предполагающий достижение намеченной цели.
В эпоху Средневековья происходит переоценка ценностей разума в соответствии с господствовавшими в то время христианско-мировоззренческими установками.
Философски рефлексирующее мышление, получившее мощный толчок к развитию в период расцвета греческой духовности, было отвергнуто на ранних этапах становления христианства как не имеющее ценностного значения в духовном постижении божественного: было выражено сомнение в эмпирических и абстрактно-логических способностях человеческого интеллекта проникать в смысл мироустройства, перенося акцент на психоэмоциональную и волевую плоскость отношения человека к миру и его познанию. Интеллектуальный процесс в рамках христианства был направлен прежде всего на синтез идей теологического учения с идеями греческой философской мысли, созвучных с богословско-мировоззренческими представлениями. Этот процесс начинается с очеловечивания греческого Логоса: «Вначале было Слово (Логос)… и Слово было Бог… Слово стало плотью и обитало в нем» [4, гл. 1].
В более поздний период развития теологической мысли происходит постепенный процесс восстановления разума в своих правах и возрождения проблемы рационального. Интеллектуальными усилиями Эриугена, Абеляра, Альберта Великого, Фомы Аквинского, Давида Динанского и других закладываются основания для переосмысления роли разума в постижении сущности Всевышнего и смысла теологических догматов. Во многом их позитивные идеи способствовали тому, что логика становилась (до того отвергнутая как вредная) неотъемлемым инструментом анализа священных текстов, что стимулировало проникновение в схоластику новых понятий и методов, получивших апробацию у восточных перипатетиков и их западных последователей аверроистов. В результате этого схоластическое средневековое мышление поднималось с уровня теолого-космогонических интерпретаций христианского откровения до критического анализа богословских догматов.
Новая волна освоения сферы разумного возникает в Новое время в связи с тем, что «ум человека стал освобождаться от подавлявшего его мертвого груза религиозных предрассудков, от воспитываемой со школьной скамьи привычки полагаться не на собственные наблюдения, а на признанные в схоластической “науке” авторитеты» [1, с. 597–598], а конкретные естественнонаучные дисциплины, получив «независимость» от философии, стали на самостоятельный путь развития, а также небывалой активизации социально-политической, экономической и духовной жизни европейских стран. Если усилия философов древней Греции были направлены на выявление рациональных основ космоса в его философско-теоретическом аспекте, то в Новое время наблюдается явный крен в сторону анализа проявления рациональности в сфере науки. Успехи наук в освоении окружающего Универсума обусловили возникновение особого рефлексивного сознания – философско-методологической рефлексии. С возникновением научных дисциплин происходит отход от религиозно-схоластических догм, а это приводит к анализу оснований науки: средств и методов научно-познавательной деятельности, источников научного знания, основных стратегий развития научных программ и др.
Возникновение научной рациональности было связано со становлением в познавательной деятельности особого способа миропознания, основанного на строгих принципах разума, мировоззренческих представлениях, логических нормах и правилах, предназначенных для объективного, непредвзятого, внесубъектного изучения окружающего универсума. Основы подобной традиции миропознания стали формироваться в эпоху Коперника и Галилея. Научные взгляды последнего прочно основывались на базисной философско-мировоззренческой идее того времени. Данная идея несла мысль о том, что существует полное соответствие между мышлением и действительностью, детерминирующее, в свою очередь, соответствие между естествознанием и природой. Эта связь наиболее четко прослеживается в мировоззренческих ориентациях мыслителей того периода к познанию природы, основанных на применении строгих научных методов с использованием математического знания.
Математический метод получает наибольшее признание в гносеологии. Ценность математики в познании природы усматривали в двух главных значениях: в строгой достоверности ее положений и возможности выражения законов природы точным математическим языком. Именно в математическом методе видели мощное средство избавления науки и познания от отжившего и догматического, мешающего утверждению новых мировоззренческих представлений и научных взглядов на природу.
Поэтому научная рациональность в конце XVI – начале XVIII в. отражает прежде всего процессы интеллектуального взаимодействия между естествознанием и природой. При этом методологическое сознание фиксирует логическое в качестве универсального в познании и узаконивает логико-концептуальное отношение к природе как единственно адекватное в постижении объективной истины и миропонимании. И сам мир также предстает как имеющий логическую структуру, адекватно отражающуюся в логическом мышлении субъекта познания. Это приводит к тому, что в рационально-рефлексивном мышлении объективная логика мира и субъективная логика мышления оказываются содержательно соотнесенными и на этом основании происходит их отождествление.
С 20-х годов XX столетия начинается новый этап в осмыслении понятия научной рациональности в связи с деятельностью второй волны неопозитивизма. Заслуга последнего состоит в том, что он явно озвучил проблему научной рациональности, выведя ее из состояния имплицитности. Исходная философско-идеологическая установка неопозитивизма – ревизия метафизики – привела к возникновению оппозиции «логический позитивизм – метафизика». Идейная борьба первого против второго – это борьба за лидерство в науке, попытка самому выступить в качестве философии научного знания и науки в целом, т. е. в качестве подлинной научной рациональности. Это противостояние привело логический позитивизм к поиску «универсальных логических стандартов рациональности» [14, с. 135], в результате которого появилась логико-методологическая аналитическая программа, предназначенная для изучения оснований научного знания.
Попытки вывести философию за рамки системы знания на том основании, что философия не может претендовать на роль научной дисциплины, привели неопозитивистов к абсолютизации логико-лингвистического аспекта рациональности. Отказывая философии в ее возможностях формирования объективно-истинностных знаний, логический позитивизм преследовал двоякую цель: с одной стороны, лишить философию ее собственного статуса, а с другой – подвести философские проблемы под логическую основу, с последующей демонстрацией зависимости научного знания от принятого языка.
При этом рациональность связывается с проблемой выразимости эмпирических данных с помощью логических терминов. Исходя из ложно понятой цели науки, неопозитивизм видел рациональное решение проблемы развития научного знания в создании базы эмпирических данных, в виде наглядно подтвержденных положений, выразимых точным языком логики, состоящего чисто из логико-описательных терминов.
Суть этих исходных рационально-методологических установок емко выразил один из основоположников неопозитивизма Л. Витгенштейн: «То, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно» [5, с. 29]. Ясность высказываемых научных положений, по Витгенштейну, достигается благодаря ясности и точности логических понятий. Нетрудно видеть, что лингвистическое реконструирование научного знания делает их зависимыми от языка. Язык в позитивистской концепции науки выступает в качестве центрального звена, определяющего смысл эмпирических данных, а роль философии в этом процессе сводится к критике этого языка [5, с. 44], т. е. к выявлению его качественных характеристик как носителя научной информации. Более того, игнорирование теоретических положений в формировании научных истин привело, в понимании рациональности, к логической правильности как реконструирующему процессу знаково-символической системы, контролируемому с помощью правил математической логики.
Первым, кто понял ограниченность неопозитивистского подхода к решению внутринаучных проблем развития знания, был К. Поппер, который общался близко с представителями Венского кружка. Он пишет, что наиболее эффективным методом науки и философии, приводящим к истине и росту знаний, является метод, предлагающий ясную и четкую формулировку обсуждаемой проблемы и критическое исследование различных ее решений [13, с. 35–36], т. е. метод рациональной дискуссии или принцип рациональности, который позволяет нам, учась на своих ошибках, преодолевать их и переходить от одной проблемы к другой [13, с. 334]. Каким же образом происходит этот переход, приводящий к росту знания?
Путем опровержения (фальсификации) теории, т. е. из гипотетико-дедуктивной системы знаний выводятся единичные предположения (гипотезы), которые проверяемые посредством протокольных предложений (эмпирических фактов), соответствие которых служит основанием для признания данной теории подтвержденной.
Тем самым критерий фальсифицируемости теорий, по Попперу, играет роль критерия научной рациональности. Однако, согласно Попперу, полное подтверждение теории невозможно, но есть возможность опровергнуть ее посредством соотнесения вытекающих из нее следствий с опытными данными. В случае их расхождения теория считается опровергнутой, т. е. опровержение следствий рассматривается как опровержение теории по правилу дедуктивного умозаключения. Таким образом, механизм опровержения предстает здесь как проблема рациональности.
Однако, стремясь решить все научные проблемы одними только логическими средствами и мыслительными операциями, Поппер не усматривает связи научной рациональности с практикой, социокультурным контекстом познания, следовательно, и истина замыкается только на теоретических положениях.
Безотносительно к тому, насколько плодотворен попперовский подход к анализу рациональности, его теория рационального роста научного знания, показавшая несостоятельность логического позитивизма решить проблему оснований научного знания и методологии науки, послужила мощным генератором, вызвавшим к жизни новые оригинальные философско-методологические концепции, смело бравшиеся за объяснение логики развития познания и знания, специфического характера научной рациональности. Каждая новая концепция символизировала, во-первых, неудовлетворенность прежних подходов к объяснению контекста открытия и формирования знания, во-вторых, веру в возможность решения нерешенных проблем.
В этом плане существенный вклад в развитие идей по философии и методологии науки внесли представители постпозитивизма (И. Лакатос, Т. Кун, П. Фейерабенд, Дж. Холтон, Ст. Тулмин и др.).
Анализ логико-методологических, социокультурных вопросов развития научного знания, осуществленный в западной философской мысли и нашедший свое отражение в концепциях по философии и истории науки представителей третьей волны позитивизма, сыграл роль основания в дальнейших исследованиях проблемы рациональности с целью углубления в природу рациональности и выявления сущностных ее характеристик и аспектов, связанных с ней.
Определенная работа по исследованию сущности научной рациональности была проделана и в рамках отечественной философии науки (П. В. Копнин, Б. С. Грязнов, А. С. Богомолов, В. С. Степин, В. С. Швырев, М. К. Мамардашвили, Н. С. Автономова, Б. И. Пружинин и др.).
В литературе пока еще не решена проблема критериев научной рациональности. В то же время можно абстрагировать два момента, которые наиболее емко отражают сущность обсуждаемых вопросов по данной проблеме. Общим моментом для преобладающих точек зрения является признание того, что проблему критериев научной рациональности следует решать диалектически: во-первых, исследователи единодушны в том, что в познании не могут быть сформулированы универсальные критерии научности, что принцип историзма науки обусловливает историчность и релятивность системы критериев; во-вторых, подвергается критике позитивистский подход к созданию рафинированного стандарта как имманентно присущего для всех наук в их генезисе, отражающего критериальные требования к знаниям на любом этапе развития познания, в целом фиксирующего эмпирицистский идеал научности.
Другой аспект связан с осознанием необходимости философской рефлексии над критериями научности знания сквозь призму их содержания. Обосновывается мысль о необходимости вычленения критериев научной рациональности из эндогенных механизмов познания и знания. Однако, очевидно, что при этом критерии рациональности не могут быть навязаны ей извне как сумма неких формальных ее свойств. Критерии научной рациональности являются порождениями самой познавательной практики. По этой причине они характеризуют исследовательскую деятельность ученых с содержательной стороны, образуют необходимое когнитивно-методологическое предпосылочное основание, опираясь на которое осуществляется производство объективно-истинного знания. Взаимообусловленность научности и истинности можно рассматривать как необходимое условие формирования критериев научной рациональности. Такие критериальные признаки, как логичность, системность, теоретичность, доказательность, эмпирическая подтверждаемость, критицизм, интерсубъективность и другие не только придают знаниям оформленный, законченный вид, каковыми являются научные знания, но и обеспечивают их объективность и истинность.
§ 4. Проблема рациональности и истинности в научном познании
В истории развития сознания человека и освоения им мира формировались различные формы познания природы. В рамках каждой из них ставится вполне
