соответствующих обстоятельствах говорит подчиненному: «Вы уволены», то предполагается, что он тем самым делает так, что подчиненный действительно становится уволенным, – стало быть, у акта начальника имеется соответствие направления от мира к словам, как у директивов. Но с другой стороны, если начальник говорит это, то – в отличие от директивов или комиссивов – никто не становится обязанным делать что-либо, чтобы привести мир в соответствие со словами начальника; сам речевой акт начальника, выражая некое положение дел, тем самым осуществляет это положение дел – сами слова (будучи произнесенными) начинают соответствовать действительности (что делает декларацию похожей на ассертив). Учитывая эту особенность деклараций, Серль говорит, что у них имеется и второе направления соответствия – от слов к миру.

5.5.4.3 Речевые акты и лингвистическая теория

По меньшей мере к Хомскому восходит следующая постановка общей задачи лингвистики: сформулировать множество правил, сопоставляющих друг с другом звуки и значения (sounds and meanings).

Каждый язык дает нам некое, предположительно бесконечное, множество возможных звуковых последовательностей и еще одно, предположительно бесконечное, множество возможных значений.

Предполагается, что фонологические, синтаксические и семантические компоненты грамматики дают нам конечные множества правил, которые знает говорящий и которые дают ему возможность переходить от звуков к значениям и обратно.

Серль противопоставляет этой, более или менее общепринятой, постановке свою. «Я не думаю, – пишет он в статье «Речевые акты и лингвистика последних лет»[337 — См. с.178 в сборнике статей Серля «Expression and Meaning».], – что эта картина ложна – скорее она способна сильнейшим образом ввести в заблуждение, причем так, что это плачевным образом отразилось на [лингвистических] исследованиях. Более точной мне представляется вот какая картина: Назначение языка – общение, коммуникация. Единица языковой коммуникации людей – речевой акт. Проблема (или, по крайней мере, одна из важных проблем) теории языка – описать, как мы переходим от звуков к иллокутивным актам. Что, так сказать, должно быть добавлено к звукам, испускаемым моим ртом, чтобы их испускание было совершением акта задавания вопроса, или акта утверждения, или акта отдавания приказа и т.д.?»

Итак, одна из центральных задач линвгистической теории, по Серлю, также имеет «сопоставительный» характер. Но только теперь требуется сопоставить звукам не значения (meanings), а иллокутивные акты; и от лингвистов и философов требуется отыскать и сформулировать правила, которые дают говорящим и слушающим возможность переходить от произнесения звуков к совершению полного речевого акта – т.е. иллокутивного акта, и обратно.

5.5.4.4 Cоотношение между интенционализмом и репрезентационизмом в Серлевой теории речевых актов

Напомним, что ключевые понятия интенционализма суть подразумевание (= хотение сообщить); намерения говорящего; то, что понимает (распознаїт) слушающий, в то время как ключевые понятия репрезентационизма суть значение (языкового выражения); смысл (языкового выражения); языковая конвенция.

Как видно из изложенного выше, на этапе построения им теории речевых актов Серль в полной мере признает роль репрезентационистских понятий и стоящих за ними сущностей (значение (языкового выражения), языковая конвенция) в феномене языкового общения людей. Более того, он даже не повторяет попытки Грайса доказать концептуальную и/или генетическую зависимость значения (языковых выражений) от подразумевания (намерения) говорящего.

Серль исходит из общего положения, согласно которому интенционализм и репрезентационизм суть два равноправных, дополняющих друг друга направления в философии языка.

6. Реабилитация метафизической проблематики

Основная предпосылка возрождения метафизики в АФ – это попытка перевода традиционных метафизических и эпистемологических вопросов в семантические, которые могут быть решены аналитически.

6.1 Номинализм в аналитической философии

Спор номиналистических и платонистских концепций в связи с интерпретацией языковых выражений, прежде всего так называемых абстрактных сущностей, принадлежит более чем почтенной традиции. С определенным основанием можно сказать, что в современной АФ ожил, хотя и на несколько более высоком уровне, спор о так называемой реальности универсалий. Прогресс, несомненно, заключается в том, что то, что средневековая философия называла «универсалиями», можно точнее охарактеризовать и также классифицировать, например, на основе дифференциации предикатов и на основе теории типов.

Прежде всего необходимо обратить внимание на то, что термины «абстрактные сущности» и «универсалии» являются в значительной мере неясными. Здесь имеются две возможности интерпретации:

(а) Речь может идти о всех выражениях, которые можно образовать на основе предикатов, без учета того, о каких предикатах идет речь и какого типа эти предикаты. С этой точки зрения они являются какими-либо классами или абстрактами выражений, которые могут быть предметом споров. Для этих выражений можно использовать термин «универсалии».

(б) Речь может идти о выражениях, которые можно образовать на основе теоретических предикатов высшего типа, то есть о классах и абстрактах в несколько более узком смысле, чем в случае (а). Для этих выражений можно использовать термин «абстрактные сущности».

Если мы спрашиваем о реальности того, что соответствует «универсалиям» или «абстрактным сущностям», мы можем иметь в виду либо первую (более широкую), либо вторую (более узкую) интерпретацию. Следует добавить, что в первоначальных версиях споров номинализма и платонизма обе интерпретации, как правило, вообще не различались. Номиналисты отвечали на этот вопрос отрицательно, хотя эксплицитно и не указывая, о какой интерпретации идет речь. Они протестовали против того, что обычно называют опредмечиванием или гипостазированием абстрактных сущностей. Они протестовали против того, чтобы выражениям для абстрактных сущностей приписывали конкретный референт. Это, конечно, не означает, что они выступали против какого-либо использования выражений для абстрактных сущностей. Если бы это было так, они должны были бы, собственно, отвергнуть всю классическую математику. Они лишь отказывались присоединять этим выражениям нечто, что можно охарактеризовать как «реальное», что имеет характер «предметного существования».

Возражение против опредмечивания или гипостазирования абстрактных сущностей связано также с требованием не удваивать сущности, то есть с так называемой бритвой Оккама. Если мы гипостазируем или опредмечиваем свойства объектов подобным способом в качестве самостоятельных объектов, это означает, что мы удваиваем мир. Номиналистический аргумент примерно таков: нельзя сомневаться в том, что существуют «круглые вещи», однако необходимо протестовать против существования объекта «круглость». Признание существования такого объекта предполагает, что сущности, которые мы называем «круглые вещи», мы умножаем новой сущностью, которую называем «круглость».

Номинализм критически выступает на два фронта:

с одной стороны, против платонистского опредмечивания абстрактных сущностей,

с другой стороны, против наивного реализма, который образ мира реальных вещей творит по образу языка.

В этом, несомненно, заключается позитивная черта номиналистической концепции при анализе семантического и онтологического решения.

Против (таким образом охарактеризованной) номиналистической концепции можно высказать несколько возражений:

(1) Если номинализм протестует против гипостазирования абстрактных сущностей, можно возразить, что он сам фактически гипостазирует сущности исходного уровня (связанные с выражениями нулевого типа, с системой индивидуумов) в качестве «вещей». Понятие «вещи» не только само является абстракцией, но и какая-либо субстанциализация сущностей исходного уровня оказывается проблематичной, если мы смягчим это различение и если установим, что то, что при первом подходе считалось «вещью», при дальнейшем подходе оказывается определенным агрегатом других «вещей», стало быть, определенным классом или свойством иных объектов[338 — Термин «субстанциализация» мы берем здесь в смысле обычной феноменалистической критики субстанциализации, например в смысле известной Локковой критики требования «носителя» свойства.].

(2) Другие возражения против номинализма вытекают из феноменалистических позиций. Номинализму, который готов допустить лишь реальность индивидуумов, можно возражать, что мы никогда не воспринимаем индивидуумы, но лишь свойства, качества этих индивидуумов, наблюдаем не «дерево», но зелень листвы, форму ствола и т. д. и лишь предполагаем существование дерева. Спор об эпистемологическом приоритете свойств или индивидуумов, таким образом, номинализм решает в пользу индивидуумов, феноменализм – в пользу свойств[339 — Феноменалистическую критику номинализма нельзя отождествлять с критикой с позиций Платонова реализма. Платонов идеализм признает не эпистемологический приоритет свойства, особенно эмпирического свойства, а «идеи», следовательно гипостазированные свойства.]. Вряд ли это однозначно решаемый вопрос и вряд ли вообще вопрос эпистемологического приоритета свойств или индивидуумов, поскольку он сформулирован в общем виде, вне рамок определенным способом ограниченных условий, имеет смысл. Если же такие условия мы определим точнее, например, в терминах коммуникативной модели научного исследования, важно то, доступны ли элементы входного пространства для наблюдателя непосредственно или они доступны при помощи иного канала и можно ли их реконструировать на основе установленных данных в выходном пространстве.

В связи с проблемой эпистемологического приоритета свойств или индивидуумов, или вещей можно указать на то, что можно было бы охарактеризовать как взаимные переходы вещей и свойств. Если мы изменим свойства «канала наблюдателя», «свойства источника входа», можно то, что при одном подходе мы считаем вещью, то есть относительно самостоятельной индивидной сущностью, исследовать как класс или свойство.

С этим последним замечанием связана также проблема, как специфицировать индивидуумов. Можно сформулировать вопрос: имеется ли возможность установить критерий для такой спецификации? В принципе возможны два критерия:

(а) внутренний, который связан с логической структурой номиналистической системы,

(б) внешний, который связан с тем, что Н. Гудмен[340 — См., напр.: Goodman N. The Structure of Appearance. Harvard Univ. Press, 1951.] назвал «нелогической базой» такой системы.

Характерно, что значительно точнее можно определить внутренний критерий. Так, формулировка критерия «онтологических обязательств» У.Куайна определяет, какие сущности допустимы в качестве значений переменных, и, следовательно, в качестве индивидуумов[341 — В этой связи нельзя забывать трудности, связанные с номиналистической интерпретацией выражений естественного языка. Для номиналиста термин «дерево» – одноместный предикат, аргументами которого являются отдельные конкретные деревья. Поэтому выражение «х есть дерево» выполнимо любым конкретным деревом. Если, однако, мы имеем предложение «деревья—растения», то выражение «х есть растение», очевидно, допускает, чтобы значениями индивидных переменных мы признали и предикаты. Этого, однако, последовательный номиналист не может допустить. Поэтому также он интерпретирует указанное предложение не как включение классов, то есть как «(х) (х есть дерево) ( (х) (х есть растение)», а как логически обусловленную зависимость двух предикатов, которые относятся к индивидуумам одного и того же универсума, то есть как «(( х) [(х есть дерево) → (х есть растение)]». Однако следует прибавить, что включение определяется при помощи членства в классе, так что и в случае первой интерпретации мы придем к индивидуумам.]. Более сложной является проблема внешних критериев. Здесь играет существенную роль то, берется ли за основу так называемая теория подобия или теория идентификации.

Одним из основных аргументов номинализма была так называемая бритва Оккама, которая запрещала удвоение или умножение сущностей. Первоначальная формулировка бритвы Оккама имеет, однако, добавление: «Entia non sunt multiplicanda praeter necessitatem». Таким образом, можно задать вопрос: существуют ли необходимые аргументы, которые оправдывали бы «умножение сущностей»? Точнее говоря, имеет ли первоначальный «praeter necessitatem» Оккама известное оправдание в аналитической проблематике?

Ответы на вопрос, что является той необходимостью, которая допускает «умножать сущности», могут быть весьма различными. В принципе можно различить два вида ответов:

(1) Можно допустить, что абстрактные сущности образуют самостоятельную сферу, которая

(а) независима от индивидуумов,

(б) независима от субъекта, наблюдателя или носителя языка.

Это точка зрения платонизма и платоновского реализма. В современном логическом и математическом мышлении определенной аналогией платоновского реализма является концепция