самоопределение к какому-либо акту. Если же еще присоединяется и нравствен-

523

ный закон, то возникает ограничение этой определенной мощности, сначала только в понятии; возникает мысль, что возможная свобода действия должна быть ограничена определенной более узкой сферой. Вследствие этого представления свободное, находящееся в описанном состоянии я, должно свободным актом само себя ограничить, и этот свободный акт, как таковой, должен быть видимым, ибо закон, как определяющий жизнь, должен быть виден. Но, как мы выше доказали, свободный акт бывает видимым только при преодолении сопротивления, следовательно, прежде всего видимость нравственного назначения предполагает сопротивление. Следовательно, сопротивление должно безусловно быть, как безусловно есть та видимость. Так как Единая жизнь как природа определяется формальной видимостью нравственного закона, то она же должна и производить это сопротивление.

Далее, где должно находиться сопротивление? Очевидно, в самой физической свободе, ибо она должна быть определена, и именно в индивидуальной форме, ибо здесь речь идет только об этой форме. Само это сопротивление не есть действие, ибо свобода должна быть ограничена раньше всякого действия; следовательно, оно есть принцип, который без этого ограничения стал бы действием, следовательно, оно есть влечение, ибо так мы назвали такого рода принцип: никак не просто безразличие, но положительное влечение, желание действовать, не руководясь нравственным определением, сопротивляющееся этому определению, которое должно быть этим последним преодолено, а в этом преодолении и становится видимым нравственно свободный акт. Вследствие индивидуализации это влечение должно заключаться в самом индивиде, ибо оно принадлежит индивидуальной форме как таковой, в которой должна проявиться действительная причинность нравственного закона.

524

Положительное влечение желает действовать прежде всего помимо нравственного закона, но именно поэтому, желая существовать вполне и абсолютно, оно действует против нравственного закона, для него он мог бы совсем не существовать. Достигнув сознания, влечение проявляется как естественное, данное нам просто через наше чувственное бытие хотение; а поэтому закон, которому оно противодействует и который поэтому восстает против него, представляется нравственным долженствованием, отрицающим хотение как главное определяющее основание. Поэтому-то закон и является в этой форме, которая поэтому имеет значение только для этой противоположности, ибо, определяя Единую жизнь, конечная цель совсем не имеет формы долженствования, а только физической необходимости; она господствует как закон природы. Само влечение есть продукт конечной цели, поскольку оно есть закон природы. И только для ее видимости формально существует это влечение, которое должно быть уничтожено нравственным законом как определенным, имеющим содержание законом свободы, но оно должно быть уничтожено не в своем бытии, что было бы полным противоречием, а только как основание, определяющее действие.

Примечание. Это влечение есть естественное влечение, и когда ему следуют, то действуют по закону природы. Поэтому, следуя влечению, индивид не свободен, а управляется непреложным законом, и в этой области жизнь, только с формальной стороны как чистая жизнь, совсем не имеет причинности. Каково же вообще содержание этого действия и вообще многообразия в мнимом обнаружении свободы? Мы это только что видели: простая созерцаемость жизни как таковой, без всякого реального ядра, просто образ ради образа, развивающееся до бесконечности ничто. Индивид, действующий соответственно этому влечению, подпадает под закон развития этого ничто. С другой стороны, если индивид определяется нравственным законом, то он тоже не свободен, и жизнь как таковая тоже не имеет причинности; ибо под свободой подразумевается именно эта последняя. Что же, он совсем ей не обладает? Нет, но она заключается в возвышении над природой и в переходе от нее к нравственности.

525

b. Теперь легко ответить на поставленный вопрос. Сознание есть свобода некоторого бытия; определенное сознание есть свобода определенного бытия. То, что должно быть непосредственным сознанием субъекта, обязательно должно быть непосредственно действительным бытием этого субъекта. Когда субъект отдается естественному влечению, то нравственное определение все же продолжает быть его бытием, но оно остается на заднем плане и не есть его непосредственно действительное бытие, а таковым является влечение. Поэтому оно одно и достигает сознания, наполняет его, и в этом положении совершенно невозможно, чтобы нравственное определение в своем внутреннем содержании достигало сознания (оно может представляться сознанию только со стороны формы, поскольку эта последняя заключается в общем понятии права как части общего созерцания). В чем заключается причина этой невозможности? В покорности влечению. Поэтому индивид должен прежде всего оторваться от него. Может ли он это? Или поставим этот вопрос в иной форме: такой разрыв с законом природы без определения себя нравственным законом был бы только что описанной свободой, самоопределением причинности жизни; будет ли при этом индивид действительно и на деле свободен? Такой свободой обусловливается возможность определения посредством нравственного закона, следовательно, его видимость, а она безусловно существует; таким образом, эта действительная и реальная свобода составляет одно из абсолютных определений индивида как такового, которое он получает непосредственно от природы при определении конечной цели. (Естественное влечение, особое нравственное назначение, абсолютная свобода, как посредствующий член между ними, составляют сущность индивида).

526

Итак, посредством этой свободы индивиду необходимо уничтожить влечение как свое непосредственное действительное бытие. Сохранится ли в нем какое-нибудь бытие? Конечно, а именно, его нравственное определение, которое и есть его непосредственно действительное бытие; но он пока еще свободен по отношению к этому определению, ибо еще не определил себя по его закону. Поэтому это определение в силу закона сознания обязательно входит в опустевшее сознание.

Какого рода это сознание? Так как оно есть непосредственное выражение бытия, то оно всегда есть непосредственное созерцание, безусловно само себя делающее под этим условием и делающее себя таким, каким оно есть, без всякой свободы со стороны знающего, какая, например, имеется в мышлении, которое есть выступление из созерцания; при этом оно, как и всякое созерцание, сопровождается непосредственной очевидностью. Содержание его не имеет иной основы, кроме самого себя, и его нельзя доказать доводами, как мы это делаем в ряде размышлений, а оно есть, и оно таково, что именно это должно через меня совершиться.

И в результате определенное содержание нравственного сознания дается не свободным мышлением, а оно просто само себя производит. Конечно, свобода при этом нечто делает, но нечто иное: уничтожая влечение, она ставит себя в такое условие, при котором это определение может в ней совершиться. То определенное созерцание ставит задачу, которую индивид должен свободно принять и действительно совершить и которую он, соответственно вышесказанному, несомненно может совершить. Но его деятельность представляет бесконечную линию, и в этой своей бесконечности она подчиняется нравственному закону; поэтому-то, когда он выполнит первую задачу, появится вторая, к которой, по закону единства бесконечности, совершение первой задачи относится как обусловливающее; и так

527

далее до бесконечности, следуя этому закону. Нравственное определение индивида, являющееся как бытие вполне законченным благодаря выступлению из общей жизни, доходит до сознания только как бесконечное созерцание, т. е. как бесконечный, никогда не завершающийся ряд отдельных определенных созерцаний, связанный законом обусловленности и сохраняющий единство: и то определенное, что должно делать и что действительно можно сделать, имеет значение только в данный момент времени.

с. Влечение как существенная составная часть индивида остается вечно, а поэтому и свободно. Поэтому-то, если бы индивид определял себя к реализации определенной нравственной задачи, то он всегда мог бы взять назад это свое решение, или, выполнив ближайшую задачу, отказаться исполнить следующие и так далее до бесконечности. В таком случае его бесконечная жизнь была бы непрестанным самоопределением, непрестанным творением свободных решений, которые могли бы быть и безнравственными. Но тогда нравственный закон не был бы определением прочного, неизменного и Единого бытия индивидуальной жизни, как он к тому стремится, он был бы случайным, не следующим никакому твердому правилу основанием для определения некоторых проявлений жизни. Эти случайные проявления были бы нравственны, но сама жизнь в своей форме, в своем корне и основании, была бы безнравственна. Та выполненная задача была уже в созерцании, следовательно, жизнь определялась бы созерцанием. Но она должна определяться невидимым и вечным единством закона. Как же может осуществиться это определение как единственно истинная нравственность индивида? Очевидно, путем абсолютного уничтожения и прекращения как влечения, так и свободы, так как на сохранении этой последней покоится описанное противоположное состояние. Но они не могут быть уничтожены как способность, поэтому остается только, чтобы они были уничтожены как фак-

528

ты. Индивид должен свободно постановить, что он никогда, во веки вечные не позволит стать фактом свободе, которая, конечно, как возможность продолжает существовать. Свободное определение называется свободным хотением (не вышеописанное естественное хотение). Итак, это определение есть решение повиноваться вечно, без колебаний или размышлений, нравственному закону, какой бы он ни принял вид в бесконечном созерцании, и никогда не иметь отдельных свободных решений.

Конечно, свобода, как сказано, остается как способность, поэтому-то эта воля — в непрерывном продолжении она называется волей, а не решением, как в момент возникновения — должна постоянно сама себя поддерживать, и это поддержание и есть постоянное уничтожение реальной свободы, возможность сохранения которой не исключена, и в явлении воля проявляется также, как такое самоподдержание. Предположение такой воли делает невозможными постоянные самоопределения к нравственности, но все они включены ей в себя заранее на веки вечные. Пусть теперь нравственный закон протекает внутри себя в бесконечном ряде созерцаний: вы можете быть уверены, что благодаря этому непосредственному созерцанию его как принципа внешняя жизнь будет протекать таким же образом, ибо воля как посредствующий член неизменно присутствует. Акт создания в себе вечной и святой воли есть акт самосоздания индивида для непосредственного проявления конечной цели и, следовательно, акт вполне окончательный для его собственной внутренней жизни. С этого момента уже живет не он сам, а в нем живет конечная цель, как, собственно, и следует. Конечная цель, говорю я, а не повеление. Только по отношению к влечению и для свободы конечная цель является долгом и повелением, но не для воли, ибо воля ничего не хочет кроме нее, и она сама есть ее хотение. Если все же рассматривать конечную цель как закон, то она является для действительной жизни через посредство воли естественным законом, ибо эта жизнь, раз существует воля, не может быть ни чем иным, как только выражением конечной цели. После того как уничтожена свобода, индивидуальная жизнь становится природой, а именно высшей и сверхчувственной.

529

D. Определение конечной целью общей и индивидуальной формы в их соединении.

1) Определение конечной целью не обнимает непосредственно общую действующую силу жизни или чувственный мир, а только сумму свободных индивидов. Только формально первая включена в него, т .е. вообще как арена или большая сфера для того, чтобы сделать созерцаемой нравственную свободу в противоположность природной. Конечная цель отмечает внутри этой просто данной