Исследовательские действия субъекта познания можно интерпретировать как игру, в основе которой лежит язык. Каждая игра требует своего языка и своих правил. Правила языковой игры образуют систему рациональности для данного субъекта. Система правил определяет типовые схемы исследовательских актов, обладающих рациональным характером и целевой определенностью, а также типовую организацию познающего мышления. Можно предположить, что научное сообщество функционирует на основе системы языковых игр. Модель языковой игры – это мир рассуждений, высказываний, языка конкретного исследовательского коллектива, научного сообщества (аналогом может послужить «парадигма» Т. Куна, «исследовательская программа» И. Лакатоса и т. д.). Исследовательский коллектив в частности или научное сообщество в целом утверждает свою профессиональную и коммуникативную однородность за счет организации общих форм культуры мышления и языка, задающих способы интерпретации и способствующих достижению понимания.
Коммуникативная ориентация науки предполагает создание соответствующих условий и предпосылок, которые не всегда существовали в истории развития интеллектуальной деятельности ученых.
Такие условия начали формироваться в науке более позднего периода. Коммуникативная природа науки предполагает установку на диалог со всеми теориями, концепциями, школами и направлениями, включая и иные ценностно-смысловые системы (культуру религиозного сознания, мировоззренческие установки оккультных наук, сакральность мистицизма), и в то же время осознание несовершенства своего содержания, что стимулирует поиск более совершенных способов объяснения и понимания.
Дильтей развил мысль об отграничении понимания, характерного для гуманитарных дисциплин (наука о духе), от объяснения, характерного для естественных наук. Из различения познавательных целей гуманитарных и естественных наук следовало, что они должны пользоваться различными методологическими приемами. По Дильтею, содержание естественных наук дано исследователю во «внешнем» опыте реальности, в то время как содержание гуманитарных наук – во «внутреннем» опыте переживания. Данный опыт есть не только опыт реальности, но и сама реальность. Понимание здесь характеризуется как способность субъекта «вживаться» в изучаемую реальность, сделать себя ее частью.
Однако следует отметить, что функциональную область понимания нельзя ограничивать областью общественных наук. Если под последними понимать самопознание, то к самопознанию стремится и естествознание, поскольку оно ставит вопрос о своем онтологическом, гносеологическом и методологическом основании. Оно стремится не только объяснить природу исследуемых явлений, создавая логически взаимосвязанную цепочку суждений, позволяющих подводить отдельные объективно существующие явления под определенный закон, но и понимать существующее многообразие связей между субъектом и объектом. И, наоборот, в социально-гуманитарных науках метод понимания связан с объяснением.
В традиции современной западной методологии науки понимание часто отождествляется с процедурой объяснения. Такой точки зрения придерживается Т. Кун, И. Лакатос, П. Фейерабенд, В. Селларс, М. Хессе и др. Сведение понимания к объяснению существенно ограничивает понимание, не позволяя схватить уникальность и неповторимость того или иного явления. Современная наука предусматривает взаимополагание объяснения и понимания, однако из их коррелятивных отношений вовсе не следует, что они тождественны.
Объяснение обладает своим когнитивно-методологическим положением, также и понимание обладает самостоятельным онтологическим и гносеологическим статусом, поскольку человеческому роду имманентно присуща способность понимать, и, соответственно, понимая, постигать смыслы. Поэтому между ними имеется существенное различие. Процедура объяснения предполагает движение мысли от объясняемого явления через логические операции, раскрывающие внутренние взаимосвязи, к общим теоретическим законам, определяющим его сущность [11, гл. 1]. В отличие от объяснения, понимание не предполагает формулирование строгих теоретических законов. К пониманию как к методу познания прибегают тогда, когда к познающему явлению невозможно применить строгие логические схемы. В строгом подходе функция объяснения направлена на объект познания, а функция понимания – на субъект. Средства объяснения носят логико-теоретический характер, в то время как средства понимания – индивидуально-личностный характер. Из сказанного видно, что функциональным пространством объяснения преимущественно выступает естествознание, а понимания – социально-гуманитарные науки.
Из строгого разграничения объяснения и понимания вычленяется и другая сторона рассматриваемой темы, которую можно свести к следующей проблеме: если мы характеризуем объяснение и понимание как методы познания, используемые в естественно-научном и социогуманитарном познании, то в социогуманитарных науках понимание должно иметь такую же гносеологическую силу, каким обладает объяснение в естественных науках. Иными словами, если мы говорим о понимании как о методе и способе постижения смысла, то оно должно быть правильным, а правильным является такое понимание, которое соотнесено с объяснением. Если же объяснение есть нечто принципиально отличное от понимания и поэтому не может быть использовано в социально-гуманитарном познании, то смыслообразование и его приписывание общественно-культурным явлениям есть личное дело каждого; в таком случае остается открытым вопрос, может ли быть сообщен смысл, вкладываемый в понятие одним субъектом, другому субъекту коммуникационного процесса.
В обсуждаемом вопросе следует иметь в виду то, что понимание не всегда сопровождается рациональным объяснением, так как не претендует быть рациональным процессом, например в этике, эстетике, искусстве, культурной жизни человека, хотя бы потому, что процесс понимания может носить невербальный характер. Однако, когда речь идет о науке, в частности о гуманитарном познании, понимание предстает как результат вербальной коммуникации. В познании общественных явлений вербальные сообщения проходят через сознание, ибо требуют оценки соответствия сообщения тому, о чем в нем говорится, и поэтому находятся под рациональным контролем. А это говорит о том, что понимание как феномен познавательного процесса соотнесено и связывается с рациональным объяснением понятого.
Объяснение строится на основе отдельных законов и принципов, в то время как понимание имеет своею целью постижение сущности явлений во всей ее целостности [15, с. 42–43]. Понимание предстает как характеристика целостности знания, состоящей из различных объяснений. В то же время разграничение этих понятий предполагает их единство, ибо «понимание не просто связано с объяснением, но предопределяет его. Всякое объяснение строится на основе того или иного понимания» [6, с. 20]. Понимание значительно глубже объяснения. Нельзя объяснить причины социальных явлений и процессов, не проникая пониманием в социально-культурный контекст эпохи.
Разграничивая объяснение и понимание, можно провести различие между социальными и гуманитарными науками. Социальные науки тяготеют к теоретизации объекта познания, объяснению связей и отношений между структурными элементами исследуемого объекта, формулированию законов, в которых находит выражение объективная истина (так дело обстоит в социологии, экономике, социальной психологии). Гуманитарные науки (история, культурология, филология) ориентированы на понимание на основе интерпретации различных отношений и событий. «Задача гуманитарного знания, – пишет Н. С. Автономова, – заключается не в фиксации некоей объективно существующей вещи или явления, а в интерпретации мира культуры, породившего такого субъекта» [2, с. 54].
Изучая общественные и историко-культурологические явления, гуманитарные науки придерживаются субъект-субъектной структуры. Социальные науки в основе своей деятельности имеют преимущественно субъект-объектную структуру. Они больше тяготеют к логическому мышлению. Объяснение неразрывно связано с логическим мышлением, и даже является его свойством. Понимание же представляет собой некий симбиоз мышления, интуиции и чувств. Оно способно проникнуть в те феномены историко-культурной реальности, которые изучаются гуманитарными науками и не могут быть исследованы строгими логическими способами. Это дает основание для различения понимания и мышления: «Мышление и понимание, – пишет А. Ф. Лосев, – принципиально различные формы сознания… Мышление есть как бы некий механизм, превращающий неоформленное сырье в данные технически оформленные вещи. Понимание же заново перекраивает и переделывает эти вещи, придавая им новый стиль и новое единство, какого там, в первоначальном их появлении, совсем не было… Понимание даже не есть процесс чисто интеллектуальный, каковым, несомненно, является мышление» [8, с. 49]. Мышление может проявить себя как в эмпирической реальности, так и в сфере абстрактно-теоретических идей и понятий. Понимание же, оставаясь в сфере реальности, отличает эту реальность от иллюзии, придает осмысленность ей и наделяет смыслом. Оно связано с оценочным познанием, акты оценивания предстают как эвристические, ведущие к приращению знания.
Однако это разграничение условное, так как объяснение и понимание находятся между собой в коррелятивных отношениях и взаимодополняют друг друга. Благодаря работам Дильтея, Вебера, Шютца и другим процедура понимания была универсализована и транслирована из гуманитарных наук в социальное познание. Поэтому в социальных науках объяснение социально-политических и экономических процессов строится на основе понимания их.
§ 2. Понимание и доказательство: когнитивно-методологические связи
Природа и общество, вещь и человек являются объектами познания, кардинально различающимися между собой. До середины XIX в. считалось, что между этими объектами не существует особой разницы, так как их сущность подчиняется общим законам Вселенной. Соответственно утверждалось, что они одинаково могут быть изучены единой наукой – естествознанием с использованием методологического арсенала физики, биологии и других наук. Но уже с 30-х годов XIX в. происходит понимание того, что общество обладает своими специфическими законами развития, отличающимися от законов развития материальных вещей, а сущность человека не может быть сведена к сущности неорганических предметов; происходит осознание необходимости других подходов к познанию общества и человека, поиска и использования нового исследовательского инструментария.
Проблема понимания сущности общества и человека еще больше актуализируется после Первой мировой войны, гражданской войны в 20-е годы XX в. и в период Великой Отечественной войны в 40-е годы, когда человек стал уничтожать человека, культуру и социальное окружение. Результатом теоретической рефлексии состояния европейской культуры этого периода стала работа Э. Гуссерля «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология», опубликованная в 1936 г., в которой он признает кризис европейской цивилизации и науки, их неспособность ответить на животрепещущий вопрос: имеет ли смысл человеческое бытие или оно бессмысленно? Основную ответственность за это Гуссерль возлагает на науку: преимущественно занимаясь изучением окружающего материального мира, она упустила из виду общество и человека, вследствие чего люди потеряли веру в разум, в смысл истории, в способности науки ответить на вопрос о смысле мира для человека, в возможности социальных преобразований на разумных началах.
Как видим, во всех этих проблемах речь идет о понимании. Вопрос о понимании возникает в связи с вовлечением в научное исследование таких объектов, как общество, культура, язык, наука, которым не уделялось должного внимания раньше, хотя проблему понимания как постижения смысла обсуждали еще во второй половине XIX в. (Дильтей, Шпангер). Однако уже к середине XX столетия эта проблема не только становится одной из значимых в социально-гуманитарном познании, но и входит в проблематику методологии науки в связи с осознанием встроенности науки в социально-культурные связи общества. В качестве факторов, инициировавших исследование проблемы понимания стали, с одной стороны, факт «несоизмеримости» теоретических понятий, обнаруженный в естествознании (Мах, Кун, Фейерабенд), а также в гуманитарных науках. Анализируя природу теоретических конструкций физической науки, Э. Мах приходит к выводу о том, что подлинный смысл основополагающих абстракций науки подвержен изменению. Следовательно, фундаментальные теории физики, появившиеся в разные исторические периоды развития физической науки, являются между собой несоизмеримыми. Так, И. Ньютон, создавая классическую механику, оперировал понятием «масса», понимая под этим термином количество элементарных частиц в объеме материи. В 60-70-е годы XIX в. Мах приходит к выводу, что представление Ньютона о массе как мере количества материи не соответствует реальному содержанию классической
