событие, ситуация или состояние дел. Это представление обязано своим правдоподобием главным образом таким примерам, где носитель истины имеет форму категорического подтверждающего утверждения относительно некоторого такого события или ситуации. Например, вероятно предположить, что в соответствии, где первый член отношения корреспонденции, например, истинное утверждение «Сражение при Ватерлоо состоялось в 1815 году», второй член является или действительным сражением, или фактом, что сражение произошло в этом месте и в это время. Однако намного труднее обнаружить предмет действительности – событие, ситуацию или состояние дел, – соответствующий истинному отрицательному утверждению «Сражение при Ватерлоо состоялось не в 1817 году» или возможно истинному условному утверждению «Если бы сражение при Ватерлоо состоялось в 1817 году, Наполеон выиграл бы его», или необходимо истинному утверждению «Веллингтон или выиграл, или не выиграл сражение при Ватерлоо». Все же в каждом из этих случаев имеется факт, связанный с истинным утверждением. То, что сражение при Ватерлоо состоялось не в 1817 году, и т.д. – такие же факты, как то, что оно состоялось в 1815. Именно поэтому факт охотнее привлекается в качестве истинностного оператора, чем событие, ситуация или состояние дел (возможно, активное введение понятия факта в научный оборот обязано именно этому обстоятельству).
Таким образом, мы можем вывести из этих классических обсуждений следующие признаки понятия корреспондентной истины.
Она свойственна предложениям или пропозициям (по крайней мере, частично) в силу структуры предложения.
Она свойственна предложениям (по крайней мере, частично) в силу отношения предложений к действительности.
Она свойственна предложениям (по крайней мере, частично) в силу объективной, независимой от сознания природы действительности. Этот признак предназначен ухватить типичное корреспондентное представление, согласно которому предложение «сделано истинным независимой действительностью».
(1) следует из того, что корреспондентная истина может быть присуща некоторым предложениям, но не другим. Это, в свою очередь, связано с тем обстоятельством, что можно неявно использовать в нашей повседневной когнитивной практике несколько концепций истины, причем асимметрично: например, придерживаться физической корреспондентной истинности при отклонении этической (моральной или иной аксиологически определенной) корреспондентной истины.
(3) содержит серьезное онтологическое требование, однако оно, по крайней мере, ясно и недвусмысленно.
Наиболее уязвимо здесь (2) – «отношение предложений к действительности». Каково это отношение? Через что оно может быть описано?
Наиболее прямой (и наиболее распространенный) ход здесь – признать отношение истинности, т.е. корреспонденцию, «соответствие», отношением sui generis, далее нередуцируемым ни к каким другим понятиям. Это простое и сильное решение выражает достаточно прямые эмпирические интуиции, когнитивную ценность которых нет смысла оспаривать. С другой стороны, введение дополнительного понятия снижает объяснительную силу теории и ее конкурентоспособность по сравнению с другими теориями истины. Наконец, такой ход создает и дополнительные проблемы.
Вообще говоря, предположение, что А соответствует B, т.е. что между А и B имеется отношение корреспонденции, может подразумевать два типа отношений:
А удовлетворяет некоторым требованиям В или находится с ними в согласии (модель «ключ – замок»), или
А коррелирует с В (модель «генерал – адмирал»).
Те защитники корреспондентной теории, которые имеют в виду первый тип отношения, используют метафоры «отображения» или «картины». Согласно такой трактовке, корреспонденция – отношение копирования или изображения, или идентичности структуры, не поддающееся дальнейшему анализу и удовлетворяющее определению вида «Это выражение (или другой носитель истины, а также их множества – например, история, объяснение, теория и т.д.) соответствует фактам». Однако такое исследование отношения корреспонденции весьма ограничено. То, что изображается (копируется, тождественно структурируется), должно быть ситуацией или событием – например, утверждение «Кошка на коврике» предполагается изображающим кошку на коврике. Мы видели, однако, что вторым членом отношения корреспонденции должен быть факт, что кошка находится на коврике. Кроме того, трудно видеть, какое изображение, копирование или структурное отношение возможно для отрицательных, условных или дизъюнктивных истинных утверждений и что делает их истинными. Что, например, изображают истинные утверждения «Если кошка находится на коврике, то ей тепло» или «На коврике нет кошки»? Наконец, то, что говорится, обычно настолько отлично по своей природе от того, что делает сказанное истинным, что между ними невозможно никакое очевидное отношение соответствия, приспособленнности друг к другу или структурного сходства. Корреспондентная теория такой формы (например, в духе раннего Витгенштейна) служила бы для объяснения истинности только транслингвистических сущностей, но не выдерживала бы требований лингвистической относительности. Тем самым применение корреспондентной теории в концепции значения как условий истинности оказывается весьма ограниченно.
Еще один вариант трактовки отношения корреспонденции между утверждением, что p и фактом, что p – такое отношение соответствия, которое выражается определениями вида «Теория Ньютона соответствует фактам». Однако второй член этого последнего отношения – всегда «факты X, Y, Z», а не «факт, что p», а первый член – обычно то или иное объяснение, история или теория. Теория или история p расценивается нами как таковая не потому, что она соответствует факту, что p, но потому, что она соответствует фактам X, Y, Z, то есть удовлетворяет им, совместима с ними или, возможно, объясняет их. Например, теория прямолинейного распространения света соответствует не тому факту, что свет движется по прямой линии, но различным фактам относительно его отражения, преломления и других оптических явлений; утверждение подозреваемого, что он был дома во время преступления, будет считаться истинным на том основании, что оно соответствует не тому факту, что он был дома во время преступления, а различным другим фактам, известным полиции – например, что он был замечен соседом, подходил к телефону, точно описал фильм по телевидению в это время, имел сухие ботинки и т.д. Короче говоря, обычное выражение «соответствует фактам» используется для того, чтобы выразить не отношение между утверждением, что p, и коррелирующим с ним фактом, что p, а отношение между утверждением, что p, и различными другими фактами – т.е. привлекает и отношение когеренции, а не только и не столько корреспонденции.
Возможна интерпретация соответствия между утверждением, что p и фактом, что p, как простой непосредственной корреляции между ними – без требования о том, что один из членов отношения походит на другой, удовлетворяет ему или подобным образом структурирован. Такая интерпретация позволяет сохранить базовую корреспондентную интуицию, что p является истинным, если и только если p. Конкретное утверждение заключает о наличии некоторого факта, и оно истинно, если и только если этот факт наличествует. Все, что может быть истинно сказано, указывает на соответствующие факты, и такое указание может быть повторно произведено либо теми же самыми словами, либо словами, которые говорят то же самое – постольку, поскольку они выражают то, что истинно сказано. Такое представление восходит к Расселу и Дж. Муру[470 — См.: Moore G.E. Some Main Problems of Philosophy. L., 1953. Ch. 14.]: «факт, к которому имеется референция», делает истинными те утверждения, которые такую референцию проводят. И наоборот, о каждом факте может быть (хотя не требуется, чтобы фактически было) истинно сказано нечто соответствующее ему. Факт, соответствующий истинному утверждению, что p – это факт, что p, и наоборот; при этом один и тот же факт может быть заявлен в различных терминах. Но тогда нам потребуется критерий правильности референции, поскольку наше утверждение может и не содержать явно сформулированного указания на то, что является соответствующим фактом.
Попытка определить корреспондентную истину через не настолько нередуцируемое понятие референции оказалась довольно привлекательна для философов. В наиболее общей форме она состоит в следующем. Рассмотрим истинное предложение с очень простой структурой: утверждение «F есть G». Это предложение истинно в силу того факта, что существует предмет, который «F» обозначает и который принадлежит к тому множеству предметов, к которому применимо «G». Таким образом, это предложение истинно,
потому что оно имеет предикационную структуру, содержащую слова, стоящие в некоторых референциальных отношениях к частям действительности, и
в силу того способа, которым существует действительность.
При условии, что действительность объективна и независима от сознания, предложение корреспондентно истинно: его истина имеет все признаки (1) – (3), которые мы сформулировали выше. Понятие корреспонденции здесь фактически заменено отношением референции частей предложения к предметам в мире. Такой подход особенно присущ сторонникам каузальной референции. С точки зрения теории референции, соответствующей корреспондентной концепции значения как условий истинности, если мы могли бы распространить этот подход на многие структуры естественного языка (не ограничиваясь, например, лишь указательными предложениями определенного вида) и объяснить соответствующее отношение референции, то мы смогли бы объяснить понятие корреспондентной истины; и именно в этом и была суть подхода Тарского[471 — См.: Devitt M. Realism and Truth. P. 26.].
Однако теперь нам понадобится объяснение референции. Традиционным популярным объяснением является теория дескрипций, объясняющая референцию слова в терминах референций других слов, с которыми его связывают говорящие. Но эта теория столкнулась с хорошо известными трудностями, связанными с невозможностью идентификации в референциально непрозрачных контекстах. В конечном счете, референция также требует объяснения в терминах прямых связей не с другими элементами языка, а с действительностью.
Такое объяснение призваны дать каузальные теории референции. Основные идеи здесь таковы:
объяснение в терминах исторических и социокультурных причин, которое предложили Сол Крипке[472 — См.: Kripke S. Naming and Necessity. 2nd ed. Cambridge MA, 1980.], Кит Доннеллан[473 — См.: Donnelan K. ‘Proper Names and Identifying Descriptions’ – In: Davidson D., Harman G. (eds) Semantics of Natural Language. Dordrecht, 1972.] и Хилари Патнэм[474 — См.: Putnam H. Mind, Language and Reality. Philosophical Papers, Vol. 2. Cambridge University Press, 1975.];
объяснение в терминах надежной причины (релайабилизм), которое предложили Элвин Голдман[475 — См.: Goldman A. Epistemology and Cognition. Cambridge MA, 1986.], Фред Дретске[476 — См.: Dretske F. Knowledge and the Flow of Information. Cambridge MA, 1981.] и Роберт Нозик[477 — См.: Nozick R. Philosophical Explanations. Cambridge MA, 1981.]; и
объяснение в терминах телеофункции, эволюционной целесобразности в духе дарвинизма, которое предложили Дэвид Папино[478 — См.: Papineau D. Reality and Representation. Ox., 1987.] и Рут Милликен[479 — См.: Millikan R. Language, Thought and Other Biological Categories: New Foundations for Realism. Cambridge MA, 1984.].
Применение каждой из этих идей для выражения реалистских требований, в свою очередь, столкнулось с дополнительными трудностями, в которые мы не можем войти здесь[480 — О некоторых из них см.: Лебедев М.В., Черняк А.З. Онтологические проблемы референции. М., 2000; Devitt M. Realism and Truth.]. Главная из них связана с тем, что референцию могут иметь не только (и даже не столько) предложения, но и термины, которые сами по себе еще не могут быть носителями истины, а следовательно, нам понадобится применение принципа композициональности со всеми вытекающими последствиями.
Это не означает ни того, что эти подходы исчерпали себя, ни того, что натуралистическая теория референции вообще не может быть найдена, однако на сегодняшний день такого понятия референции, через которое можно было бы выразить корреспонденцию, еще не
