безусловно через Я, есть требование того, что называют – и с правом на то – практическим разумом. Такая практическая способность разума была до сих пор только постулирована, но не была еще доказана. Поэтому требование доказать, что разум практичен, которое время от времени обращали к философам, чрезвычайно справедливо. Такое доказательство непременно должно быть осуществлено удовлетворительным образом для самого теоретического разума, и от этого последнего никоим образом не дозволительно отделываться одним властным предписанием. Это же возможно лишь в том случае, если будет показано, что сам разум не может быть теоретическим, не будучи практическим: в человеке невозможна никакая интеллигенция, если в нем нет некоторой практической способности; возможность всякого представления основывается на этой последней способности. Но так ведь оно и есть, ибо, как только что было показано, без стремления вообще невозможен никакой объект.)
Нам предстоит разрешить еще одну трудность, которая грозит опрокинуть всю нашу теорию. А именно, требуемое отнесение тенденции чистой деятельности к деятельности последующего объекта, – каковое отнесение совершается либо непосредственно, либо же посредством некоторого идеала, начертанного согласно идее такой чистой деятельности, – невозможно, если только деятельность объекта не будет уже каким-либо образом дана совершающему отнесение Я. Если же мы делаем эту деятельность данной ему тем же самым способом – через отнесение ее к некоторой тенденции чистой деятельности Я, – то наше объяснение вращается в кругу, и мы не получаем никакого первого основания отнесения вообще. Но такое первое основание непременно должно быть указано; само собою разумеется, – только в идее, так как оно должно ведь быть первым основанием.
Абсолютное Я безусловно равно самому себе: все в нем есть одно и то же Я и принадлежит (если только дозволительно употребить столь неточное выражение) одному и тому же Я; тут нечего различать, тут нет ничего множественного; Я есть всё и вместе с тем ничто, так как оно является для себя самого ничем, не в состоянии различать в себе никакого полагающего начала и ничего положенного. Оно стремится (что тоже говорится не вполне точно, имея в виду некоторое будущее отнесение) в силу своего существа утвердиться в этом состоянии. В нем обнаруживается некоторое неравенство, а потому и нечто чужеродное. (Того, что это случится, вовсе нельзя доказать a priori, каждый может показать себе это только в своем собственном опыте. И далее, об этом чужеродном мы пока не можем сказать ничего более, кроме того, что его нельзя вывести из внутренней сущности Я, так как в противном случае оно вообще было бы чем-то неразличимым.)
Это чужеродное неизбежно находится в борьбе со стремлением Я быть совершенно тождественным; и если мы помыслим себе какое-нибудь интеллигентное существо за пределами Я, которое наблюдало бы это Я в таких его двух различных состояниях, то для этого существа Я будет представляться ограниченным, сила его как бы оттесненной, как мы это допускаем, например, в телесном мире.
Однако же не какое-либо существо вне Я, а само Я должно быть тою интеллигенцией, которая полагает такое ограничение; и мы принуждены, таким образом, сделать еще несколько шагов дальше для того, чтобы разрешить указанную трудность. Если Я равно себе самому, если оно стремится с необходимостью к полному тождеству с самим собою, то оно непременно должно восстановить в точности это не самим собою нарушенное стремление; а таким образом ведь сделалось бы возможным сравнение между состоянием ограничениями восстановлением задержанного стремления, стало быть, некоторое прямое отнесение самого себя к самому себе без всякого содействия объекта, если бы только можно было указать какое-нибудь основание отношения между обоими состояниями.
Предположите, что стремящаяся деятельность Я проходит от А до С без толчка; в таком случае вплоть до С нет ничего подлежащего различению, так как тут не могут быть различаемы Я и Не-Я; и вплоть до этого пункта не имеется ничего такого, что Я могло бы когда-нибудь осознать. В С эта деятельность, содержащая в себе первое основание всякого сознания, но никогда до сознания не доходящая, задерживается. Но в силу своего внутреннего существа она не может быть задержана; она продолжает поэтому действовать далее за пределы С, но только уже как такая деятельность, которая тормозится извне и, стало быть, сохраняется одною только своею внутренней силой; и так до той точки, в которой уже нет более сопротивления, например, до точки D.
[a) За пределами D она может быть так же мало предметом сознания, как и между A и C, и в силу того же самого основания.
b) Здесь отнюдь не говорится, что Я само полагает свою деятельность как деятельность задержанную и только через саму себя сохраняющуюся; здесь говорится лишь, что какая-нибудь интеллигенция за пределами Я была бы в состоянии положить ее как таковую.]
Для большей ясности будем держаться границ только что сделанного предположения. Некоторая интеллигенция, долженствующая правильно и соответственно существу дела полагать то, что здесь требуется, – а ведь такой интеллигенцией являемся как раз мы сами в нашей настоящей научной рефлексии, – должна бы с необходимостью полагать такую деятельность, как деятельность некоторого Я, – некоторого само себя полагающего существа, которому присуще только то, что оно в себе полагает. Стало быть, Я должно бы непременно полагать в себе самом и задержку своей деятельности, и ее восстановление, раз только задержанной и восстановленной должна быть именно деятельность Я. Но она может быть полагаема как восстановленная лишь постольку, поскольку она полагается как задержанная, и как задержанная она может быть полагаема лишь постольку, поскольку она полагается как восстановленная; ибо, согласно вышесказанному, эти моменты находятся в отношении взаимоопределения. Следовательно, подлежащие объединению состояния оказываются уже сами по себе синтетически соединенными; вне соединения они вообще не могут быть положены. А то, что они вообще положены, содержится уже в понятии Я и постулируется одновременно с этим понятием. Таким образом, нужно было бы только положить в Я и силою Я задержанную деятельность, которая все же непременно должна быть положена и, стало быть, восстановлена.
Всякое полагание Я исходило бы, таким образом, из полагания некоторого чисто субъективного состояния; всякий синтез исходил бы из некоторого в себе самом необходимого синтеза противоположностей в одном только субъекте. Это единственно и только субъективное окажется, как мы увидим то ниже, чувством.
Но в качестве основания этого чувства* полагается далее некоторая деятельность объекта; эта деятельность, таким образом, становится данностью для производящего отнесения субъекта, конечно, как то и было нами потребовано выше, через посредство чувства; и тогда требуемое отнесение к некоторой деятельности чистого Я является возможным.
* Условия возможности (заметка на полях).
Все это – в целях разрешения обнаруженной трудности. Теперь возвратимся к той точке, от которой мы отправились. Без бесконечного стремления Я нет никакого конечного объекта в Я, – таков был результат нашего исследования; и этим как будто снимается противоречие между конечным, обусловленным Я как интеллигенцией, и бесконечным и безусловным Я. Если же мы присмотримся поближе к сущности дела, то увидим, что противоречие это хоть и удалено теперь от той точки, где мы на него натолкнулись, – между интеллигентным и не-интеллигентным Я, – но вообще оно только передвинуто дальше и вводит в спор более высокие основоположения.
А именно: нашей задачей было разрешить противоречие между некоторой бесконечной и некоторой конечной деятельностями одного и того же Я; и мы разрешили его, показав, что бесконечная деятельность совсем не является объективной, а лишь возвращающейся к себе самой, конечная же деятельность – объективна. Теперь же бесконечная деятельность сама оказывается, как некоторого рода стремление, отнесенной к объекту, следовательно, постольку объективной деятельностью; и так как эта деятельность все же должна оставаться бесконечной, но, вместе с тем, рядом с ней должна сохраняться также и первая конечная объективная деятельность, то мы имеем, значит, перед собою некоторую бесконечную объективную деятельность и некоторую конечную объективную деятельность одного и того же Я, каковое допущение опять-таки противоречит самому себе. Это противоречие можно разрешить только тем, что будет показано, что бесконечная деятельность Я объективна совсем в ином смысле, чем его конечная деятельность.
Без сомнения, каждому тут первым же делом приходит в голову предположение, что конечная объективная деятельность Я направляется на некоторый действительный объект, бесконечное же его стремление направляется на некоторый только воображаемый объект. И такое предположение найдет, конечно, себе подтверждение. Но так как благодаря этому ответ на вопрос вращается в порочном круге и оказывается заранее предположенным такое различие, которое возможно лишь через различение обеих этих деятельностей, то мы должны несколько больше углубиться в рассмотрение этой трудности.
Всякий объект является непременно определенным, раз только он должен быть объектом; ибо, поскольку он есть объект, он определяет само Я, и его определение этого последнего само является определенным (имеет свою границу). Всякая объективная деятельность является – поэтому поскольку она – объективная деятельность – определяющей и постольку тоже определенной, а потому также и конечной. Следовательно, и само упомянутое выше бесконечное стремление может быть бесконечно только в некотором определенном смысле; в некотором же другом определенном смысле оно неизбежно должно быть конечно.
Но вот ему противополагается некоторая объективная конечная деятельность; она должна, значит, быть конечной в том самом смысле, в котором стремление является бесконечным; стремление же является бесконечным постольку, поскольку эта объективная деятельность конечна. Стремление имеет, разумеется, некоторый конец; оно не имеет только именно тот конец, который имеет объективная деятельность. Вопрос лишь в том, что же это за конец.
Конечная объективная деятельность уже предполагает в целях своего определения некоторую противоположную бесконечной деятельности Я деятельность того, что затем определяется как объект. Она является, хоть и не постольку, поскольку она вообще действует, так как поскольку она, согласно вышеуказанному, абсолютна, а постольку, поскольку она полагает определенную границу объекта (то, что он именно в такой-то и такой-то мере противостоит Я, а не более и не менее того), зависимой, ограниченной и конечной. Основание ее определения, а следовательно, и ее определенности лежит за ее пределами. Объект, определенный этою постольку ограниченной деятельностью, есть действительный объект.
В этом смысле стремление не конечно; оно вдет за пределы такого объектом предписанного определения границ и, согласно вышеизложенному, должно непременно идти за его пределы, если только подобное определение границ должно иметь место. Оно определяет не действительный мир, зависящий от некоторой деятельности Не-Я, находящейся во взаимодействии с деятельностью Я, а такой мир, какой существовал бы, если бы вся реальность полагалась бы одним только Я, следовательно, некоторый идеальный мир, полагаемый исключительно только Я и не полагаемый никаким Не-Я.
Но в какой же мере стремление является
