постоянно меняются в связи с изменениями лексики языка и непрекращающимися попытками улучшить сами правила.
Однако в такой форме язык может быть описан только в идеале. Чем ближе описание языка к реальным практическим целям, тем оно конкретнее и замкнутее. Прикладные исследователи изначально определяют, какие ограничения они устанавливают при описании, какие цели ставят перед собой, каков будет состав отобранной лексики и грамматики и как придется работать над отобранным материалом. Результатом их усилий всегда будет замкнутая языковая система, более или менее отличная от своего открытого идеала. Овладение рядом замкнутых систем позволяет изучающим ту или иную языковую систему выработать навыки работы с материалом и приближает его к максимальному овладению системой. Постижение естественного языка продолжается для человека всю жизнь; сама система этого языка находится при этом в состоянии постоянного изменения, и попытки полностью постичь ее поэтому никогда не могут быть завершены.
Поэтому когда мы говорим об описании естественного языка как открытой системы, в действительности мы говорим скорее о его описании как системы замкнутых систем. Отвлекаясь от некоторого технического различия в определении замкнутого языка у Айдукевича и Тарского, можно сказать, что выделение последним отдельного языка, в котором формулируются утверждения о семантических свойствах исходного объектного языка, в определенном смысле призвано именно преодолеть дихотомию открытого и замкнутого языков путем представления открытого языка в виде системы замкнутых языков. Такой подход соответствует результатам, описанным в § 2.2.2 в связи с идентификацией значений в референциально непрозрачных контекстах. Поэтому при обращении к эпистемологическим основаниям дистинкции концептуальной схемы vs. содержания мира оказывается, что основания верификации значений обнаруживаются в ее первой части. Иными словами, истинность выражения может быть описана как истинность относительно некоторой концептуальной структуры.
В самом деле, относительность истины представляется непременной предпосылкой, если мы пытаемся говорить о конвенциональности значения, удерживая при этом представления о связи значения языкового выражения с условиями его истинности.
11.3 Конвенциональность истины и значения
11.3.1 Согласование концептуальных схем
Релятивистские представления обычно развиваются в терминах когерентной теории истины[582 — Davson-Galle P. Realistic Truth Relativism, Frameworks Of Belief And Conceptual Schemes. – Electronic Journal of Analytic Philosophy, 4:1, 1996. [1]], восходящей в современной традиции к Ф. Брэдли. Cогласно когерентной теории, мера истинности высказывания определяется его ролью и местом в некоторой концептуальной системе. Чем более связны, или согласованы между собой (coherent) наши идеи, тем в большей степени они истинны[583 — Bradley F. H. Appearance and Reality. 2nd ed. Ox., 1930. P. 477.].
Вопрос о том, может ли когерентная истинность быть использована для определения значения в рамках условие-истинностного подхода, остается недостаточно проясненным. Однако следует отметить, что для такой семантической теории оказалось бы справедливым ограничение Куайна, определяющее аналитически истинные утверждения языка L как не более чем имеющие соответствия в заданном классе аналитических утверждений этого языка.
Выше представления подобного рода были рассмотрены на примере популярной модели истинностного релятивизма Джека Мейланда, остающейся в пределах корреспондентной истинности. Согласно этой теории, понятие абсолютной истины представляется понятием двухместного отношения между языковыми выражениями, с одной стороны, и фактами или состояниями дел, с другой; понятие же относительной истины может быть представлено как трехместное отношение между суждениями, миром и третьим термином.
Каким образом такое более общее понятие истины могло бы включать эти два подмножества? Если мы хотим выразить понятие относительной истины в контексте некоторой корреспондентной концепции истины, то нам следует
различать соответствия с двумя и с тремя терминами. Другими словами, мы можем включить и абсолютную истину, и относительную истину в более общее понятие соответствия с действительностью, хотя эти два типа соответствия могут значительно отличаться друг от друга[584 — Meiland J. Concepts of Relative Truth. P. 574.].
Каким образом концептуальная схема W могла бы дать такое понятие соответствия с тремя терминами, которое было бы так же легко интуитивно схватываемо с очевидной ясностью здравого смысла?
С абсолютистской точки зрения мир существует одним определенным способом, обладает определенной структурой, т.е. его части находятся в определенных отношениях и т.д., и эта структура открыта для фиксации в истинных выражениях.
Например, представляется ясной интуиция, согласно которой содержание мира состоит из частей различных классов или видов (natural kinds), и эти категории – естественные виды – таким образом реифицированы, а не просто наложены на содержание мира как некоторая искусственная классификация[585 — Linsky B. Natural Kinds and Natural Kinds Terms. Stanford, 1975. P.7-35.]. Термины естественных видов существенно отличаются от других знаков языка тем, что они требуют «понимания» или «знания» того, что они означают. Но такого типа определения нельзя применять для естественных видов. Поэтому необходимо обращение к более сущностным свойствам, выражающим внутреннюю структуру таких объектов.
Категоризация может фиксировать естественные виды как некоторые идентичности способов существования различных частей мира. Но в таком случае термины естественных видов и термины конвенциональной категоризации указывают на различные – обладающие различным онтологическим статусом – категории содержания мира.
Выражение, указывающее на некоторые естественные виды и на связи между ними, способно быть истинным в отношении прямого соответствия миру. Либо мир таков, что он содержит эти виды, и они состоят в этой связи, либо нет. Это прямое двухместное отношение, которое может быть использовано для прояснения характера референции абсолютно-истинного выражения. «P абсолютно истинно» будет означать в таком случае: «мир таков, что в его содержание входят элементы тех видов, на которые указывает P, и эти элементы состоят в той связи, на которую указывает P».
Напротив, выражения, указывающие на некоторые конвенциональные классы и на связи между ними, не могут быть истинны в отношении такого же прямого соответствия миру, как абсолютно-истинные выражения, потому что они оперируют категориями, находящимися в ином отношении к содержанию мира. Эти категории принадлежат некоторой концептуальной схеме, так или иначе не тождественной содержанию мира. В результате возникает трехместное отношение между выражением, миром и конвенциональной концептуальной схемой, ассоциированной с выражением. «P истинно относительно конвенциональной концептуальной схемы W» будет означать в таком случае: «мир таков, что его содержание может быть традиционно (скажем, в силу действующего соглашения) классифицировано посредством W тем способом, на который указывает P»[586 — Davson-Galle P. Neo-Meilandian Truth-Relativism of a Weak Sort. – Electronic Journal of Analytic Philosophy, 2:1, 1994. [26]; [38]].
Такой подход не означает взаимоисключаемость абсолютной и относительной истин: выражение может являться в одно и то же время и абсолютно, и относительно истинным. Концептуальная схема W может использовать категории, которые образуют не только искусственные классы, но также и естественные виды. Кроме того, некоторое выражение P может быть абсолютно-ложно, потому что термины W будут не в состоянии указывать на естественные виды, но относительно-истиннно, потому что мир охватывается конвенциональными категориями тем способом, на который указывает Р. Отсюда следует, что хотя абсолютная истина так же, как и относительная, располагает ассоциированной концептуальной схемой, определяющим различием является онтологический статус этой схемы. В этом, в частности, состоит причина того, почему относительная истина может быть выражена трехместным отношением, а абсолютная – нет: третий термин такого отношения, концептуальная схема, должен быть отчетливо отделен от двух остальных[587 — Siegel H. Relativism Refuted: A Critique of Contemporary Epistemological Relativism. Р. 12.]. Схема W, истолкованная как схема внешних (конвенциональных) классификаций, удовлетворяет этому требованию, но если W полагается не более чем констатацией признаков референта, то такое W не будет обладать достаточной онтологической автономностью от референта: отношение W – референт не будет коррелировать с отношением Р – референт, и, следовательно, трехместное отношение между этими тремя терминами не будет ни онтологически однородным, ни сообщающим о мире нечто значимое. Поэтому привлечение концептуальной схемы для выражения абсолютной истины оказывается избыточным.
Отсюда проясняется индивидуальный характер понятия «концептуальная схема»: это – индивидуальная картина мира, образуемая системой ментальных репрезентаций (концептов).
Существует столько W, сколько есть языковых субъектов (носителей языка L), и существует множество референций, истинных для всех W. Такое множество некоторым образом характеризует область конвенционального для всех носителей языка L – например, можно сказать, что оно представляет ее содержание. Если же мы универсализируем понятие концептуальной схемы – допустим, отождествляем владение концептуальной схемой с владением языком, – то мы затрудняемся объяснить с его помощью понятие конвенции, поскольку впадаем в порочный круг, о котором предостерегал Куайн: для того, чтобы применять конвенцию, которая была бы достаточно общей для обеспечения истинности высказываний, мы уже будем должны использовать истинные высказывания в рассуждении, применяющем конвенцию к индивидуальным приложениям.
Именно отрицание индивидуального характера концептуальной схемы, ее отождествление с языком приводит Дэвидсона к выводу:
То, что прежде звучало подобно сенсационному: открытию – истина относительна к концептуальной схеме – оказалось не более чем скучным и хорошо известным фактом, что истина предложения относительна к включающему в себя данное предложение языку[588 — Дэвидсон Д. Об идее концептуальной схемы. С. 150.].
Эти взгляды Дэвидсона встретили как поддержку[589 — Edwards S. Relativism, Conceptual Schemes and Categorial Frameworks. Aldershot, 1990.], так и критику за «чрезмерный верификационизм»[590 — Davson-Galle P. Neo-Meilandian Truth-Relativism of a Weak Sort. [5]; Swoyer C. «True for». Р. 99.]. Последняя точка зрения представляется более обоснованной.
Рассмотрим, каким образом одно выражение P может быть в одно и то же время истинно относительно одной концептуальной схемы, W1, и неистинно относительно другой, W2. К. Суойер назвал такой подход, согласно которому P будет иметь только одно ассоциированное W, «сильным релятивизмом» в противоположность «слабому релятивизму», где выражение может быть истинно относительно W1 и при этом вообще не формулируемо в терминах W2[591 — Swoyer C. «True for». P. 92.].
Ценность «слабого» варианта концепции относительной истины для обоснования языковой конвенции будет зависеть от возможности существования радикально различающихся концептуальных схем. Если в сообществе носителей языка L, включающем n членов, действует соглашение по поводу употребления Р, то это означает, что Р истинно относительно W1, W2, … Wn. Тогда W1, W2, … Wn должны иметь некоторую область пересечения Ξ, содержанием которой будет множество всех высказываний, тривиальным образом истинных для всех носителей языка L. Область Ξ может быть описана с помощью интенсиональной функции[592 — Льюиз Д. Общая семантика. – В кн.: Семиотика М., 1983. C. 259. (Lewis D. General Semantics. – In: Davidson D., Harman G. (eds.) Semantics of Natural Language. Dordrecht, 1972.)], областью определения которой будет множество всех возможных правильных высказываний языка L, а областью значения – множество всех возможных истинных референций, выражаемых на этом языке. Логика нашего языка предполагает эти референции: таким способом конституируется все, что мы можем сказать о мире. По отношению к конвенции это означает, что связь между высказываниями и их референтами задает пределы функционирования соответствующих соглашений. Поскольку мы способны усматривать такие пределы, постольку мы не можем говорить о том, что