нелинейную систему может определить ее дальнейшую судьбу. Это особенно важно учитывать, когда наука имеет дело с человеческим фактором. Мораль запрещает эксперименты над людьми, чтобы выяснить, правильно ли мы действуем при решении той или иной гуманитарной проблемы. Этот императив побуждает исследователей к поиску методов, которые бы позволили наиболее точно просчитать и спрогнозировать будущее общества. Успешно эта проблема решается благодаря конвергенции естественных и социогуманитарных наук, что предполагает их взаимодействие, взаимопроникновение их методологий.
Наконец, необходимо отметить социально-историческую обусловленность познания, в том числе уровнем развития материальной и духовной жизни общества, его социальной структурой и господствующими в нем интересами. Это создает определенные сложности для постижения сущности объекта социогуманитарного познания. Кроме того, сам человек, его сознание, обусловливает большую субъективность социального познания, так как человек, хотя и вовлечен в общественные связи и научные сообщества, имеет свой индивидуальный опыт и интеллект, интересы и ценности, потребности и пристрастия и т. д. Это придает знанию неопределенность, «размытость», субъективность. Несмотря на то что некоторые современные исследователи как В. В. Селиванов [20], Ю. М. Шор [28], Л. А. Орнатская [18] и другие пытаются трактовать «излишний» субъективизм, «неопределенность» гуманитарного знания как недостаток, приводящий к кризису в гуманитарном познании. На наш взгляд, такая точка зрения слишком категорична. Не существует так называемого «чистого» теоретического познания, свободного от ценностных установок, влияния исторической, социокультурной среды.
Объективность и субъективность социогуманитарного познания. Ангажированность сознания различными факторами реальной жизни не может не влиять на исходные познавательные установки. Эта проблема давно волнует исследователей. Российские социологи, представители так называемого субъективного метода, Н. К. Михайловский и Н. И. Кареев [27], давно указали на возможность произвола, чрезмерного субъективизма в гуманитарном познании, в частности социальном. Они обратили внимание на то, что у исследователя всегда есть предпочтения (социальные, профессиональные, политические, национальные), которые ориентируют и направляют деятельность ученого. Общеизвестно, что любое исследование не бесстрастно, объективно – нейтрально, а предполагает определенную вовлеченность и заинтересованность исследователя. Эта вовлеченность проявляется уже в отборе эмпирической информации, создании понятийно-концептуального каркаса, использовании методологической стратегии. Личностный мир и индивидуальный опыт выступают как необходимые компоненты гуманитарного исследования; оно не обезличенный процесс оперирования абстрактными эвристическими конструкциями, а творческое освоение человеком его жизненного мира. Но поскольку личность – это, прежде всего самодействующий индивид, человеческая индивидуальность, которой присуще сознательное отношение к миру и к самой себе, постольку человеческий фактор неминуемо рождает чисто человеческие проблемы: субъективность в понимании и трактовании сути объекта наблюдения, проблему верификации результатов наблюдения, способ их передачи понятным для всех языком. В связи с этим актуализируется вопрос: можно ли в гуманитарном познании максимально приблизиться к объективному описанию реальности?
Объективность – центральная проблема в социогуманитарном познании. Субъективные элементы социально-исторического порядка являются неотъемлемой составной частью гуманитарного познания, входят в саму ткань гуманитарно-научных исследований, поскольку гуманитарное познание по своей сути является принципиально незамкнутым, открытым по отношению к социально-культурным воздействиям. Эта социально-культурная обусловленность в сочетании с идеей исторической изменчивости социально-культурных факторов, строго говоря, гасит любую надежду на достижение «окончательной» обоснованности в рамках гуманитарного познания. Именно эта особенность внесла сомнение в состоятельность гуманитарного знания, что, в свою очередь, спровоцировало споры вокруг всей фундаменталистской парадигмы классического научного идеала. Достаточно сказать, что существуют различные концепции, которые анализируют тенденции антифундаментализации (К. Поппер, Л. Витгенштейн, И. Лакатос, Г. Альберт, Х. Шпиннер), плюрализации (П. Фейерабенд, Дж. Ритцер, Т. Херрман, Р. Дж. Джонстон), экстернализации (Ю. Хабермас), «финализации науки» (штарнбергская группа – Г. Беме, В. Деле, Р. Холвелд, В. Шэфер). Общим для всех этих концепций являются поиски стандарта научности, в котором были бы интегрированы как объективные закономерности, так и социальные цели и потребности. При рассмотрении вопроса о социально-культурной обусловленности науки учитываются по крайней мере три аспекта: актуальное исследовательское поведение ученых; эпистемологические стандарты оценки результатов научно-исследовательской деятельности; содержание научных утверждений, гипотез, теорий и т. д. [11].
Этика ученого и ответственность. Но каким бы ни был стандарт научного идеала, выбор остается за человеком (интерпретатором, исследователем, ученым): от его личных качеств – порядочности, честности – зависит, будет ли он придерживаться основоположений классического научного идеала (истинность познавательных результатов, фундаментальное обоснование научного знания). На это указывал Т. Кун в своей теории о парадигмах. Впоследствии современные исследователи обвинили его в излишней психологизации научного творчества. Понятно, что движущими силами науки являются не только личные качества ученого, т. е. субъективный фактор, как утверждал в свое время Т. Кун. Это система когнитивных (методология, новейшие открытия и многолетние исследования фундаментальных научных проблем, научно-технический прогресс и т. п.), внешних факторов (социокультурная среда, целенаправленность политики государства в отношении науки и др.) Но личные качества ученого, в частности его ответственность за результаты познания, определяют познавательную ситуацию на современном этапе.
Суть дела в том, что истина в гуманитарном познании – это не только установление адекватных описаний действительности, но и соответствие конкретным целям социальной деятельности, возможностям ее реализации. Поэтому в логико-гносеологическом плане она предстает как единство фактов, оценки и нормативного предписания. При рассмотрении проблем, связанных с «человеческим фактором», нельзя ограничиваться чисто констатирующей позицией, как это можно делать, рассматривая объектную реальность, в конечном счете приходится принимать определенные решения, т. е. переходить на позиции проектно-конструктивного практического сознания, на которые не могут не влиять существенным образом ценностные, в частности этические представления. Как указывает В. С. Степин, при изучении «человекоразмерных» объектов поиск истины оказывается связанным с определением стратегии и возможных направлений преобразования такого объекта, что непосредственно затрагивает гуманистические ценности. Иными словами, надо достраивать человекоразмерную проблемную ситуацию, опираясь на ценностные представления. В качестве примера можно привести ситуации с человеческим клонированием, извлечением стволовых клеток из человеческого эмбриона и т. д. Конечно, рациональное поведение в подобной ситуации предполагает по возможности объективное исследование «рамочных условий» проблемной ситуации, возможных последствий, различных выходов из нее и так далее, но все это представляет собой необходимое, но не достаточное условие для выработки окончательной позиции. Иначе говоря, мы конструируем человекоразмерную реальность в соответствии с нашими, по существу ценностными представлениями о человеке («каким он должен быть»), а не просто воспроизводим в познавательной модели объективно существующее положение дел, т. е. акцентируется внимание на активности субъекта.
В современной науке не игнорируется иррациональность человека, его духовный мир, его исключительность. Человек воспринимается как активный участник природных, исторических, социокультурных процессов, в то время как ортодоксальный марксизм лишил человека свободы выбора и целостности, сводя его сущность к совокупности общественных отношений. В связи с этим основные усилия исследователей были направлены не на познание человека и его мира, а на познание и интерпретацию объективных законов. Прав В. Е. Кемеров [13], что последовательное рассмотрение знания в связях социального бытия неизбежно приводит к вопросу «кто?»; т. е. сегодня в фокусе не вопрос о том, что знание отражает, а вопрос, кто знание создает и воспроизводит, кто его использует, как и для чего, иными словами формируется вопрос о субъектности, ктойности знания, причем в этом контексте он ставится совершенно иначе, нежели в классической эпистемологии. Мы можем добавить: и иначе, чем в неклассической. Включение субъективного бытия в картину объективной реальности – черта неклассического стиля мышления.
Характерной особенностью современного постнеклассического взгляда на место человека в познавательной ситуации выступает четкое признание органической необходимости риска принятия им решений, связанной с этим ответственности. Этот факт, явившийся существенным моментом становления современных представлений о науке, обусловил отказ от образа некоего универсального монологического теоретического разума. Напомним, что именно в этом стремлении застраховать себя от риска и ответственности, переложить последнюю на авторитет заданных норм и критериев, уклониться от «поступка» усматривал в свое время основной порок «теоретизма» М. М. Бахтин [3]. С этой точкой зрения перекликается точка зрения В. С. Швырева [27], который отказ от идеи единого трансцендентального сознания, признание необходимости сосуществования различных взаимодействующих познавательных позиций, которые нельзя приводить к некоему общему монологистскому знаменателю, рассматривает как существенный сдвиг в понимании человеческого субъективного фактора в современном образе науки.
Плюрализм истин в социогуманитарном познании. Процесс достижения истины, в особенности в постнеклассическом социогуманитарном познании, предполагает сопоставление и соревнование идей, научных дискуссий, анализ соотношения идеологических и научно-теоретических форм отражения социальной реальности, выяснение социально-практических и мировоззренческих предпосылок теоретических построений. Из относительности истины, исходящей из тезиса о социокультурной детерминации и о ее ценностной нагруженности, который усиленно подчеркивается в современной философии науки, следует плюрализм мнений, суждений и т. п. Не случайно один из создателей квантовой механики М. Борн писал: «Я убежден, что такие идеи, как абсолютная “определенность, абсолютная точность, конечная и неизменная истина и тому подобное, являются призраками, которые должны быть изгнаны из науки… ибо вера в то, что существует только одна истина и что кто-то обладает ею, представляется мне корнем всех бедствий человечества”» [4; с. 125]. Решительную борьбу с монизмом истины Борн считал важной задачей науки. И. Лакатос, развивая теорию исследовательских программ, считал, что ученый не должен соглашаться с тем, что исследовательская программа превращается в некое воплощение научной строгости, претендующая на роль всезнающего арбитра, определяющего, что можно, что нельзя считать доказательством. «На такой позиции стоит Кун: то, что он называет нормальной наукой, на самом деле – исследовательская программа, захватившая монополию», – добавлял он [15].
Истина не столько открывается, сколько создается в процессе социальной коммуникации. Субъекты научно-познавательной деятельности оказываются организованными в научном сообществе, объединяемые принятием определенных идейно-концептуальных позиций, что позволяет говорить о «коллективных субъектах» научного познания как известных социальных единицах. Нам близка точка зрения В. С. Степина [23], считающего, что знание выступает в качестве элемента социального процесса, оно не только отражение и переживание людьми их бытия, но и форма их воли и побуждения, взаимодействия и самоидентификации. Следовательно, научно-познавательная деятельность, которая выступает как четко выраженная социальная деятельность, реализуется в определенной системе дифференцированных социальных отношений. Отход от теоретического монологизма в интерпретации рационального познания приводит к рассмотрению научного познания как гетерогенного образования, пространства взаимодействия различных идейно-концептуальных позиций, парадигм, исследовательских программ и так далее, которые вступают в достаточно сложные отношения взаимной полемики, конкуренции, что не исключает, однако, определенной точки сопряжения этих позиций. Таким образом, налицо наличие плюральности различных интерпретационно-моделирующих схем, своеобразие которых задается лежащими в их основе содержательно-онтологическими предпосылками (понятия исходных принципов «научных картин мира» в отечественной философии, «твердых ядер исследовательских программ» И. Лакатоса, «метафизических компонентов парадигм» Т. Куна). Следовательно, плюрализм – еще одна особенность социогуманитарного познания в постнеклассический период развития науки.
Этот факт признается сегодня всеми исследователями, что нашло отражение в тематике заседания «круглого стола» 22 апреля 2005 г.: «Релятивистские умонастроения, ныне у нас популярные (впрочем, популярные не только у
