специфический вид бытия, как трансцендентальная субъективность в ее смысло-конституирующей деятельности. Она рассматривается Гуссерлем как единственная смысловая инстанция мира, абсолютный источник смысла и значения, а следовательно, и как своеобразная сфера абсолютного. Мы не можем вынести за скобки субъективность, потому что осмысливаем мир по ее законам. Возвращаясь к самому себе, сознание начинает ощущать свою самодостаточность, абсолютность как смыслообразующий центр бытия. Именно конституирующая деятельность сознания рассматривается как исходная и абсолютная инстанция смысла мира. Сама природа понимается как нечто, движущееся в духовном мире. Поэтому Я нельзя рассматривать как вещь, изолированную от других вещей. В сущности, прекращается бытие Я как личности вне и наряду с другими, и такое бытие уступает место внутреннему » бытию-в-других-и-для-других «.
Особый опыт бытия познающего субъекта трактуется в онтологическом плане. Для его характеристики вводится понятие «жизненный мир», которое охотно используется и в других философских учениях. «Жизненный мир» противопоставляется на
220
учной и социально-детерминированной деятельности. Только на основе его анализа возможно установление подлинно человеческого общения и горизонтов человеческого бытия, понимание ограниченности европейской цивилизации, утерявшей связь со своими «живыми истоками» и подпавшей под власть бездушного научного «объективизма».
В рассуждениях Гуссерля привлекает его критика наивно-созерцательного понимания мира, отождествляющего его содержание со знаниями, имеющимися в разрезе времени «сейчас». Можно не соглашаться о ним в том, что именно остаток, полученный от редукции, вернет нас к первоначальному опыту, поможет раскрыть истину. Но сама мысль о том, что мир значительно богаче, сложнее, чем наше научное представление о нем, плодотворна в методологическом отношении и важна для понимания бытия. Важно и особое внимание к человеческой субъективности, которая служит основой создания новой реальности — человеческого бытия. Именно здесь раскрывается смысл этого мира, конституируется реальность, отвечающая внутренним, исконно-личностным запросам человека, что позволяет с достоинством преодолевать давление эмпирических ситуаций.
В философии экзистенциализма идеи Гуссерля находят дальнейшее развитие. Она еще дальше уходит от проблем, характерных для классической философии, стремления осознать мир, как он существует сам по себе, его предметное содержание. Центральной проблемой становится осознание субъективности, ее суверенности, поиски особой человеческой истины, отличной от истин, добываемых в сфере отчужденного научного познания. В реакциях человека, в его самочувствии в процессе столкновения с внешним миром выявляются исходные и неизменные структуры человеческого бытия, в которых совпадают бытие и его осознанность. Поэтому для философского анализа этого бытия нет необходимости разграничивать субъект и объект. Особую значимость приобретает проблема смысла и знака. Экзистенциализм стремится устранить все субстанционалистские характеристики человеческого бытия. Под сомнение ставятся и нормы человеческого общежития, моральные ценности, поскольку они представлены как объективно фиксируемые, устойчивые формы, которым должен следовать человек. Но освобожденный от них человек оказывается предоставленным лишь беспредельной стихии своей субъективности.
Мартин Хайдеггер утверждал, что проблема бытия — самая важная проблема всей философии. Она была поставлна в рабо
221
тах досократиков, но уже с Платона и Аристотеля начинается эпоха «забвения бытия», что сказывается на нашей культуре, ценностях, идеалах, личностных установках. Но сегодня бытие взывает к человеку через кризисные явления (угроза техницизма, распад языка, обессмысливание культуры и т.д.). В «Письме о гуманизме» он говорит о бытии как «особой силе», «стихии», «желающей способности», благодаря которой есть все сущее. Философию всегда волновал вопрос, «почему вообще существует нечто, а не ничто». Он появляется с возникновением человеческой реальности как смысловой реальности. Поэтому совпадают вопросы о сущности бытия, человека и смысла. Бытие как способное и желающее есть возможное. Но это не потенция, а само бытие, которое может иметь власть над мышлением и таким образом над сущностью человека. Бытие понимается как сила, дарующая сущность, как исток всего сущего. Но оно не дается как нечто наличное и сходное с сущим. Его нельзя рассматривать как причину, субстанцию или Бога. Но это сила, которая дарует человеку его человеческую сущность. И человек должен хранить этот дар, прислушиваться к «зову бытия», обращенному к человеку, дать ему возможность сказаться в его языке и деятельности.
Для человека «экзистенция» — это обозначение его сущности и в то же время выхода за ее пределы. Это выход в «истину бытия», «стояние в истине бытия». Только человеку дано существовать в «просвете бытия». Бытие же — это особое измерение человеческой экзистенции и особое отношение человека к своей сущности. Бытие не дается человеку как строго определенный предмет его представлений, поэтому не может быть объектом его практических или гносеологических манипуляций. Ему открыта лишь малая «просека» или «прогалина». Пребывание в «истине бытия» — это осмысленное хранение специфичности человеческого бытия. Но Хайдеггер считает, что нормы и закономерности, управляющие коллективной жизнью людей, — это «неподлинное бытие», которое приводит к выпадению человека из своей сущности. Когда речь идет о жизненных установках человека, то Хайдеггер выступает против субъективистского «активизма», неоправданного экспансионизма человеческих притязаний и опасной переоценки человеком самого себя, что привело ко всем противоречиям современной технической цивилизации. Главное для него отказаться от гигантомании, социальных преобразований и «слушать бытие», дать бытию «сказаться». Все возникающие проблемы рассматрива
222
ются с позиций непредвиденного, непредсказуемого «свободного» решения и глубоко индивидуальной интерпретации собственного бытия. Но в конечном счете это ведет к пассивному подчинению господствующим нормам и ценностям, против которого так активно выступал Хайдеггер.
Самое интересное в экзистенциализме — это рассуждения об экзистенции, под которой понимается индивидуальность, неповторимость, «самость» человека. Человек «заброшен» в этот мир, и для него доступно прежде всего «бытие-в-мире», где он растворяется в толпе, следует канонам конформизма. Но человек не может существовать без других людей. Поэтому для него существует, согласно Ж.П. Сартру, «бытие-в-себе», «бы-тие-для-себя» и «бытие-для-другого». Экзистенция, которую осознают с помощью длительных усилий духа, которая просвечивает в «пограничных ситуациях», предполагает «бытие-для-другого», от которого человек не должен избавляться. Более того, человек, «обреченный на свободу», не ждущий поддержки в своем выборе ни от Бога, ни от других людей, ни даже от законов природы, несет колоссальную ответственность за выбор своего «бытия», который уподобляется выбору дальнейшего пути развития человечества. Этот гимн самобытности, индивидуальности, творческим способностям и возможностям человека в сочетании с призывами формирования обостренного чувства ответственности за результаты своей деятельности составляет несомненную ценность рассуждений экзистенциалистов, в частности Сартра.
В материалистической философии бытие обычно отождествляется с природой или какими-то основаниями природных вещей. Так, для Демокрита существуют два начала Вселенной — атомы и пустота. Атомы, неизменные и неделимые частицы материи, обладают первичными качествами: а) величиной; б) формой; в) порядком. Есть и вторичные качества — цвет, запах и вкус, рассматривающиеся Демокритом как субъективные качества.
Французские материалисты XVIII в. отождествляли бытие с субстанцией, природой, материей. Так, П. Гольбах полагал, что нет и ничего не может быть вне природы, объемлющей собою все сущее. Л. Фейербах критикует Гегеля за то, что тот превращает бытие в абстрактную мысль. Для него бытие составляет единство с той вещью, которая существует. Поэтому на место бытия он ставит природу, а на место мышления — человека.
223
Эти положения впоследствии стали основанием для утверждения В.И. Ленина о том, что «материализм вообще признает объективно реальное бытие (материю) независимо от сознания, от ощущения, от опыта и т.п. человечества» [1]. В марксистской философии, которая следует традициям предшествующего материализма, в сущности, не находится места для бытия как самостоятельной категории. Оно отождествляется с природой или материей. Именно материя, которая противопоставляется сознанию как объективная реальность, признается основой единства мира. Так, Ф. Энгельс отмечал, что высший вопрос всей философии — вопрос об отношении мышления к бытию, духа к природе. Для Ленина самые широкие понятия философии — это материя и мышление, материя и ощущение, физическое и психическое.
Но в отличие от метафизического материализма в марксистской философии центральное место занимает идея развития. Поэтому мир заключает в себе как постоянство, так и изменение, как бытие, так и становление. Марксизм вводит также понятие «общественного бытия». Так, в «Немецкой идеологии» говорится, что бытие людей — это реальный процесс их жизни, обусловленный уровнем развития производительных сил и соответствующих им производственных отношений.
Несомненно, что само выделение общественного бытия было большой заслугой марксистской философии. В отличие от созерцательного материализма, который признавал объективное существование лишь вещественных образований, марксизм включает в сферу бытия и отношения людей, прежде всего экономические, которые создают стержень общественного бытия, обусловливают его структуру. Но, в сущности, это можно рассматривать как расширение рамок категории материи, которая в новом варианте противопоставлялась общественному сознанию, при этом последнее не включалось в сферу бытия.
3. Современное понимание и гносеологические перспективы категории бытия
Для современной философии характерно стремление раздвинуть рамки применения категории бытия. Так, выделяются следующие основные формы бытия: 1) бытие вещей (тел), процессов, которое, в свою очередь, делится на бытие природы как целого и бытие вещей и процессов, произведенных человеком; 2) бытие человека, включающее бытие человека в мире вещей и специфически человеческое бытие; 3) бытие духовно
224
го (идеального), состоящее, с одной стороны, из индивидуализированного духовного и, с другой — из объективированного духовного; 4) бытие социального, которое делится на индивидуальное бытие (отдельного человека в обществе и в истории) и бытие общества [1].
Достоинством приведенного содержания бытия и его форм является расширение рамок этой категории и включение в нее сознания человека (в его индивидуализированной или социализированной форме). В конечном счете под бытием понимается все существующее как равнозначное. Но нужна ли эта категория в такой форме философии? Возможно, предложенная схема классификации форм бытия может рассматриваться лишь как предварительный эскиз, нуждающийся в более весомом обосновании? Может быть, центром теоретической конструкции должно стать именно человеческое бытие, а другие характеристики должны располагаться в зависимости от степени их важности и значимости именно для этого бытия?
В сущности, современное состояние природы можно представить как результат взаимодействия человека с этим миром, которое по масштабам сравнимо с воздействием на природу геологических факторов. Подчеркивая особую значимость воли человека в преобразовании мира, Хайдеггер отмечал, что «земля и атмосфера земли превращаются в сырье. Человек делается людским материалом, который в нужный момент пускается в ход ради достижения предварительно поставленных целей, преднамеренное составление мира неукоснительно пробивает себе путь, а все это устраивается как состояние человеческого приказывания — вот процесс, который выступает наружу из скрытой сущности техники» [2]. Поэтому полагание мира вещей с присущими ему свойствами может быть исходным пунктом философского категориального анализа. Это необходимо и для уяснения сущности деятельности, ибо для человека всегда важно устанавливать состояние предметов и процессов, на которые она направлена.
1 См.: Введение в философию. М., 1989. Т. 2. С. 29.
