такая деятельность встречает противодействие, может быть положен предмет; и поскольку нет такого противодействия, нет и никакого предмета.

Рассмотрим теперь эту деятельность со стороны ее отношения к деятельности предмета. Будучи рассматриваемы сами по себе, обе эти деятельности взаимно независимы и всецело противоположны друг другу; между ними нет никакого отношения. Если же, согласно требованию, должен быть положен некоторый объект, то они необходимо должны быть поставлены в отношение друг с другом посредством полагающего некоторый объект Я. От этого отношения равным образом зависит и полагание некоторого объекта вообще; поскольку полагается некоторый объект, они оказываются поставленными друг с другом в отношение; и поскольку между ними не устанавливается отношения, не полагается никакого объекта. Далее, так как объект полагается абсолютно, просто и без всяких оснований (действия полагания лишь как такового), то и отношение осуществляется просто и без всяких оснований на то; и только теперь оказывается вполне уясненным, насколько полагание Не-Я абсолютно: оно абсолютно постольку, поскольку оно основывается на таком только от одного Я зависящем отношении. Деятельности эти безусловно соотнесены друг с другом; это значит, что они безусловно полагаются как равные. Но так как они не равны, раз должен быть положен некоторый объект, то можно сказать лишь одно, а именно, что их равенство безусловно требуется: они должны быть непосредственно равны между собою. Но так как в действительности они не равны, то по-прежнему остается вопрос о том, какое же из двух должно руководствоваться в своем направлении другим и в чем тут должно быть признано основание равенства. Непосредственно ясно, какой ответ должен быть дан на этот вопрос. Поскольку положено Я, положена и вся реальность; в Я должно быть положено все; Я должно быть совершенно независимо, но все должно зависеть от него. Таким образом, требуется согласие объекта с Я; и абсолютное Я требует этого именно в силу своего абсолютного бытия.*

•Категорический императив Канта [Категорический императив, т.е. абсолютное повеление как непреложный закон для разума, – основной принцип кантовской этики. «Каждая вещь в природе действует по законам, – пишет Кант. – Только разумное существо имеет волю или способность поступать согласно представлению о законах, т.е. согласно принципам… Воля есть способность выбирать только то, что разум, независимо от склонности, признает практически необходимым, т.е. добрым… Представление об объективном принципе, поскольку он принудителен для воли, называется велением (разума), а формула веления называется императивом» (Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 1. С. 250-251). Императив может быть либо гипотетическим, либо категорическим. Если поступок хорош как средство для достижения какой-то другой цели, то мы имеем гипотетический императив; если же он хорош сам по себе, а значит, может рассматриваться как самоцель, то императив будет категорическим. Требование категорического императива гласит: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства» (Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 1. С. 347). Это значит: не превращай другое разумное существо только в средство для реализации своих партикулярных целей. «Во всем сотворенном, – пишет Кант, – все что угодно и для чего угодно может быть употреблено всего лишь как средство; только человек, а с ним каждое разумное существо, есть цель сама по себе» (там же. С. 414). Для Фихте существенно то, что кантовское учение о законе разумной воли в качестве своей предпосылки имеет автономию воли, ее самозаконность: воля, по Канту, определяется не внешними причинами, будь то природная необходимость или божественная воля, а только внутренним, ею самой себе данным законом.].

Если где-нибудь становится ясно, что Кант, только молчаливо, полагал в основание своего критического метода как раз те самые предпосылки, которые устанавливает наукоучение, так это именно здесь. Как мог бы он прийти к установлению некоего категорического императива как абсолютного постулата согласования с чистым Я, не исходя при этом из предпосылки некоторого абсолютного бытия Я, через которое полагалось бы все, – или, если это не так, то по меньшей мере должно было бы быть положенным. Большинство последователей Канта, говоря о категорическом императиве, по-видимому, только повторяют слова этого великого человека и еще не дошли до ясного сознания основания правомерности некоторого абсолютного постулата. Только потому, что Я само является абсолютным и лишь постольку, поскольку оно абсолютно, обладает оно правом абсолютно постулировать; и такое право распространяется при этом не дальше, как на постулат этого его абсолютного бытия, из которого, конечно, можно было бы дедуцировать еще и многое другое. Философия, ссылающаяся во всех тех случаях, где она не в состоянии идти дальше, на факт сознания, едва ли много основательнее обесславленной популярной философии.

(Пусть будет дана (в том, что потом полагается как объект) деятельность Y (причем остается невыясненным, как она дается и какой способности субъекта). К ней относится некоторая деятельность Я; таким образом, мыслится некоторая деятельность вне Я (= -Y), которая должна быть равна упомянутой деятельности Я. В чем же тут заключается основание отнесения? Очевидно, в требовании, чтобы всякая деятельность была равна деятельности Я; каковое требование обосновано в абсолютном бытии Я. Y находится в том мире, в котором всякая деятельность была бы действительно равна деятельности Я, и есть идеал. Но ведь Y не находится в согласии с – Y, а противополагается ему. Поэтому она приписывается некоторому объекту; и без такого отнесения и абсолютного требования, его обосновывающего, для Я не было бы никакого объекта, но оно было бы всем во всем и по тому самому, как мы это увидим ниже, было бы ничем.)

Таким образом, абсолютное Я относит себя само непосредственно к некоторому Не-Я (вышеупомянутое – Y), которое, по-видимому, хоть и должно быть Не-Я со стороны своей формы (поскольку оно есть вообще нечто вне Я), но не должно быть Не-Я со стороны своего содержания, ибо оно должно всецело согласоваться с Я. Но оно не может согласоваться с Я, поскольку оно должно быть Не-Я хотя бы только со стороны формы, следовательно, упомянутая отнесенная к этому последнему деятельность Я отнюдь не является каким-нибудь определением (к действительному равенству), а только некоторой тенденцией, некоторым стремлением к определенности, – стремлением, которое тем не менее вполне правомерно; ибо оно полагается через абсолютное полагание Я.

Результат наших предыдущих исследований, значит, таков: чистая, к себе самой возвращающаяся деятельность Я является в отношении к некоторому возможному объекту некоторого рода стремлением, а именно, согласно вышеприведенному доказательству, бесконечным стремлением. Это бесконечное стремление является до бесконечности условием возможности всякого объекта: без стремления нет объекта.

Посмотрим теперь, насколько удовлетворяют эти из других основоположений доказанные результаты той задаче, которую мы поставили себе, и в какой мере оказывается разрешенным установленное противоречие. Я, которое, будучи рассматриваемо вообще как интеллигенция, зависит от некоторого Не-Я, лишь постольку является интеллигенцией, поскольку в наличности имеется некоторое Не-Я, должно все же зависеть только от одного Я: и для того, чтобы признать это возможным, мы принуждены были, в свою очередь, принять некоторую причинность Я для определения Не-Я, поскольку это последнее должно быть объектом интеллигентного Я. На первый взгляд и беря слово во всем его объеме, такая причинность уничтожала себя самое; в случае ее предположения неположенным оказалось бы либо Я, либо Не-Я, и, следовательно, между ними не могло установиться никакого причинного соотношения. Мы постарались разрешить такое противоречие при помощи различения двух противоположных деятельностей Я, – чистой и объективной, – и предположения, что, может быть, первая из них относится непосредственно ко второй как причина к своему действию, вторая же относится непосредственно к объекту как причина к своему действию, и что, таким образом, чистая деятельность Я по меньшей мере опосредованно (через промежуточное звено объективной деятельности) находится с объектом в причинном отношении. В какой же мере подтверждается такое предположение и в какой нет?

Во-первых, в какой мере чистая деятельность Я оказывается причиною объективной деятельности? Прежде всего, поскольку никакой объект не может быть положен, если нет в наличности некоторой деятельности Я, которой деятельность объекта была бы противоположна, и эта деятельность необходимо должна быть в субъекте до всякого объекта просто и исключительно благодаря самому субъекту, следовательно, является чистой его деятельностью, постольку чистая деятельность Я как таковая является условием всякой деятельности, полагающей некоторый объект. Поскольку же эта чистая деятельность первоначально не относится ни к какому объекту и от него также совершенно независима, как и он от нее, постольку она должна быть отнесена посредством некоторого тоже абсолютного действия Я к деятельности объекта (который постольку еще не положен как объект)* и должна быть с нею сравнена. Хотя такое действие и является как таковое со стороны его формы (в том отношении, что оно действительно совершается) абсолютным (на его абсолютном бытии основывается абсолютная самопроизвольность рефлексии в теоретической и абсолютная самопроизвольность воли в практической области, как мы увидим это в свое время), все же со стороны своего содержания (в том смысле, что оно есть некоторое отнесение и требует равенства и подчинения того, что потом будет положено как объект) оно является опять-таки обусловленным абсолютною положенностью Я как полнотою всякой реальности: и чистая деятельность является в этом отношении условием акта отнесения, без которого невозможно никакое полагание объекта. Поскольку чистая деятельность относится только что указанным действием к некоторому (возможному) объекту, она является, как сказано, некоторого рода стремлением. Основание того, что чистая деятельность вообще полагается в отнесении своем к объекту, не заключается в самой чистой деятельности; основание же того, что если она так полагается, то полагается как некоторое стремление, заключается в ней.

* Утверждение, что чистая деятельность сама по себе и как таковая относится к некоторому объекту и что для этого нет надобности ни в каком особом абсолютном действии отнесения, было бы трансцендентальным основоположением интеллигибельного фатализма (Фихте имеет в виду учение Спинозы.), – самой последовательной системой о свободе, какая была возможна до обоснования наукоучения; и, безусловно, из такого основоположения можно было бы по праву сделать по отношению к конечным существам тот вывод, что постольку, поскольку не может быть положена чистая деятельность, не может быть положена и внешняя деятельность, и что конечное существо, будучи совершенно конечным, полагается, как то само собою понятно, не само собою, а посредством чего-то вне его. По отношению к Божеству, то есть к такому существу, чистой деятельностью которого непосредственно полагалась бы также и его объективная деятельность, система интеллигибельного фатализма имела бы силу, если бы только подобное понятие не было для нас вообще запредельно.

(Вышеупомянутое требование, чтобы все согласовалось с Я, чтобы вся реальность была полагаема