Оно – понятие – составляет тут существенное, железо же для него есть нечто случайное. Движение, стало быть, просто полагается. Из его сферы исключается железо как нечто устойчивое на месте. Теперь устойчивость отменяется, и железу приписывается движение. Понятие движения встречается здесь дважды: сначала как безусловное, а затем как обусловленное уничтожением устойчивости в железе.)
Следовательно, – и в этом состояло вышеустановленное синтетическое положение, – полнота заключается только в полном отношении, и не существует вообще ничего самого по себе устойчивого, что бы ее собою определяло. Полнота заключается в полноте некоторого отношения, а не какой-либо реальности.
(Члены отношения, будучи рассматриваемы в отдельности, суть акциденции; их полнота есть субстанция, как выше уже было сказано. Здесь нужно только еще установить это категорически для тех, кто не в состоянии сами сделать столь нетрудного вывода, что под субстанцией надо разуметь не что-либо неподвижно закрепленное, а только некоторую взаимосмену. Если субстанция должна быть определена – что было достаточно выяснено, – или же если в качестве субстанции должно мыслиться что-нибудь определенное, то взаимосмена должна, конечно, исходить из какого-нибудь члена, который закрепляется постольку, поскольку взаимосмена должна быть определена; но закрепляется этот член при этом не безусловно, так как я могу взять исходной точкой равным образом и противоположный ему член. И в таком случае тот член, который прежде был существенным, закрепленным, устойчивым, оказывается случайным, как то можно пояснить на вышеприведенных примерах. Акциденции, будучи синтетически объединены, дают субстанцию; и в этой последней не содержится ничего, кроме акциденций: субстанция, будучи анализирована, распадается на акциденции, и после полного анализа субстанции не остается ничего, кроме акциденции. Никакого длительно сохраняющегося субстрата, никакого носителя акциденций не нужно предполагать; любой случайный момент, выбираемый тобою сейчас, является всякий раз своим собственным носителем и носителем противоположного случайного момента, без того, чтобы была надобность еще в каком-нибудь особенном носителе. Полагающее Я, благодаря самой удивительной из своих способностей, которой в свое время мы дадим более обстоятельное определение, удерживает до тех пор исчезающий случайный момент, пока не сравнит с ним того, что его вытесняет. Именно эта почти всегда недооценивавшаяся способность образует из непрерывных противоположностей единство, именно она становится между моментами, которые должны были бы взаимно уничтожать друг друга, и тем самым сохраняет тот и другой; именно она одна делает возможными жизнь и сознание, в особенности сознание как некоторый поступательный временной ряд; и она делает все это единственно лишь через то, что она на себе и в себе несет такие акциденции, которые лишены всякого общего им носителя и не могли бы иметь такового, так как они взаимно уничтожались бы.)
cc) Деятельность как синтетическое единство и взаимосмена как синтетическое единство должны взаимно определять друг друга и, в свою очередь, образовать некоторое синтетическое единство.
Деятельность как синтетическое единство всего короче может быть описана как некоторое абсолютное соединение и закрепление противоположностей, некоторого субъективного и объективного, в понятии определимости, в котором эти противоположности все же остаются противоположенными. (Для разъяснения и установления некоторой высшей точки зрения прошу сравнить изложенный здесь синтез с вышенамеченным объединением Я и Не-Я вообще посредством количества (§3). Подобно тому как там Я сначала было просто положено в отношении качества как абсолютная реальность, здесь просто полагается нечто, то есть что-то определенное посредством количества, в Я или же Я полагается просто как определенное количество; тут полагается нечто субъективное как только субъективное; и такое действие выражает собою тезис, именно некоторый количественный тезис, в отличие от вышеупомянутого качественного. Но все способы действия Я должны исходить из некоторого тетического действия. [В теоретической части наукоучения и в пределах того ограничения, которое мы предписали себе тут нашим основоположением, это действительно некоторый тезис, так как мы ради такого ограничения не можем пойти дальше; хотя если бы мы однажды перешли эту границу, то обнаружилось бы, что такое действие есть также и некоторый синтез, долженствующий привести к высшему тезису.] Подобно тому как выше Я вообще было противопоставлено некоторое Не-Я как противоположное качество, так и здесь субъективному противополагается нечто объективное путем простого исключения его из сферы субъективного, следовательно, просто через посредство количества (ограничения, определения), и такое действие есть количественный антитезис, как прежнее действие выражало собою качественный антитезис. Но ни субъективное не должно быть уничтожаемо объективным, ни объективное – субъективным, точно также, как выше Я вообще не должно было быть уничтожаемо через Не-Я, и наоборот; оба они должны продолжать существовать рядом друг с другом. Они должны поэтому быть синтетически объединены и объединяются через нечто третье, в чем они равны – через определимость. Оба они – не субъект и объект как таковые, а субъективное и объективное, полагаемые посредством тезиса и антитезиса, являются взаимно друг другом определимыми и, лишь поскольку они таковы, могут быть объединены, а также закреплены и фиксированы действующей в синтезе способностью Я (силой воображения). Но совершенно так же, как то было выше, и здесь антитезис невозможен без тезиса, так как противополагать что-либо можно только чему-либо положенному; но и сам требующийся здесь тезис невозможен по своему содержанию без содержания антитезиса; ибо прежде, чем что-либо будет просто определено, то есть прежде, чем к нему будет применено понятие количества, оно должно уже существовать по своему качеству. Следовательно, вообще должно существовать нечто такое, в чем деятельное Я проводит для субъективного некоторую границу, отдавая остальное объективному. По форме же, совершенно так же, как было выше, антитезис невозможен без синтеза, так как иначе антитезисом уничтожалось бы полагаемое, – следовательно, антитезис был бы уже не антитезисом, а сам был бы тезисом. Таким образом, все три действия суть лишь одно и то же действие; и только в рефлексии о них могут быть различены отдельные моменты этого единого действия.)
Что касается чистой взаимосмены, то если форма ее – взаимное исключение взаимочленов – и содержание – обширная сфера, содержащая в себе оба исключающих друг друга члена, – синтетически объединяются, взаимное исключение само является обширной сферой, а обширная сфера сама есть взаимное исключение, то есть взаимосмена состоит всецело и исключительно в отношении; в нем не содержится больше ничего, кроме взаимного исключения, только что указанной определимости. Легко видеть, что это и должно было быть посредствующим звеном синтеза; но зато несколько труднее вообразить себе при голой определимости, при голом отношении, без всего того, что находится в отношении (от чего здесь, да и во всей теоретической части наукоучения вообще приходится отвлекаться), нечто такое, что не является абсолютным ничто. Постараемся побудить к этому силу воображения, насколько это окажется для нас возможным. A и B (нам уже известно, что этим обозначаются, собственно говоря, A+B в его определении через A и то же самое A+B в его определении через B, но для нашей цели мы можем от этого отвлечься и называть то и другое прямо A и B), – A и B, следовательно, противоположены, и если одно из них полагается, то другое не может быть полагаемо: и тем не менее они должны существовать вместе, не уничтожая друг друга взаимно, и притом не только отчасти, как то требовалось до сих пор, а всецело и как противоположности; и задача заключается в том, чтобы это мыслить. Но нельзя мыслить то и другое вместе иначе и ни при каком другом возможном предикате, кроме как постольку, поскольку они взаимно уничтожают друг друга. A не может быть мыслимо и B не может быть мыслимо отдельно; но встреча, их воздействие (Eingreifen) друг на друга должно быть мыслимо, и только это является точкой их объединения.
(Предположите в физическом пункте X в момент времени A свет, а тьму в непосредственно следующий за ним пункт времени B: этим свет и тьма оказываются резко друг от друга отграниченными, как то и должно быть. Но моменты A и B ограничивают друг друга непосредственно, и между ними нет никакой пустоты. Вообразите себе между ними явственную границу Z. Что же такое находится в Z? Не свет, так как этот последний находится в момент A, Z же не есть A; точно также это и не тьма, так как тьма находится в моменте B. Следовательно, это – и не то, и не другое. Но с тем же успехом я могу сказать, что там находится и то и другое, так как если между A и B нет никакой пустоты, то и между светом и тьмою нет ее, и они, следовательно, соприкасаются в Z непосредственно. Могут сказать, что при таком рассуждении я превращаю Z, которое должно бы быть только границей, с помощью силы воображения в некоторый момент; и, конечно, так это и есть на самом деле. Сами моменты A и B возникли не иначе, как путем такого расширения посредством силы воображения. Я могу поэтому распространить Z при помощи одной силы воображения; и я должен это сделать, если я хочу мысленно представить себе непосредственное ограничение моментов A и B друг другом. Вместе с тем, таким образом, в нас производится эксперимент над удивительной способностью продуктивной силы воображения, каковая способность получит в скором времени свое объяснение, без которой в человеческом духе ничего нельзя объяснить и на которой легко может быть основан весь механизм человеческого духа.
5.Получившая только что объяснение деятельность определяет объясненную нами взаимосмену. Это может означать, что встреча взаимочленов как таковых обусловливается некоторой абсолютной деятельностью Я, благодаря которой это Я и противополагает и объединяет объективное и субъективное. Только в Я и единственно лишь в силу такого действия Я они становятся взаимочленами; только в Я и благодаря такому действию Я они встречаются друг с другом.
Ясно, что установленное положение имеет идеалистический смысл. Если признавать установленную здесь деятельность исчерпывающей сущность Я, поскольку это последнее является интеллигенцией, как то возможно, конечно, лишь при наличии некоторых ограничений, то процесс представления заключается в том, что Я полагает нечто субъективное и противополагает этому субъективному нечто другое как объективное, и т.д.; и таким образом мы имеем перед собой начало для некоторого ряда представлений в эмпирическом сознании. Выше был установлен закон опосредствованности полагания, согласно которому ничто объективное не может быть полагаемо без того, чтобы при этом не уничтожалось субъективное, и наоборот, – что, разумеется, и в данном случае сохраняет свою силу; и отсюда должна была бы объясняться взаимосмена представлений. Теперь к этому присоединяется определение, что оба они – субъективное и объективное – должны быть синтетически объединены, должны полагаться одним и
