видишь свое зрение и осязаешь свое осязание или имеешь какое-нибудь особое высшее чувство, посредством которого ты воспринимаешь свои внешние чувства и их свойства?

600

Я. Отнюдь нет. О том, что я вижу и осязаю, а также, что именно я вижу и осязаю, я знаю непосредственно, — это ясно само собой. Я знаю это, когда это бывает, только на основании того, что это есть, но без посредничества и участия какого-нибудь другого чувства. Вот потому-то твой вопрос и показался мне странным, что он, по-видимому, ставит под сомнение эту непосредственность сознания.

Д. Его цель была не в этом. Он должен был только побудить тебя к тому, чтобы ты хорошенько выяснил себе эту непосредственность. Итак, у тебя есть непосредственное сознание твоего зрения и осязания?

Я. Да.

Д. Твоего зрения и осязания, — сказал я. Ты, следовательно, представляешь себя видящим в случае зрения, осязающим в случае осязания, и в то время, когда ты сознаешь свое зрение, ты сознаешь особое состояние или модификацию себя самого?

Я. Несомненно.

Д. В тебе есть сознание твоего зрения, осязания и т.д. и благодаря этому ты воспринимаешь предмет. Но разве ты не можешь воспринимать его также без этого сознания? Разве ты не можешь, например, познать предмет посредством зрения или посредством слуха, не зная, однако, что ты его видишь или слышишь?

Я. Никоим образом.

Д. Следовательно, непосредственное сознание о себе самом и о своих состояниях есть необходимое условие всякого другого сознания, и ты нечто знаешь лишь постольку, поскольку ты знаешь, что ты это знаешь; в последнем не может оказаться ничего, что не лежало бы в первом.

Я. Да, я тоже того же мнения.

Д. Итак, о том, что предметы существуют, ты знаешь лишь благодаря тому, что ты их видишь, осязаешь и т. д., а о том, что ты их видишь или осязаешь, ты знаешь лишь благодаря тому, что тебе известно, что ты знаешь это непосредственно. Чего ты не воспринимаешь непосредственно, того ты не воспринимаешь вообще?

Я. Я признаю это.

601

Д. Во всяком восприятии ты прежде всего воспринимаешь только самого себя и свое собственное сознание, и что не лежит в этом восприятии, то не воспринимается вообще?

Я. Ты повторяешь то, что я уже признал.

Д. И я не перестал бы повторять это во всяких видах, если б я думал, что ты этого еще не понял, не запечатлел еще в себе навсегда. Можешь ли ты сказать: я имею сознание о внешних вещах?

Я. Никоим образом, если соблюдать точность, ибо зрение, осязание и т. д., посредством которых я воспринимаю вещи, не есть само сознание, но лишь то, что я сознаю прежде всего и непосредственнее всего. По всей строгости я могу сказать лишь следующее: я имею сознание о том, что я вижу или что осязаю предметы.

Д. Ну, так не забывай же то, что ты теперь ясно увидел. Во всяком восприятии ты воспринимаешь исключительно свое собственное состояние. Но я буду продолжать говорить твоим языком, потому что он обычен. Ты видишь, осязаешь, слушаешь вещи, — сказал ты. Какими, т. е. с какими свойствами видишь или осязаешь их ты?

Я. Я вижу один предмет красным, другой — синим; если я до них дотрагиваюсь, то осязаю один — гладким, другой — шероховатым; один — холодным; другой — теплым.

Д. Ты знаешь, следовательно, что это значит: красный, синий, гладкий, шероховатый, холодный, теплый?

Я. Без сомнения, я знаю это.

Д. Не опишешь ли ты мне это?

Я. Это не поддается описанию. Вот, обрати свой взгляд на этот предмет. То, что ты воспримешь зрением, глядя на него, я называю красным. Дотронься до поверхности другого предмета; то, что ты будешь тогда осязать, я называю гладким. Таким способом я достиг этого знания, и чтобы его добыть, не существует другого.

602

Д. Но нельзя ли, по крайней мере, исходя из некоторых знакомых уже через непосредственное ощущение свойств, заключать о других, отличных от этих. Если кто-нибудь, например, видел красный, зеленый, желтый цвет, но не видел синего; знает вкус кислого, сладкого, соленого, но не знает вкуса горького, не мог бы он одним только размышлением и сравнением понять, что такое синее иди горькое, не видя и не пробуя ничего подобного?

Я. Ни в каком случае. Что принадлежит ощущению, то можно только ощущать, а не мыслить: это не выведенное нечто, а исключительно непосредственное.

Д. Странно: ты хвалишься знанием, относительно которого ты не можешь мне объяснить, как ты до него дошел. Ведь посмотри: ты утверждаешь, что одно видишь в предмете, другое ощущаешь, третье слышишь. Следовательно, ты должен уметь отличать зрение от осязания, и то и другое от слуха?

Я. Без сомнения.

Д. Дальше: ты утверждал, что видишь этот предмет красным, тот синим; один ощущаешь гладким, другой шероховатым. Следовательно, ты должен быть в состоянии отличать красное от синего, гладкое от шероховатого?

Я. Без сомнения.

Д. Также познал ты это различие не посредством размышления над этими ощущениями и сравнением их в тебе самом, как ты только что утверждал. Но, может быть, сравнивая предметы вне тебя по их красному или синему цвету, по их гладкой или шероховатой поверхности, ты познаешь то, что ты в себе самом ощущаешь как красное, синее, гладкое и шероховатое?

Я. Это невозможно, потому что восприятие предметов исходит из восприятия моих собственных состояний, обусловливается им, а не наоборот. Я различаю предметы только потому, что различаю мои собственные состояния.

603

Тому, что это определенное ощущение обозначается совершенно произвольно знаком красное, а то — знаком синее, гладкое, шероховатое, — этому я могу научиться, но не тому, что они различаются, как ощущения, и как именно они различаются. Что они различны, я знаю только потому, что я знаю о себе самом, что я ощущаю себя, и что в обоих случаях я ощущаю себя различно. Чем они различаются, я не могу описать, но я знаю, что они так же различаются, как различается в обоих случаях мое самоощущение, и что различение ощущений есть непосредственное, а ни в коем случае не полученное путем познания и выведенное различение.

Д. Которое ты можешь производить независимо от всякого познания вещей?

Я. Которое я должен производить независимо от него, так как это познание само независимо от этого различения.

Д. Которое дано тебе, следовательно, непосредственно в самоощущении.

Я. Не иначе.

Д. Но тогда ты должен был бы ограничиваться следующим утверждением: я чувствую себя аффицированным таким образом, который я называю красным, синим, гладким, шероховатым; ты должен был бы помещать эти ощущения только в самом себе, но не переносить на совершенно вне тебя лежащий предмет и выдавать за свойства этих предметов то, что, ведь, составляет только твою собственную модификацию.

Или скажи мне: воспринимаешь ли, когда ты думаешь, что видишь предмет красным или осязаешь его гладким, больше и что-то другое, чем-то, что ты аффицирован определенным образом?

Я. Из предыдущего я ясно понял, что я действительно воспринимаю не больше того, что ты говоришь; и это перенесение того, что только существует во мне, на нечто вне меня, от которого я все-таки не могу удержаться, кажется мне в высшей степени странным.

Я ощущаю в себе, а не в предмете, так как я — я сам, а не предмет; я ощущаю, следовательно, только себя самого и свое состояние, но не состояние предмета. Если существует сознание предмета, то оно, по крайней мере, не восприятие или ощущение: это ясно.

604

Д. Ты заключаешь очень поспешно. Обсудим этот вопрос со всех сторон, чтобы я убедился, что ты никогда не откажешься от добровольно признанного тобой теперь.

Существует ли в предмете, как ты его обыкновенно мыслишь, еще нечто иное, кроме его красного цвета, его гладкой поверхности и т. п., короче, еще что-нибудь, помимо признаков, получаемых в непосредственном ощущении?

Я. Я думаю, что существует: помимо свойств есть еще вещь, которая заключает в себе эти свойства, носитель этих свойств.

Д. Каким же чувством ты воспринимаешь этого носителя свойств? Видишь ли ты его, или осязаешь, слышишь и т. д. или, может быть, у тебя существует для него еще особенное чувство?

Я. Нет, я думаю, я вижу его и осязаю.

Д. В самом деле! Исследуем это бытие. Сознаешь ли ты когда-нибудь свое зрение вообще или всегда только определенное зрение?

Я. У меня всегда есть только определенное зрительное восприятие.

Д. И каково же было это определенное зрительное восприятие по отношению к тому вот предмету?

Я. Ощущение красного цвета.

Д. И это красное есть нечто положительное — простое ощущение, определенное состояние тебя самого?

Я. Это я понял.

Д. Следовательно, ты должен был бы видеть красное только как простое, как математическую точку, и видишь его, конечно, как таковое. По крайней мере, в тебе, как твое аффицированное состояние, это, очевидно, простое определенное состояние, без всяких составных частей, которое нужно изображать как математическую точку. Или ты думаешь иначе?

605

Я. Я должен признать, что ты прав.

Д. Но вот ты распространяешь это простое красное на широкую поверхность, которую ты, без сомнения, не видишь, так как ты видишь только простое красное. Как получаешь ты эту поверхность?

Я. Это, конечно, странно. Но я думаю, что нашел объяснение. Я не вижу, разумеется, поверхности, но осязаю ее, проводя по ней рукой. Мое зрительное ощущение остается во время этого осязания неизменным, и поэтому я распространяю красный цвет на всю поверхность, которую я осязаю в то время, как я вижу неизменно то же самое красное.

Д. Это было бы действительно так, если бы ты осязал только поверхность. Но посмотрим, возможно ли это. Ты ведь не осязаешь никогда вообще, не осязаешь своего осязания и вслед за этим не сознаешь его же?

Я. Ни в коем случае. Каждое ощущение — определенное ощущение. Никогда не видят, или осязают, или слышат вообще, но всегда видят, осязают, слышат нечто определенное: красный, зеленый, синий цвет, холод, тепло, гладкое, шероховатое, звук скрипки, голос человека и т. п. Будем считать это решенным между нами.

Д. Охотно. Следовательно, ты осязаешь в то время, когда думаешь, что осязаешь поверхность, непосредственно только гладкое, шероховатое или нечто подобное?

Я. Конечно.

Д. Это гладкое или шероховатое ведь такое же простое, как красный цвет, — точка в тебе, воспринимающем? И я спрашиваю, почему ты распространяешь простое ощущение по поверхности с тем же правом, с каким я спрашивал, почему ты также поступал с простым зрительным ощущением?

Я. Но эта гладкая поверхность, может быть, не во всех своих точках одинаково гладкая, а в каждой точке гладкая в различной степени. Хотя мне и недостает умения определенно различать эти степени и словесных знаков для закрепления и обозначения этих различий, но я