самой. Сила воображения по самому существу своему вообще колеблется между объектом и не-объектом. Она утверждается в том, чтобы не иметь никакого объекта, то есть (рефлектированная) сила воображения совершенно уничтожается, и это уничтожение, это не-бытие силы воображения само созерцается посредством (не рефлектированной и потому ясного сознания не достигающей) силы воображения. (Наличное в нас темное представление, когда нам напоминается о том, что мы должны в целях чистого мышления отвлечься от всякой примеси силы воображения, и есть это очень часто переживаемое мыслителем созерцание.) Продукт такого (нерефлектированного) созерцания должен бы был быть закреплен в рассудке; но ведь он не должен быть ничем, не должен быть объектом, следовательно, его нельзя закрепить. (Темное представление мысли о некотором чистом отношении без членов этого отношения, есть нечто в этом роде.) Стало быть, не остается ничего другого, как вообще отвлечь голое правило разума, голый закон некоторого недоступного реализации определения (через силу воображения и рассудок для ясного сознания); и упомянутая абсолютная способность отвлечения, стало быть, есть сам разум. (Чистый разум без силы воображения, взятый в теоретическом смысле; тот разум, который Кант сделал предметом своих исследований в «Критике чистого разума».)
Если все объективное будет уничтожено, то останется еще по меньшей мере само себя определяющее и через себя самого определенное – Я, или же субъект. Субъект и объект будут при этом так определяться друг другом, что один из них будет совершенно исключаться другим. Если Я определяет только себя самого, оно не определяет ничего за своими пределами, если же оно определяет нечто за своими пределами, то оно определяет не только одного себя. Но Я определяется теперь как нечто такое, что остается после уничтожения всего объективного силою абсолютной способности отвлечения; Не-Я определяется как нечто такое, от чего можно отвлечься при помощи этой способности отвлечения. И, таким образом, мы достигаем наконец устойчивой точки опоры для различения между объектом и субъектом.
(И это на самом деле – очевидный источник всякого самосознания, не признать который нельзя уже после его указания. Все то, от чего я могу отвлечься (пусть даже и не сразу, но, во всяком случае, так, что я буду отвлекаться впоследствии от того, что я сейчас еще оставляю нетронутым, а вслед за тем, оставляя нетронутым то, от чего я сейчас отвлекаюсь), не есть мое Я, и я противополагаю его моему Я только потому, что рассматриваю его как такое, что я могу отмыслить прочь. Чем больше какой-нибудь эмпирический индивидуум в состоянии отмыслить от себя, тем более приближается его эмпирическое самосознание к чистому, начиная от ребенка, который впервые покидает свою колыбель и тем самым научается отличать ее от самого себя, и кончая популярным философом, который еще признает материальные идеи-образы и вопрошает о седалище души, или же – трансцендентальным философом, который мыслит себе – самое меньшее – правило того, как нужно мыслить чистое Я, и доказывает это правило.)
X
Эта деятельность, определяющая Я через отвлечение от всего того, от чего только можно отвлечься, сама, со своей стороны, должна была бы быть определена. Но так как в том, от чего нечего отвлечь и в чем не от чего отвлечься (благодаря чему Я и признается за нечто простое), нельзя ничего уже и определить, то она могла бы быть определена лишь посредством некоторой совсем ничего не определяющей деятельности, а то, что ею было бы определено, могло бы определяться через некоторое совершенно неопределенное нечто.
Действительно, такая способность совершенно неопределенного как условие всего определенного обнаружена посредством умозаключений у способности воображения; но она не может как таковая быть доведена до сознания, так как в таком случае она должна была бы быть рефлектирована, следовательно, определена посредством рассудка, следовательно, не была бы уже неопределенной и бесконечной.
Я было только что рассмотрено в самоопределении как определяющее и определенное в одно и то же время. Если посредством нынешнего более высокого определения рефлексия будет направлена на тот факт, что то, что определяет нечто совершенно определенное, должно быть чем-то совершенно неопределенным, и далее – на тот факт, что Я и Не-Я безусловно противоположны, то если только Я будет рассматриваться как нечто определенное, определяющим неопределенным будет Не-Я; и, наоборот, если Я будет рассматриваться как нечто определяющее, оно само будет неопределенным, а определяемое им определенное будет Не-Я. И отсюда возникает противоборство следующего рода:
Если Я рефлектирует о самом себе и тем самым определяет себя, то Не-Я является бесконечным и неограниченным. Если же, наоборот, Я рефлектирует о Не-Я вообще (о мироздании) и тем определяет его, то оно само является бесконечным. В представлении Я и Не-Я находятся, стало быть, во взаимодействии; если одно из них конечно, то другое является бесконечным, и наоборот; одно же из них всегда бывает бесконечным. (В этом содержится основание установленных Кантом антиномий [19].)
XI
Если даже в еще более высокой рефлексии мы станем рефлектировать о том факте, что само Я является безусловно определяющим и, следовательно, есть то, что определяет безусловно предыдущую рефлексию, от которой зависит противоборство, то, во всяком случае, Не-Я снова окажется чем-то определенным через Я; оно должно при этом либо быть отчетливо определенным для рефлексии, либо быть оставлено неопределенным для определения Я посредством самого себя в рефлексии; и таким образом Я, поскольку оно может быть конечно или бесконечно, находится во взаимодействии только с самим собою, – в таком взаимодействии, стало быть, в котором оно вполне объединено с самим собою и над которым не в состоянии возвыситься никакая теоретическая философия.
Часть Третья
ОСНОВАНИЕ НАУКИ ПРАКТИЧЕСКОГО
§5. Вторая теорема
В положении, бывшем результатом трех основоположений всего наукоучения: Я и Не-Я определяют друг друга взаимно, заключалось два следующих положения: и прежде всего положение: Я полагает себя как определяемое через Не-Я, которое мы исследовали и по отношению к которому установили, какой факт в нашем духе должен ему соответствовать; а затем – следующее положение: Я полагает себя как определяющее Не-Я.
В начале предыдущего параграфа мы не могли еще знать, сможем ли мы когда-нибудь обеспечить за этим последним положением какое-либо значение, так как в нем предполагается определимость, а следовательно, реальность Не-Я, для принятия которой мы там не могли привести еще никакого основания. Теперь же посредством упомянутого постулированного факта и при предположении его наличности постулируется вместе с тем и реальность некоторого Не-Я, – само собою разумеется, для Я, – как ведь и вообще все наукоучение как трансцендентальная наука не может выйти из сферы Я, да и не должно выходить за ее пределы, – и та действительная трудность, которая препятствовала нам принять упомянутое второе положение, исчезает. Ежели некоторое Не-Я обладает для Я реальностью, и – что имеет тот же смысл – ежели Я полагает его как реальное, возможность чего, равно как и форма и способ теперь уже установлены, то Я может, конечно, если только мыслимы иные определения положения (чего мы, правда, еще не в состоянии знать), и себя самого полагать как определяющее (полагающее предел, ограничивающее) ту положенную реальность.
При рассмотрении установленного положения: Я полагает себя как определяющее Не-Я, мы могли бы действовать так же, как поступали при рассмотрении вышеупомянутого положения: Я полагает себя как определенное через Не-Я. И в этом положении, как и в том, содержатся многочисленные противоположности, мы могли бы их отыскивать, синтетически их объединять, затем опять синтетически объединять возникшие в силу такого синтеза понятия, если только они, в свою очередь, оказались бы противоположными и т.д.; и мы, наверное, совершенно исчерпали бы наше положение, следуя некоторому простому и основательному методу. Но существует один более краткий, а потому и не менее исчерпывающий способ его рассмотрения.
А именно, в этом положении заключается некоторая основная антитеза, которая охватывает в себе все противоборство между Я как интеллигенцией и постольку ограниченным существом, и им же как безусловно положенным, следовательно, неограниченным существом, и принуждает нас принимать в качестве объединительного звена некоторую практическую способность Я. Мы займемся прежде всего отысканием этой антитезы и объединением членов содержащегося в ней противоположения. Остальные антитезы найдутся затем сами собою, и их тем легче можно будет объединить.
I
Чтобы отыскать эту антитезу, мы пойдем наикратчайшим путем; этот путь приведет нас вместе с тем и к признанию приемлемости, с некоторой высшей точки зрения, главного положения всего практического наукоучения: Я полагает себя как определяющее Не- Я, и уже с самого начала оно приобретает этим путем высшую, а не проблематическую только значимость.
Я вообще есть Я; оно есть совершенно одно и то же Я в силу положенности самим собою (§1).
Поскольку Я, в частности, является представляющим, или же интеллигенцией, оно, конечно, тоже как таковое есть нечто единое, – некоторая способность представления, подлежащая необходимым законам; но оно постольку совсем не является одним и тем же с абсолютным Я полагаемым самим собою.
Ибо Я как интеллигенция хоть и является внутри этой сферы определенным самим собою со стороны своих особых определений, поскольку оно уже есть такая интеллигенция; и поскольку в нем нет ничего такого, чего оно в себе не полагало бы, и в нашей теории мы настойчиво высказывались против взгляда, будто в Я входит нечто такое, по отношению к чему оно является чисто страдательным. Однако же сама эта сфера как таковая, будучи рассматриваема вообще и в себе самой, полагается для Я не им самим, а чем-то вне него находящимся; разумеется, род и способ представления существует благодаря Я; но то, что Я вообще является представляющим, определяется не силою Я, а чем-то находящимся вне Я, как мы это видели. А именно, мы вообще были в состоянии мыслить себе возможность представления не иначе как предполагая, что устремляющаяся в неопределенное и бесконечное деятельность Я подвергается толчку. Согласно этому, Я как интеллигенция вообще является зависящим от некоторого неопределенного и доселе еще совсем неопределимого Не-Я; и только благодаря такому Не-Я и его посредством становится оно интеллигенцией.*
* Кто почувствует в этих словах глубокий смысл и далеко идущие последствия, тот будет для меня весьма желанным читателем и может спокойно продолжать на свой лад делать из них выводы. Конечное существо конечно только как интеллигенция; практическое законодательство, которое у него должно быть общим с бесконечным, не может зависеть ни от чего вне его. Равным образом и те, кто навострился по немногим основным чертам совсем новой и в ее целом для них необозримой системы предугадывать, если и не очень-то много, то хоть, по крайней мере, атеизм, – пусть и они все-таки обратят
