бы назад, если бы объяснял данный момент, шел бы вперед, если бы делал из него выводы; в первом случае я разыскивал бы причины, через посредство которых он, этот данный момент, только и мог осуществиться, во втором — те следствия, какие он должен иметь. В каждой части я воспринимаю целое, так как часть есть то, что оно есть, только через целое, и притом по необходимости.

Итак, что же собственно представляет собой то, что я только что нашел? Когда я одним взглядом охватываю мои утверждения в целом, то я нахожу следующее, как общую их идею: каждому становлению я должен предпосылать некоторое бытие, из которого и через которое событие осуществилось, перед каждым состоянием я должен предполагать другое состояние, перед каждым бытием другое бытие, и я совершенно не могу допустить, чтобы из ничего происходило что-нибудь.

572

Я предпочитаю остановиться на этом несколько подробнее, разобраться в нем и уяснить, что именно лежит в моих утверждениях. Дело в том, что легко может случиться, что от ясности моих воззрений в этом пункте моего размышления зависит весь успех моего дальнейшего исследования.

Почему, по какой причине состояния предметов в данный момент именно таковы, каковы они на самом деле? — это был вопрос, которым я задался. Я, таким образом, предположил без дальнейшего доказательства и без всякого исследования, как нечто само по себе известное, непосредственно истинное и просто достоверное, — как это и есть на самом деле, в этом я убежден теперь и буду убежден всегда, — я, повторяю, предположил, что они имеют некоторую причину, что имеют бытие и действительность, действительно существуют, не сами по себе, но через посредство чего-то, вне их лежащего. Их бытие я нашел недостаточным для их собственного бытия и почувствовал себя вынужденным ради них принять еще другое бытие вне их. Но почему же я не нашел достаточного наличия тех свойств и состояний; почему я это признал за какое-то несовершенное бытие? Что же может быть в них такого, что обнаружило мне этот недостаток? Дело, без сомнения, обстоит так прежде всего, эти свойства существуют отнюдь не сами по себе, они принадлежат чему-то другому; они — свойства, имеющего свойства, формы оформленного; а нечто, принимающее эти свойства, носитель этих свойств, их субстрат, по употребительному в школах выражению, всегда предполагается для мыслимости этих свойств. Далее, утверждение, что такой субстрат имеет какое-нибудь определенное свойство, выражает состояние покоя, остановку в его изменениях, прекращение его становления. Если же я предполагаю его в процессе изменения, то в нем нет уже более никакой определенности, а есть переход из одного состояния в другое, противоположное, через неопределенность. Следовательно, состояние определенности вещи есть

573

только страдательное состояние, а такое состояние представляет собой несовершенное бытие. Необходима деятельность, которая соответствовала бы этому страдательному состоянию, из которой последнее можно бы было объяснить и посредством которого последнее только и можно бы было мыслить; или, как обыкновенно выражаются, которая содержала бы причину этого страдательного состояния.

Поэтому то, что я мыслил и что вынужден был мыслить, состояло отнюдь не в том, что различные следующие друг за другом состояния природы как таковые воздействуют друг на друга, — что ряд свойств, существующих в данный момент, сам себя уничтожает, а в следующий момент, когда этот ряд уже не существует более, он производит другой ряд, который не есть он сам и который не лежит в нем, и ставит его на свое место, — что совершенно немыслимо. Свойства предмета не производят ни сами себя, ни что-либо другое вне себя.

Деятельная, присущая предмету и выражающая собой истинную его сущность сила, — вот то, что я мыслил и что должен был мыслить, чтобы понять постепенное возникновение и смену тех состояний. Но как же представляю я себе эту силу, в чем ее сущность и каким образом она обнаруживается? Обнаруживается она не в чем ином, как в том, что при данных определенных условиях, сама по себе и сама из себя, она производит определенное действие, именно это, а не какое-нибудь другое, и притом производит его с абсолютной достоверностью и неизменностью.

Принцип деятельности, возникновения и развития в себе и для себя находится, безусловно, в ней самой, поскольку она действительно сила, а не в чем-нибудь вне ее; сила не возбуждается и не приводится в действие: она сама себя приводит в действие. Причина того, что она развивается именно этим определенным образом, лежит частично в ней самой, потому что она есть именно эта сила, а не какая-нибудь другая, частично вне ее, в условиях, среди которых она развивается. Два обстоятельства:

574

внутреннее определение силы, через нее самое, и ее внешнее определение, через условия, должны соединиться, чтобы вызвать изменение. Дело в том, что, во-первых, окружающие условия, т. е. покоящееся бытие и существование вещей, не произведет никакого становления, ибо в них самих заключается противоположность всякого становления — спокойное пребывание; во-вторых, всякая сила, насколько она мыслима, всегда безусловно определена во всех своих свойствах, но ее определенность может стать полной только благодаря условиям, среди которых она развивается. Я мыслю только силу, но сила существует для меня лишь постольку, поскольку я воспринимаю ее действие. Бездеятельная сила, которая, однако, все же представляла бы собой силу, а не вещь в состоянии покоя, совершенно немыслима. Но всякое действие вполне определенно, а так как действие есть только отражение, только другая сторона самой деятельности, то действующая сила определяется в ее деятельности, и причина этой ее определенности лежит частью в ней самой как нечто особое и само по себе существующее, частью вне ее, потому что ее собственные свойства могут быть мыслимы лишь как обусловленные.

Вот здесь из земли вырос цветок, и я делаю вывод об образующей силе в природе. Но такая образующая сила существует для меня лишь постольку, поскольку для меня существует этот цветок или другие цветы, или растения вообще, или животные; описать эту силу я могу только посредством ее действия, и она является для меня не чем иным, как чем-то вызывающим это действие, чем-то порождающим цветы, растения, животных и вообще органические тела. Далее, я буду утверждать, что если на этом месте мог вырасти цветок, и притом именно этот определенный цветок, то лишь потому, что здесь оказались налицо все условия, нужные для того, чтобы сделать это появление возможным. Но этим соединением всех условий возможности действительное появление цветка мне отнюдь не объясняется; я вынужден принять еще особую, саму по себе дей-

575

ствующую, первоначальную естественную силу, а именно силу, производящую цветы, ибо другая естественная сила при тех же самых условиях, вероятно, произвела бы что-нибудь совершенно иное. Таким образом, я останавливаюсь на следующем взгляде на Вселенную.

Существует одна единая сила, если я рассматриваю все вещи как одно целое, как единую природу; если же я рассматриваю вещи в отдельности, существует много сил, развивающихся по собственным законам и воплощающихся во все возможные формы, на какие они способны; все предметы в природе — не что иное, как эти самые силы в том или ином воплощении. Внешнее обнаружение каждой отдельной силы природы определяется, т. е. становится тем, что оно есть, частично ее собственной сущностью, частично ее собственными внешними обнаружениями, частично обнаружениями всех причин сил природы, с которыми она находится в связи; но в связи она находится со всеми, так как природа — одно целое, все части которого связаны взаимной зависимостью. Всем этим она, безусловно, определяется: если она есть то, что она есть по своей внутренней сущности, и если она обнаруживается при данных обстоятельствах, это ее обнаружение обязательно оказывается именно таким, каким оказывается, и совершенно невозможно, чтобы оно оказалось хоть чуточку иным, чем оно есть.

В любой момент своего бытия природа представляет собой одно целое, все части которого связаны между собой. В любой момент каждая отдельная часть ее должна быть такова, какова она есть, потому что все остальные части таковы, каковы они на самом деле; и ты не можешь ни одной песчинки сдвинуть со своего места, чтобы тем самым не изменить чего-нибудь во всех частях неизмеримого целого, хотя бы, быть может, незаметно для твоих глаз. Но каждый момент этого бытия определен всеми предшествовавшими моментами и определит собой все последующие моменты; ты не можешь представить положение хотя бы одной песчинки в настоящий момент иначе, чем оно есть, не будучи вынужденным представлять иным все бесконечное прошлое позади и все бесконечное будущее перед тобой.

576

Сделай дальше, если хочешь, опыт с этой крохотной пылинкой, которую ты видишь. Вообрази, что она лежит на несколько шагов дальше от берега. Тогда ветер, принесший ее с моря, должен был быть несколько сильнее, чем он был на самом деле. Но тогда и все предшествовавшее состояние погоды, которым был обусловлен как сам этот ветер, так и сила его, было бы несколько иным, чем оно было, точно так же и состояние, предшествовавшее этому состоянию, которым это состояние было определено; и таким образом для всего неограниченного и бесконечного прошлого ты получаешь совершенно другую температуру воздуха, а не ту, которая действительно имела место, и совершенно другие свойства тел, которые имеют влияние на эту температуру и на которые имеет влияние она. На плодородие или бесплодие полей, а через это, и, кроме того, и сама по себе, непосредственно, на продолжительность человеческой жизни, эта температура, бесспорно, имеет самое решительное влияние. Как можешь ты знать — ибо где нам не дано проникать в сокровенные тайники природы, там достаточно указать возможности, — как можешь ты знать, что при том состоянии всей Вселенной, которое необходимо для того, чтобы эта пылинка оказалась несколько дальше от берега, не погиб бы от голода, холода или жажды один из твоих предков, прежде чем он произвел сына, от которого ты происходишь? Тогда ты, таким образом, не существовал бы, и не было бы ничего, что ты делаешь теперь или думаешь сделать в будущем, не было бы из-за того, что пылинка лежит на другом месте.

577

Сам я вместе со всем тем, что я называю своим, представляю собой одно звено в этой цепи строгой естественной необходимости. Было время — так говорят мне другие, жившие в это время, и я сам, размышляя, должен допустить, что такое время действительно было, хотя я и не имею о нем непосредственного представления, — было время, когда меня еще не было, и был момент, в который я появился. Я был тогда только для других, но не для себя самого. С