определенные абсурдные следствия. Покажем, как это происходит. Прежде всего, будем иметь в виду, что для оператора знания должны выполняться следующие принципы.

KА ( А. (I)

K(А ( В) ( (KА ( KА). (II)

Первое условие есть не что иное как постулат К1 из § 9.3, который утверждает, что знание факта влечет за собой его наличие. Если какой-либо факт известен, то этот факт действительно имеет место. В самом деле, если мы действительно знаем, что какой-либо факт существует, то невозможно себе представить, что его нет, в противном случае наше «знание» оказалось бы вовсе не знанием, а заблуждением. Условие (II) представляет собой распределенность знания относительно конъюнкции. Если мы знаем сложный (конъюнктивный) факт «А и В», то мы знаем как А, так и В. Это утверждение вполне очевидно и вряд ли нуждается в каком-то дополнительном обосновании. Оно может быть легко доказано в рамках эпистемической логики, в которой принимается аксиома К2, а также правило «навешивания» оператора знания (см. § 9.3).

Теперь предположим, что имеет место какой-то конкретный факт (обозначим его р), который в настоящий момент еще неизвестен. То есть:

р ( (Kр.

Применив к этому предположению принцип познаваемости, получим:

(K(р ( (Kр).

Принцип распределенности оператора знания относительно конъюнкции (условие II) позволяет вывести отсюда:

((Kр ( K(Kр).

Наконец, применяя к выражению K(Kр постулат К1 (условие I) о том, что знание факта влечет его наличие (K(Kр ( (Kр), выводим следующее утверждение:

((Kр ( (Kр).

Содержательно данное утверждение читается как «возможно, что факт р известен и не известен одновременно» – очевидное противоречие! Это означает, что наше исходное предположение было неверным, а верно его отрицание:

((р ( (Kр)

В рамках классической логики это эквивалентно следующему утверждению:

р ( Kр.

Иными словами: Если факт имеет место, то он уже сейчас (актуально) является известным, то есть, любой имеющий место факт в настоящее время оказывается известным! Абсурдность данного утверждения бросается в глаза. Однако, как показал несложный логический анализ, это абсурдное утверждение является неизбежным следствием тезиса о познаваемости мира. В этом и состоит парадокс познаваемости – из того, что мир познаваем, следует, что мир познан.

Каким же образом следует реагировать на эту ситуацию? В ходе анализа парадокса познаваемости различными исследователями было предложено несколько возможных вариантов такой реакции. Прежде всего представляют интерес попытки спасти принцип познаваемости (пусть даже в несколько усеченном виде) путем выработки той или иной стратегии решения возникшего парадокса. В целом, эти попыки можно разделить на две большие группы: (1) пересмотр тех или иных логических принципов, которые задействуются в процессе вывода парадокса; (2) принятие тех или иных ограничений для самого принципа познаваемости.

В соответствии со стратегией первого типа, причину получения парадоксального следствия следует искать в самом процессе его логического вывода. В этом случае парадокс может быть блокирован, если модифицировать те или иные логические принципы, применяемые в процессе вывода. Одно из предложений состоит в том, что нужно отказаться от применения в эпистемических контекстах классической логики. В частности, поскольку в интуиционистской логике невозможен преход от ((р ( (Kр) к р ( Kр, то вместо классической следует использовать интуиционистскую логику. Тем более, что в интуиционистской логике истинность высказывания, будучи конструктивным понятием, часто интерпретируется в смысле его верифицируемости (возможности построения определенной конструкции, обосновывающей высказывание). Таким образом, вывод нежелательного утверждения предотвращается на предпоследнем шаге. Однако, по мнению многих исследователей, замена классической логики на интуиционистскую все же не спасает принцип познаваемости. Во-первых, даже в рамках интуиционистской логики, из этого принципа остается выводимым утверждение ((р ( (Kр), смысл которого заключается в том, что не существует неизвестных фактов. Это уже само по себе достаточно парадоксально. Кроме того, хотя в интуиционистской логике из этого утверждения и не следует высказывание вида р ( Kр, но вполне следует его контрапозиция: (Kр ( (р. То есть, если факт неизвестен, то его не существует. Это последнее утверждение также выглядит довольно-таки нелепо. Почему, из того, в общем-то случайного, обстоятельства, что в настоящее время тот или иной факт никому неизвестен, должно следовать, что этого факта вообще не существует? Ведь то что неизвестно сегодня, вполне может стать известным завтра. Поэтому, можно сделать вывод, что для преодоления парадокса познаваемости замена классической логики на интуиционистскую оказывается неэффективной. Имеются также предложения использовать вместо классической не интуиционистскую, а какую-нибудь другую логику, например паранепротиворечивую, или логику конструктивной ложности Нельсона. Эти предложения, однако, страдают тем недостатком, что они во-многом делаются ad hoc, то есть, единственным доводом в пользу использования той или иной логической системы, является просто тот факт, что в ней вывод парадоксального утверждения обрывается на том или ином шаге. Однако вряд ли само по себе это может служить достаточным доводом для отказа от классической логики. Так что в целом, стратегия преодоления парадокса познаваемости путем простого ограничения используемых логических средств нуждается в дополнительном обосновании и сомнительно, что это обоснование вообще может быть дано.

Другая стратегия элиминации парадокса познаваемости состоит в том, чтобы каким-то образом ограничить (модифицировать) сам принцип познаваемости, так чтобы вывод парадоксального следствия из такого модифицированного принципа стал невозможен. В качестве примера, можно привести предложение Н.Теннанта ограничить принцип познаваемости так, чтобы он распространялся только на те высказывания, которые Теннант называет «картезианскими»[450 — Tennant, N. The Taming of the True. Oxford, 1997, Гл. 8.]. Высказывание А называется картезианским, если и только если утверждение, что А известно (KA) непротиворечиво. Тогда модифицированный принцип познаваемости формулируется следующим образом:

А ( (KА, где А является картезианским.

Парадокс познаваемости в этом случае вывести невозможно, поскольку подстановка высказывания р ( (Kр вместо А оказывается теперь невозможной. В самом деле, как было показано выше, высказывание K(р ( (Kр) является противоречивым, а значит утверждение р ( (Kр не является картезианским. Основные возражения против модификации Теннанта, как и ограничительной стратегии вообще, разделяются на два класса: во-первых, опять же обращают внимание на то, что чаще всего единственным доводом в пользу этих ограничений оказывается то обстоятельство, что их принятие препятствует выводу парадоксального утверждения; во-вторых, в большинстве случаев можно показать, что хотя то абсурдное следствие, о котором речь шла выше, действительно оказывается невыводимым, но все же, даже при наличии тех или иных ограничений (например, «картезианского ограничения»), из принципа познаваемости вытекают другие, не менее абсурдные следствия. Мы не имеем здесь возможности подробно разбирать эти возражения. Отметим только, что «картезианское ограничение», предлагаемое Теннантом, в некотором смысле оказывается слишком сильным, поскольку оно превращает принцип познаваемости в своего рода тавтологию. Действительно, требование, чтобы высказывание А являлось картезианским, означает, что знание А не должно быть логически невозможным, то есть, если А является картезианским высказыванием, то логически возможно знать А. В этом случае, все о чем говорит нам модифицированный принцип познаваемости, сводится к следующему: «Если А таково, что его знание является логически возможным, то знание А возможно.» Ясно, что такого рода принцип не слишком информативен, в отличие от классического тезиса о познаваемости мира.

Подводя итоги обсуждению парадокса познаваемости, можно сделать вывод, что его открытие явилось одним из самых интересных и значительных достижений аналитической эпистемологии последних десятилетий. По существу, этот парадокс ставит под сомнение интерпретацию верификационизма в смысле потенциальной способности предложений быть проверяемыми. Если верификационизм и может быть сохранен, то лишь в его самом жестком варианте – как требование наличия актуальной верификации (а не потенциальной верифицируемости) для каждого осмысленного предложения. В любом случае, несмотря на все попытки спасти принцип познаваемости мира, пока нельзя сказать, что они были достаточно успешны. Допущение потенциальной познаваемости неизбежно приводит к абсурдному выводу об актуальном всезнании познающего субъекта. А значит, сам тезис о познаваемости является абсурдным и должен быть отброшен. Мир никогда не может быть познан до конца – существуют факты, которые неизвестны, не могут быть известны и всегда останутся таковыми.

9.6 Динамика знаний и убеждений

Примечательной особенностью эпистемической логики в стиле Хинтикки (§ 9.3) является ее статичность. При построении такого рода логических систем существенным образом задействуется идеализация, в соответствии с которой эпистемические утверждения относятся к определенному (фиксированному) моменту времени, а также запрет на привлечение новой информации и на изменение субъектом своего мнения в ходе рассуждения. Неоднократно обращалось внимание на то, что эти идеализации не позволяют адекватно объяснить, каким же образом происходит рост нашего знания и как вообще такой рост оказывается возможным. Поэтому, в последние годы в аналитической эпистемологии все большее значение приобретает проблема динамики знаний. Можно даже утверждать, что здесь происходит своеобразный «динамический поворот», выражающийся в том, что в теоретико-познавательных концепциях центр тяжести постепенно смещается в сторону построения особых когнитивных моделей, призваных эксплицировать сам процес изменения наших знаний и убеждений и сформулировать основные принципы такого рода изменений. Это во многом происходит под влиянием потребностей computer science, которая находит в теории познания своего рода философский фундамент для своих концептуальных построений. Показательна в этом отношении вышедшая в 1988 году книга Питера Герденфорса (род. в 1949, ныне профессор по когнитивным наукам в университете г. Лунд, Швеция) «Знание в движении», имеющая подзаголовок «Моделирование динамики эпистемических состояний»,[451 — Gärdenfors P. Knowledge in Flux. Modeling the Dynamics of Epistemic States. The MIT Press, Cambridge – London, 1988.] которая в значительной степени обобщает многочисленные исследования, образующие новое перспективное направление современной научной эпистемологии, за которым закрепилось общее название «belief revision» (ревизия убеждений).

Как уже отмечалось выше, в аналитической философии имеется широкий консенсус относительно того, что сущности, с которыми должна иметь дело теория познания, нельзя ограничивать только сферой собственно знания, так как это означало бы неоправданное сужение самого предмета эпистемологии. При построении теоретической модели познавательной деятельности, необходимо учитывать не только те ее результаты, которые обладают стопроцентной достоверностью и являются несомненно истинными (то есть, знание в строгом смысле), но также и все те положения, которые субъект «всего лишь» считает истинными. Совокупность таких положений образует «мнения» субъекта (по тому или иному вопросу), или множество его «убеждений» (в широком смысле).[452 — Еще раз подчеркнем, что здесь важно отвлечься от той эмоциональной окрашенности, с которой чаще всего связано употребление слова «убеждение» в обыденном (русском) языке (в таких словосочетаниях как «идейные убеждения», «стойкие убеждения» и т.п.). В контексте последующего изложения данный термин лишен какой бы то ни было этической или идеологической нагрузки и понимается исключительно в смысле «те положения, которые субъект в данный момент считает истинными».] Это вовсе не означает, что понятие знания является излишним и должно быть полностью элиминировано. Скорее, речь идет о переходе к более общему понятию, объединяющему старые категории знания и мнения, – понятию эпистемического