выделилось популярное направление, виднейшими деятелями которого стали в 1 в. писатель и драматург Люций Анней Сенека, а во 2 в. — Эпиктет и император Марк Аврелий. Другое направление — ученое и комментаторское — вернулось к строго ортодоксальному учению Хрисиппа. Из него вышли Корнут и Гиерокл.
Физика стоиков возникла из сочетания физики Аристотеля, в частности учения о форме и материи, с некоторыми чертами учения Гераклита. У Аристотеля связь и соотносительность формы и материи прекращалась у границы, отделяющей мировой шар от «неподвижного перводвигателя», или от бога, который уже не есть единство материй и формы, а только форма без материи, или чистая действительность, мышление о мышлении. Напротив, у стоиков мир целиком есть единое тело. Но это тело — живое и расчлененное, насквозь пронизанное одушевляющим его телесным дыханием («пневмой»). Учение это не было вполне последовательным материализмом, в него вторгались элементы идеализма и религии, в дальнейшем развитии все усиливавшиеся. Единый мир одновременно был и телесным и наделялся божественными свойствами, отождествлялся с богом. Учение о строжайшей необходимости, по которой все происходит в мире, сочеталось с учением о совершенстве и целесообразности мира, в котором все его части, все тела и все существа зависят от целого, определяются целым и совершенством этого целого.
Учение это не могло сосуществовать с эпикуреизмом. Оно вступило в ожесточенную борьбу с гораздо более последовательным материалистическим учением Эпикура. Множеству атомов Эпикура стоики противопоставили учение о строжайшем единстве мира, учению о реальности пустоты — учение о сплошной заполненности мирового шара телами и пронизывающей тела пневмой, учению о бесчисленном множестве миров — учение об одном-единственном мире, отрицанию в мире какой бы то ни было целесообразности — убеждение в том, что все вещи и все части мира свидетельствуют о целевом плане и целевом начале, действующем в мире, атеизму эпикурейцев — учение о божественности мира, — пневмы, пронизывающей мир, и разума, обнаруживающегося в мире. От Гераклита стоики почерпнули мысль о происхождении мира из огня и о периодически повторяющемся возвращении мира в огонь, о воспламенении, а также учение о мироправящем Логосе, или законе. Этот закон есть всеобщий Логос, определяющий все происходящее; в отдельных телах он проявляется как их особые законы.
В этике противоположность и антагонизм, борьба между стоицизмом и эпикуреизмом с не меньшей силой сказались в вопросе о понимании свободы и о высшей задаче человеческой жизни. Вся физика и этика эпикурейцев пронизаны пафосом свободы, стремятся вырвать человека из железных оков необходимости. Напротив, для стоиков необходимость («судьба», «рок») непреложна, а свобода в смысле Эпикура — как уклонение и избавление от необходимости — невозможна. Действия людей отличаются не по тому, свободно или не свободно они совершаются (все они происходят и могут происходить только по необходимости), а лишь по тому, каким образом — добровольно или по принуждению — сбывается и исполняется неотвратимая во всех случаях и безусловно предназначенная нам необходимость. Судьба «ведет» того, кто добровольно и беспечально ей повинуется, и «насильно влечет», «тащит» того, кто неразумно или безрассудно ей противится. Мудрец стремится вести жизнь, согласную с природой, и для этого руководится разумом. Настроение, в котором он живет, есть резиньяция, смирение, покорность неотвратимому. Разумная и согласующаяся с природой жизнь есть жизнь добродетельная, а добродетель дает безмятежность существования («атараксия»), которая и есть высшая цель жизни. Согласие с разумом и добродетель поддерживаются постоянным упражнением в добродетели и господством над страстями.
Так как человек — не только отдельное, изолированное существо, но также существо общественное и вместе с тем часть мира, то естественное стремление к самосохранению, изначально движущее его поведение, возвышается до заботы, о благе государства и даже до понимания обязанностей отдельного существа по отношению к мировому целому. Поэтому мудрец выше личного блага ставит благо государства и в случае необходимости не колеблется принести ему в жертву даже свою жизнь: он знает и понимает, что в этом случае именно этого требует стремление к самосохранению. Расширяя эту точку зрения за пределы родного полиса, стоики приходили к космополитизму. «Человек, — утверждали они, — гражданин мира». Этот космополитизм был воззрением, характерным для гражданина эпохи образования мировой империи, поглотившей Грецию с маленькими полисами. Именно в этом качестве стоицизм перешел в римскую философию.
Теория познания
Стоицизму принадлежит видная роль в разработке логики. Идеи этой логики обратили на себя внимание и получили высокую оценку именно в последнее время в теории умозаключения и в логической семантике. Самый термин «логика» — как название одного из основных разделов философии — введен в обиход философии именно стоиками. Они признали в логике равноправную часть философии, такую же, как физика и этика. В отличие от этих частей, логика есть учение о речи. Предмет логики — словесные знаки (звуки, слоги, слова, предложения) и то, что этими знаками обозначается (понятия, суждения, умозаключения, или выводы). Предмет логики — «логос». Он один и тот же, независимо от того, заключен ли он внутри сознания или обнаружился как внешнее словесное выражение. Признаки истинного и ложного исследует часть логики, называемая диалектикой. Знак представляет интерес только как символ того, что этим знаком обозначается. В свою очередь, интерес к обозначаемому зависит от отношения его к чему-нибудь существующему, данному. В зависимости от вида этого отношения обозначаемое бывает истинно или ложно. Диалектика стоиков совпадает с их теорией познания. Словесный знак — звуковое образование, а обозначаемое — представление. Но представление всегда относится к чему-нибудь, существующему в самой природе вещей и притом независимо от этого представления. Исходный пункт логики — представление и отношение представления к чему-нибудь данному в природе. Все существующее есть тело, качество тела, движение тела, отношение тела и может стать предметом нашего представления только посредством чувственного восприятия. Чувственное представление — первый и основной из всех видов представления. Два условия определяют истинность всех наших представлений: 1) способ, каким они выводятся из чувственных представлений, и 2) свойства самих этих представлений.
Чувственное представление есть изменение, или модификация, произведенная в душе предметом; доходя до сознания, это изменение заставляет сознавать и самый предмет. Согласно Зенону и Клеанфу, предмет отпечатлевается в душе; согласно Хрисиппу, душа «модифицируется» предметом. Истинным чувственное представление бывает тогда, когда предмет отражается в нем так, как он есть, со всеми данными в природе своими свойствами. Наряду с истинными, существуют и ложные, обманчивые чувственные представления. Нельзя признать безошибочными, как признавали Эпикур и его последователи, все без исключения чувственные представления, например сны и галлюцинации.
Но в таком случае встает вопрос: по какому критерию можем мы отличать истинные представления от ложных? Существует ли критерий, посредством которого было бы возможно отличить чувственное представление, точно отражающее предмет, от представления, не способного к такому отличию? Такой критерий, утверждают стоики, существует. Чтобы избежать согласия с чувственными представлениями, неспособными к верному отражению предмета, человеку необходимо убедиться: 1) в здравом ли состоянии его ум; 2) в здравом ли состоянии орган чувств, обусловливающий восприятие предмета; 3) соответствует ли восприятию пространственное удаление предмета и положение, занимаемое предметом относительно органа чувств; 4) достаточное ли время длился процесс восприятия; 5) было ли само воспринимание настолько тщательно, что могли быть восприняты все качества предмета; 6) не нарушает ли нормальных условий восприятия среда, находящаяся между предметом и органом чувств; 7) подтверждается ли первое впечатление повторными восприятиями — своими или чужими. Если всесторонняя проверка по всем названным пунктам приведет к выводу, что восприятие адекватно отражает свой предмет, то такое представление называется «схватывающим», или «каталептическим». Такое — «каталептическое» — представление (katalhyiV) и есть критерий познания. Проверка каждого отдельного представления производится только умом, однако точки зрения, из которых самый ум исходит в своем решении, черпаются им только из свойств представления. Таким образом, и в этом смысле критерием является представление. Если ум соглашается с действительно каталептическим представлением, то возникает адекватное суждение восприятия — «каталепсис». Так как согласие ума в разъясненном только что смысле находится в нашей власти, то такой акт суждения является актом свободной воли. Люди ошибаются, согласно учению стоиков, не потому, что их с необходимостью влекут к этому внешние причины; люди сами должны нести ответ за собственные ошибки. От нас не зависит только то, какие к нам поступают представления, но то, каким образом мы отнесемся к ним, зависит целиком от нас самих, находится только в нашей власти. Причина недостоверного или ошибочного мнения — чересчур поспешное согласие с недоказанным представлением. Каталептическое представление само собой обусловливает наше согласие с ним, устраняет всякое сомнение в своей очевидности, устраняет и побеждает всякое колебание. Именно поэтому оно и становится критерием истинности.
Ум человека, только родившегося на свет, подобен таблице, на которой еще нет никаких записей. Чувственное восприятие заполняет ее мало-помалу записями многих однородных восприятий. Копии этих восприятий удерживаются памятью, и в результате возникает эмпирическое понятие. Существует два вида эмпирических понятий: 1) естественное, природное, возникающее необходимо на основании опыта у всех людей непроизвольно, одинаковым образом, и 2) понятие, возникающее в итоге мышления, сознательно направленного к его образованию. Иногда Хрисипп называет их, так же как «каталептические» представления, «критериями». По достижении ребенком семилетнего возраста из «естественных» понятий возникает «логос», или «разум». Чувственное качество отдельного предмета реально принадлежит этому предмету; напротив, понятию об этом качестве ничто не соответствует в самой реальности. Наглядные представления, доставляемые чувственными восприятиями, наш ум способен преобразовывать различным способом: уменьшать их или увеличивать, сочетать в единство несколько представлений, полученных из чувственного опыта. Так могут возникнуть образы великана, карлика, кентавра. Ум может также исключить в воображении некоторые части представления другими, заменить их, изменить порядок образующих частей и т. п. Образование родовых понятий основывается, согласно учению стоиков, на той же способности ума к свободной переработке чувственных впечатлений. Однако родовые понятия — не произвольные, а необходимые образования, только благодаря им возникают речь и мышление. Наш опыт представляет собой не хаос, а порядок или строй потому, что каждое родовое понятие вносит этот порядок в бесконечное, само по себе необозримое множество отдельных случаев. Именно потому область опыта становится обозримой, доступной пониманию, а наш ум из представлений восприятия, отражающих только отдельные представления, создает общие суждения, имеющие значение для всей необъятной области опыта, иначе — делает постижимым для нас самый опыт. Эту способность ума к образованию общих логических представлений стоики назвали «логосом». В этом учении логос рассматривается и как орган речи и как орган мышления. Логос отличает человека от животных, которые лишены разума. Человек обладает разумом наравне с божеством, а его «логос» одинаков с божественным разумом, который действует во всем
