созерцания все превратится в обусловленные и обусловливающие формы созерцания, пока мы не дойдем до созерцания Единого абсолютного принципа, которое одно только и есть абсолютное созерцание, созерцание ради самого себя. Жизнь должна быть созерцаема для того, чтобы мог быть созерцаем нравственный закон, а нравственный закон должен быть созерцаем для того, чтобы могло быть созерцаемо абсолютное — это возрастающий ряд нашего исследования.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

НРАВСТВЕННЫЙ ЗАКОН КАК ПРИНЦИП ЖИЗНИ И ЭТА ПОСЛЕДНЯЯ, КАК ФОРМА СОЗЕРЦАНИЯ ЕГО

1) Конечно, жизнь формально, т. е. в своей деятельности, существует из себя, от себя и через себя. Это непосредственно вытекает из ее понятия, ибо иначе она не была бы жизнью. Совсем иной вопрос, основано ли в самом себе и абсолютно ли только ее мыслимое существование, лежащее по ту сторону всякой деятельности. Если ответить на этот вопрос утвердительно, то придется признать, что жизнь и ее обнаружения существуют только для того, чтобы существовать, а не для какой-либо цели.

510

Мы уже встречали в нашем исследовании такие факты сознания, которые позволяют ответить на этот вопрос утвердительно; самый общий и наиболее выразительный факт этого рода есть естественное нежелание всякого неиспорченного человека признать формальную свободу за цель саму по себе.

Мы рассмотрели все эти факты и пришли к предположению, что должна существовать какая-нибудь определенная цель, которая будет достигнута деятельностью этой жизни. Следовательно, жизнь существует не ради самой себя и своего обнаружения, а для определенной цели, она есть только орудие и средство для достижения цели. Теперь мы разберем это предположение.

Если жизнь существует не ради самой себя, то она существует и не через себя, т. е. она не заключает в себе основу своего существования, а имеет ее в другом, именно в этой конечной цели. Но, как мы видели выше, жизнь вообще только мыслится. Если это мышление жизни задастся вопросом, имеет ли оно в себе самом свое основание, то оно найдет, что оно не может предположить основой мыслимого какой-либо факт, ибо сама жизнь мыслится как принцип всех фактов, также и никакого другого и второго принципа этих фактов, ибо жизнь мыслится как их единственный принцип, следовательно, оно, не находя