предложения в системе, как показывает Я. Сжедницкий, сталкивается со значительными трудностями [25]. Данное понятие не учитывает специфики основания укрепленности предложения в системе, а только берет во внимание сферу действия истинностных связей данного предложения с другими предложениями. В связи с этим в познавательной деятельности к решениям о пересматриваемости того или иного предложения подключаются интуитивные оценки, которые опасны в силу своего субъективизма.
Бихевиористский подход к языку и познанию, на который опираются последние работы Куайна, базируется на психологической связи (например, принцип ассоцианизма). Последняя представляет собой субъективно-индивидуальную форму отражения объективной реальности. По сравнению с логической связью, отражающей и выражающей необходимые связи объективной реальности, в психологической достаточно велик элемент случайного.
По нашему мнению, теоретическая обоснованность различения аналитического и синтетического знания связана с определенностью познания, которая, в свою очередь, задается и конституируется социально-практической направленностью познания через деятельность познающего субъекта. Даже при учете деятельностного аспекта познания можно утверждать, что оно не только обладает неопределенностью, на которую указали неопрагматисты, но и определенностью. Различение аналитического и синтетического знания в общем виде есть выражение качественной определенности знания по глубине отражения объективной реальности и по форме отражения, фиксированной в языке. Но реализуется это различие в определенной функционирующей («работающей») системе, предназначенной для осуществления определенных познавательных и коммуникативных целей.
Аналитичность есть выражение в языке определенной системы понятий. Аналитические высказывания необходимы для фиксации и выражения отношений между понятиями определенной системы как некоторой целостности и относительно самостоятельного образования. Аналитические высказывания истинны на основе отношений между понятиями в определенной системе. Аналитические высказывания прежде всего несут информацию о системе понятий. В этом плане даже тавтологии, будучи тривиальными, не являются бесполезными.
Куайновское определение аналитичности как редуцируемости к логической истине через замещение синонимов является узким для адекватной разработки проблем, традиционно связанных с различием аналитического и синтетического. Поэтому некоторые авторы, например, Л. Тондл, предлагают более широкое понятие, включающее степени аналитичности [32, с. 381–386].
Р. Карнап в общих чертах показал как можно сделать определенным и четким различие между аналитическими и синтетическими высказываниями в языке науки [12; 14]. Однако, помимо уже указанных ошибок, в обосновании знания он не довел анализ проблемы до конца, не показал, чем детерминируется определенность знания и конституируется аналитичность, в связи с этим не избежал некоторого субъективизма и конвенционализма. Безусловно, выбор разграничения между аналитическими и синтетическими (принятие А-постулатов) в какой-то мере условен, но не произволен. Он ограничен структурой внешнего мира и актуальной практической деятельностью человека. От характера практической задачи, решаемой с помощью данной теории, зависит способ и мера обобщения («огрубления») действительности и «огрубления» отражения ее в теории и языке.
Осуществление аналитико-синтетического различия в естественном языке, по нашему мнению, достигается аналогичными способами, хотя в отличие от искусственных языков связано по преимуществу с коммуникативными целями. Хотя значения слов в естественном языке являются «открытыми», изменяющимися (и в этом смысле неопределенными), но они эксплицируются в речевой деятельности говорящих на данном языке.
На основе вышеизложенного можно сделать следующие выводы.
1. Представители неопрагматизма (У. Куайн, Н. Гудмен, М. Уайт) в своей критике догм неопозитивизма и дихотомии аналитическо-синтетическое обратили внимание на деятельностный и генетический аспекты познания и проблему неопределенности знания. В этом позитивный момент их подхода к проблеме аналитического и синтетического знания.
2. Однако отрицание неопрагматистами правомерности аналитико-синтетического различия ведется с позиций прагматизма и релятивизма. Для них характерна метафизическая ограниченность во взглядах на познание и узкое толкование познавательной деятельности, вырождающееся (например, у Куайна) в бихевиоризм. Хотя неопрагматизм стимулировал более тщательное исследование проблемы аналитического и синтетического знания, чем это делалось ранее, его собственная позиция по этому вопросу мало конструктивна.
3. Деление знания на аналитическое и синтетическое, хотя и не является абсолютным, теоретически обосновано и методологически полезно. Теоретическая обоснованность указанного деления связана с определенностью познания и знания, которая конструируется практикой. В деятельностном плане различие аналитического и синтетического связано с различием дедуктивного и индуктивного методов познания. В методологическом плане понятие аналитичности позволяет осуществить различные знаковые преобразования на основе значений языковых выражений в определенной системе.
1. Абрамян Л. А. Гносеологические проблемы теории знаков. – Ереван: Изд-во АН АССР, 1965. – 255 с.
2. Абрамян Л. А. Учение Канта об аналитическом и синтетическом знании // Вопросы философии. – 1975. – № 2. – С. 74–80.
3. Арутюнова Н. Д. Вторичные истинностные оценки: правильно, верно // Логический анализ языка. Метальные действия / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. – М.: Наука, 1993. – С. 23–37.
4. Бенвенист Э. Общая лингвистика. – М.: УРСС, 2002. – 446 с.
5. Бирюков Б. В. О некоторых философско-методологических сторонах проблемы значения знаковых выражений // Проблема знака и значения: сб. ст. / под ред. И. С. Нарского. – М.: Изд-во МГУ, 1969. – С. 55–80.
6. Блумфилд Л. Язык. – М.: Прогресс, 1968. – 607 с.
7. Богомолов А. С. Античная философия. – М.: Изд-во МГУ, 1985. – 368 с.
8. Ветров А. А. Семиотика и ее основные проблемы. – М.: Политиздат, 1968. – 263 с.
9. Гак В. Г. Пространство мысли (опыт систематизации слов ментального поля) // Логический анализ языка. Ментальные действия / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. – М.: Наука, 1993. – С. 6–18.
10. Гемпель К. Логика объяснения. – М.: Дом интеллектуальной книги, 1998. – 237 с.
11. Дорошенко А. В. Побудительные речевые акты в косвенных контекстах // Логический анализ языка. Проблемы интенсиональных и прагматических контекстов / отв. ред. Н. Д. Арутюнова. – М.: Наука, 1989. – С. 99–120.
12. Карнап Р. Значение и необходимость: исследование по семантике и модальной логике. – М.: Изд-во иностр. лит., 1959. – 382 с.
13. Карнап Р. Преодоление метафизики логическим анализом языка // Аналитическая философия: становление и развитие (антология) / общ. ред. и сост. А. Д. Грязнов. – М.: Дом интеллектуальной книги: Прогресс-Традиция, 1998. – С. 69–89.
14. Карнап Р. Философские основания физики: введение в философию науки. – М.: УРСС, 2003. – 385 с.
15. Куайн У. В. О. Слово и объект. – М.: Праксис: Логос, 2000. – 385 с.
16. Моррис Ч. У. Из книги «Значение и означивание». Знаки и действия // Семиотика: сб. ст. / общ. ред. Ю. С. Степанова. – М.: Радуга, 1983. – С. 118–132.
17. Моррис Ч. У. Основания теории знаков // Семиотика: сб. ст. / общ. ред. Ю. С. Степанова. – М.: Радуга, 1983. – С. 37–89.
18. Нарский И. С. Проблема значения «значения» в теории познания // Проблема знака и значения: сб. ст. / под ред. И. С. Нарского. – М.: Изд-во МГУ, 1969. – С. 5—54.
19. Панфилов В. З. Гносеологические аспекты философских проблем языкознания. – М.: Наука, 1982. – 357 с.
20. Петров В. В. Структуры значения (логич. анализ). – Новосибирск: Наука, 1979. – 144 с.
21. Пирс Ч. С. Из работы «Элементы логики. Grammatica speculative» // Семиотика: сборник статей / общ. ред. Ю. С. Степанова. – М.: Радуга, 1983. – С. 151–210.
22. Рассел Б. Дескрипции // Новое в зарубежной лингвистике. – М.: Радуга, 1982. – Вып. XIII. – С. 120–220.
23. Рассел Б. Философия логического атомизма. – Томск: Водолей, 1999. – 191 с.
24. Резников Л. О. Гносеологические вопросы семиотики. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1964. – 304 с.
25. Салмина Л. М. Коммуникация. Язык. Мышление. – Казань, 2001. – 69 с.
10. Самсонов В. Ф. Значение и перевод. Спецкурс. – Челябинск, 1978. – 55 с.
11. Самсонов В. Ф. Проблема единства языка и мышления в современной философии: лекция. – Челябинск: Изд-во ЧГПУ, 1997. – 18 с.
12. Серебреников Б. А. О материалистическом подходе к явлениям языка. – М.: Наука, 1983. – 319 с.
13. Серебренников Б. А. Роль человеческого фактора в языке: язык и картина мира. – М.: Наука, 1988. – 212 с.
14. Соколов В. В. Средневековая философия: учеб. пособие. – М.: Высш. шк., 1979. – 448 с.
15. Степанов Ю. С. Имена. Предикаты. Предложения. Семиологическая грамматика. – М.: Наука, 1981. – 306 с.
16. Тондл Л. Проблемы семантики. – М.: Прогресс, 1975. – 484 с.
17. Фреге Г. Мысль: логическое исследование // Философия. Логика. Язык / сост. и предисл. В. В. Петрова. – М.: Прогресс, 1987. – С. 18–49.
18. Фреге Г. Смысл и денотат // Семиотика и информатика. – М., 1977. – Вып. 8. – С. 50–63.
19. Хилл Т. И. Современные теории познания. – М.: Прогресс, 1965. – 534 с.
20. Шафф А. Введение в семантику. – М.: Изд-во иностр. лит., 1963. – 376 с.
21. Швырев В. С. Кантово учение о синтетическом априори и современная методология науки // Вопросы философии. – 1974. – № 4. – С. 134–145.
22. Штофф В. А. К вопросу о гносеологической природе знака и знаковой деятельности // Методологические проблемы анализа языка. – Ереван: Изд-во Ереванского ун-та, 1976. – С. 77–89.
III. Наука как способ познания мира
§ 1. Коммуникация, объяснение и понимание в науке
Наука по своей природе является коммуникативной деятельностью. Социально-культурная сущность науки состоит в добывании информации, трансформации ее в высшую форму – знание, в организации в общественно значимых формах и передаче, переработке и адаптации для решения практических и духовных задач, стоящих перед человеком. Наука как форма коммуникативных отношений решает социально и культурно значимую задачу – максимально и эффективно обеспечивает необходимой информацией различные области человеческой деятельности, без чего не происходило бы нормальное функционирование жизни общества как целостного явления.
Системы коммуникации, складывающиеся в науке, детерминированы как социальными, экономическими, политическими, культурными, являющимися внешними по отношению к науке факторами, так и внутренними, собственно научными, различающимися степенью интенсивности своего воздействия на научную деятельность, фиксирующимися в актах объяснения и понимания (или непонимания). Объяснение и понимание как особые процедуры научного познания являются следствием коммуникативности науки.
Одним из признаков гуманитарных наук является то, что они познают не только бытие человека, взятое самое по себе, но бытие в его осознанности. Непреходящее значение в этом имеет понимание как метод рефлексии и переработки представлений и высказываний человека: «Человек в его человеческой специфике всегда выражает себя, т. е. создает текст (хотя бы потенциальный). Там, где человек изучается вне текста и независимо от него, это уже не гуманитарные науки» [3, с. 123]. В познании человека и человеческого мира понимание предстает гносеологической процедурой синтеза знания, обеспечивающего проникновение в общий смысл человеческого существования. Постижение смысла исследуемой реальности в ее целостности есть результирующий факт целой цепочки отдельных актов, связанных с объяснением частных сторон и аспектов этой реальности.
Наука представляет собой систему общающихся субъектов. В этой системе универсальной коммуникативной структурой выступает язык, который функционирует в силу того, что познавательная деятельность постоянно создает конкретные ситуации, требующие его использования.
