также и конечным? Постольку, поскольку оно вообще направляется на некоторый объект и должно с необходимостью полагать этому объекту границы, если только он должен быть таким объектом. Не действие определения (Bestimmens) вообще, а граница данного определения (Bestimmung) зависела у действительного объекта от Не-Я; у идеального же объекта и действие определения, и граница одинаково зависят только от одного Я; это последнее не обусловливается никаким иным условием, кроме того, что оно вообще должно с необходимостью полагать границы, которые оно может распространять до бесконечности, так как такое распространение зависит только от него одного.
Идеал является абсолютным продуктом Я; его можно до бесконечности подымать все выше и выше; но он в каждый определенный момент имеет свою границу, которая в следующий определенный момент ни в коем случае не должна оставаться той же самой. Неопределенное стремление вообще, – которое постольку, конечно, не должно бы называться стремлением, так как оно лишено какого бы то ни было объекта, но для которого мы не имеем никакого подходящего названия, да и не можем иметь, – которое находится за пределами всякой определимости, – бесконечно; но как таковое оно не доходит до сознания и не может дойти до него, так как сознание возможно только благодаря рефлексии, рефлексия же возможна только благодаря определению. Но как только на него направляется рефлексия, оно становится неизбежным образом конечным. Поскольку дух осознает, что оно конечно, он его снова расширяет; но как только он задает себе вопрос о том, бесконечно ли оно, оно именно в силу этого вопроса становится конечным; и так до бесконечности.
Стало быть, сополагание бесконечного и объективного само является некоторого рода противоречием. То, что направляется на некоторый объект, конечно; и то, что конечно, направляется на некоторый объект. Это противоречие не может быть снято иначе, нежели тем, что объект вообще отпадет; объект же отпадает единственно лишь в завершенной бесконечности. Я может распространять объект своего стремления до бесконечности; если бы в один определенный момент объект этот был бы распространен до бесконечности, то это не был бы уже более объект, и идея бесконечности была бы осуществлена, что, в свою очередь, является противоречием.
Тем не менее идея такой подлежащей завершению бесконечности преподносится нам и содержится в глубине нашего существа. Мы обязаны, в силу того требования, которое оно обращает к нам, разрешить противоречие, хотя бы мы не могли мыслить себе его решение как возможное, и предвидели, что мы ни в один момент нашего до какой угодно вечности продленного существования не сможем мыслить его как возможное. Но ведь именно это и является признаком нашего назначения к вечности.
И вот, таким образом, сущность Я оказывается определенной, насколько она может быть определена, а противоречия в нем – разрешенными, поскольку они могут быть разрешены. Я – бесконечно, но только по своему стремлению; оно стремится быть бесконечным. Но в понятии самого стремления содержится уже конечность, так как то, чему не оказывается сопротивления, не является стремлением. Если бы Я было более чем стремящимся, если бы оно обладало бесконечной причинностью, то оно не было бы Я, оно не полагало бы себя само и потому было бы ничем. Если бы оно не обладало этим бесконечным стремлением, то оно опять-таки не могло бы полагать себя само, так как оно не могло бы ничего себе противополагать; оно не было бы потому также и Я и, следовательно, было бы ничем.
Мы изложим все выведенное до сих пор еще несколько другим способом, дабы сделать совершенно ясным понятие стремления, чрезвычайно важное для практической части наукоучения.
Согласно предыдущему рассмотрению, существует некоторое стремление Я, которое лишь постольку является стремлением, поскольку ему оказывается некоторое сопротивление и поскольку оно не может иметь никакой причинности, стало быть, такое стремление, которое, поскольку оно является стремлением, обусловливается также и некоторым Не-Я.
Поскольку оно не имеет никакой причинности, сказал я только что, следовательно, такая причинность требуется. Что подобное требование абсолютной причинности необходимо должно первоначально заключаться в Я, было показано на противоречии между Я как интеллигенцией и Я как абсолютным существом, – противоречии, которое неразрешимо без него. Поэтому доказательство велось апагогически [2]; было показано, что мы должны отказаться от Я, если мы не пожелаем принять требование некоторой абсолютной причинности.
Это требование должно допускать также и прямое и генетическое доказательство; оно должно устанавливать свою достоверность не одной только ссылкой на высшие начала, которым без него пришлось бы противоречить, но его должно быть возможно в собственном смысле слова вывести из этих высших начал, так чтобы стало понятно, как возникает в человеческом духе подобное требование. Должно быть возможно обнаружить наличность не только одного стремления к некоторой (некоторым определенным Не-Я) определенной причинности, а и некоторого стремления к причинности вообще, которое обосновывало бы собою первое. Некоторая идущая за пределы объекта деятельность является стремлением именно потому, что она идет за пределы объекта, но вместе с тем и при том только условии, что некоторый объект уже имеется в наличности. Должно быть возможно указать некоторое основание для выхождения Я за пределы самого себя благодаря которому только и становится впервые возможным некоторый объект. Это выхождение за пределы, предшествующее всякой противодействующей деятельности и обосновывающее ее возможность со стороны Я, должно быть обосновано единственно и только в Я; и только через его посредство получаем мы действительную точку объединения между абсолютным, практическим и интеллигентным Я.
Постараемся сделать еще яснее, в чем тут, собственно, дело. Совершенно ясно, что Я, поскольку оно безусловно себя полагает, поскольку оно существует таким, каким себя полагает, и полагает себя таким, каково оно есть, непременно должно быть равно самому себе, и что постольку в нем не может иметь места ничего различного; отсюда же, конечно, непосредственно вытекает, что если в нем должно иметь место нечто различное, то такое различное с необходимостью должно быть полагаемо через некоторое Не-Я. Но ежели Не-Я вообще должно полагать нечто в Я, то в таком случае условие возможности подобного чуждого влияния должно необходимо быть обосновано в самом Я, в абсолютном Я, до всякого действительного постороннего воздействия; Я должно непременно первоначально и безусловно полагать в себе возможность того, что на него будет воздействовать нечто; помимо своего абсолютного полагания через себя само, оно должно быть как бы открыто еще и для некоторого другого полагания. Соответственно с этим, в самом Я уже первоначально должна бы содержаться некоторая различность, если только в нем должно когда-нибудь вообще обнаружиться какое-либо различие; и при этом такая различность должна бы быть обоснована в самом Я как таковом. Кажущееся противоречие этого предположения разрешится само собою в свое время, и таким образом рассеется его немыслимость.
Я должно в самом себе натолкнуться на нечто ему неоднородное, чуждое, что должно быть отличаемо от него самого: отсюда и будет всего удобнее исходить нашему исследованию.
Однако же это чужеродное должно быть обретено в Я и непременно должно быть там обретено. Если бы оно оказалось за пределами Я, оно было бы для Я ничем, и из него ничего бы не могло последовать для Я. Следовательно, оно должно быть непременно в каком-то определенном отношении также и однородно Я; должно быть возможно приписать его Я.
Сущность Я состоит в его деятельности; поэтому, ежели и должно быть возможно приписать Я подобное чужеродное, оно непременно должно быть вообще некоторой деятельностью Я, которая как таковая не может быть чуждою Я и только простое направление которой, быть может, чуждо Я, основывается не в Я, а вне его. Если деятельность Я, согласно неоднократно делавшемуся предположению, устремляется в бесконечность, а затем в некоторой точке испытывает толчок, но не уничтожается этим, а лишь обращается благодаря этому в себя самое, то в таком случае деятельность Я и есть и остается, поскольку она такова, всегда по-прежнему деятельностью Я; только то, что она обращается назад, чуждо Я и противоречит ему. Без ответа тут остаются только такие трудные вопросы, с ответом на которые мы проникаем одновременно также и в самую глубь существа Я: как приходит Я к такому направлению своей деятельности вовне до бесконечности? как может оно различать между собою направление вовне и направление вовнутрь? и почему отраженное вовнутрь направление рассматривается как чуждое и в Я не обоснованное?
Я полагает себя самого безусловно, и поскольку его деятельность возвращается к себе самой. Направление ее является, – если только позволительно предположить нечто еще не выведенное только для того, чтобы дать себя понять, и если, далее, позволительно позаимствовать из учения о природе выражение, которое входит в него впервые с настоящей трансцендентальной точки, как то станет ясно в свое время, – направление ее, говорю я, является только центростремительным. (Одна точка не определяет собою линии; для того, чтобы была возможна линия, необходима наличность непременно двух точек, хотя бы при этом вторая точка лежала в бесконечности и означала только направление. Точно так же и в силу того же самого основания нет никакого направления, если в наличности нет двух направлений, и притом двух противоположных направлений. Понятие направления есть понятие простой взаимосмены; одного только направления совсем не существует, и оно просто немыслимо. Поэтому мы можем приписать абсолютной деятельности Я некоторое направление, – некоторое центростремительное направление, – лишь при том молчаливом предположении, что мы откроем также еще другое центробежное направление этой деятельности. Строго говоря, в настоящем способе представления образом Я является математическая, себя самое через саму себя построяющая точка, в которой нельзя различить никакого направления, да и вообще ничего нельзя различить; она целиком есть там, где она есть, и содержание ее и граница (содержание и форма) суть одно и то же.) Если в существе Я нет ничего, кроме этой конститутивной деятельности, то оно таково же, каким для нас является любое тело. И телу мы приписываем тоже некоторую внутреннюю через одно его бытие положенную силу (согласно положению А=А); но если только мы философствуем трансцендентально, а не трансцендентно, мы признаем, что это нами самими полагается, что сила эта полагается (для нас) через одно только бытие тела, а не так, чтобы посредством самого тела и для него полагалось, что сила эта полагается. И потому тело для нас безжизненно и бездушно и не является Я. Я должно не только полагать себя само для некоторой интеллигенции вне его, но должно полагать себя для себя самого, оно должно полагать себя как положенное через себя самого. Следовательно, поскольку оно есть Я, оно должно только в себе
