естественного сознания. Вопрос в том, как человеческий дух первоначально приходит к такому различению между некоторым отражением деятельности извне и некоторым отражением ее изнутри. Это различие и есть то, что должно быть выведено как факт и через такое выведение доказано.

Я должно быть определено предикатом созерцающего и этим должно быть отличено от созерцаемого. Таково было то требование, от которого мы отправились; отправляться от какого-либо другого мы не могли. Я как субъект созерцания должно быть противоположено его объекту и тем впервые отличено от Не-Я. Ясно, что мы будем лишены в этом исследовании какой-либо точки опоры и будем вращаться в безысходном кругу, если только не будет сначала закреплено созерцание в себе и как таковое. Тогда только будет возможно определить отношение к нему как Я, так и Не-Я.

Таким образом, возможность разрешить вышепоставленную задачу зависит от возможности закрепить само созерцание как таковое.

Эта последняя задача одинакова с только что установленной, – с задачей провести различие между первым направлением к A и вторым направлением; и одна из них решается посредством другой. Если только созерцание само является закрепленным, в нем уже содержится первое отражение (Reflexion) по направлению к A; и тогда, без боязни впасть в смешение и прийти ко взаимоуничтожению утверждений, может осуществиться рефлексия уже не первого направления к A, а созерцания вообще по направлению к A.

Созерцание как таковое должно быть закреплено, чтобы его можно было понять как одно и то же. Но созерцание как таковое отнюдь не есть что-либо закрепленное; оно выражает собою колебание силы воображения между противодействующими друг другу направлениями. Что оно должно быть закреплено, это значит, что сила воображения не должна более колебаться, так как этим созерцание было бы совершенно уничтожено и упразднено. Но этого не должно быть; следовательно, в созерцании должен сохраниться хотя бы продукт такого состояния – след от противоположных направлений, не совпадающий с которым-нибудь из них самих, а представляющий собою нечто сложенное из них обоих.

Такое закрепление созерцания, которое только в силу этого и становится созерцанием, содержит в себе три следующих момента. Сюда относится прежде всего действие закрепления или же утверждения. Все это закрепление совершается ради рефлексии через самопроизвольность, совершается через эту самопроизвольность самой рефлексии, как это обнаружится сейчас; следовательно, действие закрепления присуще просто полагающей способности в Я, или же разуму. Затем, сюда относится определенное или становящееся определенным; и, как мы уже знаем, – это сила воображения, деятельности которой положена некоторая граница. Наконец, сюда относится то, что возникает благодаря определению: продукт силы воображения в ее колебании. Ясно, что раз только искомое закрепление может быть осуществлено, должна существовать и некоторая способность такого закрепления; но такая способность не есть ни определяющий разум, ни созидательная сила воображения, следовательно, это – посредствующая между ними способность. Это – способность, в которой приобретает устойчивость (besteht) изменчивое, в которой оно как бы становится вразумительным (verständigt) (как бы останавливается) и которая потому по праву носит имя рассудка (Verstand). Рассудок есть рассудок лишь постольку, поскольку в нем что-либо закрепляется; и все, что закрепляется, закрепляется единственно в рассудке. Рассудок можно описать как закрепленную разумом силу воображения или же как разум, снабженный объектами через силу воображения. Рассудок – что бы время от времени ни рассказывали об его действиях – есть покоящаяся, бездеятельная способность духа, есть простое хранилище созданного силою воображения, определенного разумом и подлежащего дальнейшему определению.

(Только в рассудке есть реальность (хотя и только посредством силы воображения); рассудок – это способность действительного; только в нем впервые идеальное становится реальным: потому слово «рассудить» (verstehen) выражает собою также некоторое отношение к чему-то такому, что должно приходить извне, без содействия с нашей стороны, и допускать вполне только истолкование и усвоение. Сила воображения творит реальность; но в ней самой нет никакой реальности; только через усвоение и овладение в рассудке ее продукт становится чем-то реальным. Тому, что мы сознаем как продукт силы воображения, мы не приписываем реальности; приписываем же мы ее тому, что мы находим наличным в рассудке, которому мы приписываем отнюдь не способность созидания, а лишь способность сохранения. Мы увидим, что при естественной рефлексии, которая противоположна рефлексии искусственной и трансцендентально-философской, можно в силу самых ее законов идти только до рассудка; а в нем мы находим, конечно, нечто данное этой рефлексии как материал представления; при этом остается несознанным, как это данное нечто попало в рассудок. Отсюда-то рождается наше твердое убеждение в реальности вещей вне нас, наличных без всякого с нашей стороны содействия, так как мы не отдаем себе сознательного отчета в способности их сотворения. Если бы мы в повседневной рефлексии также сознавали, как мы действительно можем это сознавать в рефлексии философской, что вещи попадают в рассудок посредством силы воображения, то мы опять стали бы все признавать за обман и благодаря этому чинили бы такую же неправду, как и в первом случае.)

IV

Вернемся к той точке нашего рассуждения, на которой мы прервали его, так как нам было невозможно непосредственно продолжать его далее.

Я рефлектирует свою деятельность, идущую в созерцании по направлению к C. В силу вышеприведенного основания эта деятельность не может быть рефлектирована как деятельность, противодействующая некоторому противоположному, от C к A идущему направлению. Но она не может быть рефлектирована и как деятельность, устремляющаяся на внешнее вообще, так как в таком случае это была бы вся бесконечная деятельность Я, которая не может быть рефлектирована, а не совершающаяся в созерцании деятельность, коей рефлексия необходима.

Следовательно, она должна быть рефлектирована как деятельность, идущая до C, в C ограниченная и определенная, и это первое.

Стало быть, в C созерцающая деятельность Я ограничивается абсолютной, в рефлексии действующей деятельностью. Но так как эта деятельность только рефлектирует, сама же (помимо нашей настоящей философской рефлексии) не бывает предметом рефлексии, то ограничение в C противополагается Я и приписывается Не-Я. За пределами C полагается в бесконечность посредством некоторого темного, не рефлектированного и определенным образом неосознанного созерцания некоторый определенный продукт абсолютно творческой силы воображения, который ограничивает способность рефлектированного созерцания, и это – как раз согласно тому же правилу и в силу того же основания, согласно которым был вообще положен первый неопределенный продукт. Это составляет второе. Этот продукт есть Не-Я, благодаря противоположению которого Я вообще впервые определяется как Я для настоящей надобности, а логический субъект положения Я созерцает – впервые становится возможным.

Определенная таким образом деятельность созерцающего Я является, по крайней мере со стороны своего определения, закрепленной и включенной в рассудок для дальнейшего определения; так как без этого противоречащие деятельности Я перекрещивались бы и взаимно уничтожали друг друга.

Эта деятельность направляется от A к C и должна быть осознана в этом направлении, но только посредством некоторой рефлектирующей, следовательно, идущей по направлению от C к A деятельности Я. Ясно, что в этом осознании встречаются противоположные направления, что, следовательно, это осознание должно совершаться посредством способности противоположностей, то есть силы воображения, и, значит, само должно быть некоторого рода созерцанием. И в этом заключается третье. Сила воображения в настоящей своей функции не является творческой, а только осознает (ради полагания в рассудке, а не ради сохранения) то, что уже создано и включено в рассудок, а потому называется репродуктивной.

Созерцающее должно иметь – и притом как таковое, то есть как действенно определенное, в качестве противопоставленного себе некоторую деятельность, которая не является той же самой деятельностью, а есть другая деятельность. Но деятельность всегда есть деятельность, и до сих пор в ней нельзя ничего различить, кроме ее направления. Этим же противоположным направлением является направление от C к A, возникшее благодаря отраженности извне и сохраненное в рассудке. И в этом заключается четвертое.

Это противоположное направление само должно быть предметом созерцания, поскольку этим должно определяться наличное в созерцании направление; и таким образом вместе с определением созерцающего осуществляется также и некоторое, хотя и не рефлектированное, созерцание созерцаемого.

Но само созерцаемое должно быть определено как созерцаемое, если только оно должно быть противопоставлено созерцающему. А это возможно лишь посредством рефлексии. Вопрос лишь в том, какая устремляющаяся на внешнее деятельность должна быть рефлектирована; ибо рефлектированной должна быть некоторая устремляющаяся на внешнее деятельность; деятельность же, направляющаяся в созерцании от A к C, дает созерцание созерцающего.

Выше было упомянуто, что для ограничения созерцания вообще в C творческая деятельность Я должна идти неопределенно далеко за пределы C. Эта деятельность отражается из бесконечности через C по направлению к A. Но в направлении от C к A идет сохраняющее свой след в рассудке первое направление, которое противодействует в созерцании присвоенной Я деятельности от A к C и по отношению к ней должно быть присвоено противоположности Я, то есть Не-Я. Эта противоположная деятельность созерцается как некоторая противоположная деятельность; и в этом заключается пятое.

Это созерцаемое должно быть определено как таковое; а именно как созерцаемое, противополагающееся созерцающему; следовательно, определены посредством некоторого несозерцаемого, которое ведь есть некоторое Не-Я. Последнее же как абсолютный продукт деятельности Я лежит за пределами C (вещь в себе и для себя как ноумен [17]. Отсюда – естественное различие между представлением и представляемой в нем вещью). В сфере же между C и A заключается созерцаемое, которое, согласно своему определению, понимается в рассудке как нечто реальное. И в этом заключается шестое.

Они относятся друг к другу как деятельность и страдание (реальность и отрицание) и, значит, объединяются через взаимоопределение. Без созерцаемого нет созерцающего, и наоборот. Опять-таки, если (и поскольку) полагается некоторое созерцаемое, то (постольку) полагается некоторое созерцающее, и наоборот.

То и другое должно быть определено, так как Я должно полагать себя как созерцающее и постольку противополагать себя Не-Я; но для этого оно нуждается в некотором твердом основании различия между созерцающим и созерцаемым; а такого основания, согласно выше данным объяснениям, взаимоопределение не дает.

Если только одно из двух получает дальнейшее определение, то посредством первого его получает также и другое, и именно потому, что они находятся между собой во взаимоопределении. Но одно из двух, в силу того же самого основания, должно определяться не через другое, а через самого себя, так как в противном случае мы не вышли бы из круга взаимоопределения.

V

Созерцающее как таковое, то есть как деятельность, определяется уже тем, что оно находится во взаимоопределении; оно являет собою некоторую деятельность, которой в противоположном соответствует некоторое страдание, – некоторую объективную деятельность. Такая деятельность определяется, далее, некоторой необъективной, следовательно, чистой деятельностью, деятельностью вообще и безусловно.

То и другое – противоположны; то