своими делами, Аресу же вообще
высказывает свое неудовольствие: «Смолкни, о ты, переметник, не вой близ меня
воссидящий» (Илиада, V, 889). Но иногда и сам Зевс бывает обеспокоен этой вспышкой
своеволия людей, хотя, и это крайне характерно для поэм, Зевсу, как и женихам Пенелопы,
приходится
66
М.К.Петров
признавать автономию личной воли, право человека самому решать свою судьбу:
Странно, как смертные люди за все нас, богов, обвиняют! Зло от нас, утверждают они; но не сами ли
часто Гибель, судьбе вопреки, на себя навлекают безумством?
(Одиссея, I, 32-34)
Эта автономия воли не сулит человеку ничего особенно хорошего, напоминает во многом
кантовскую «вменяемость» и «свободу ошибаться», т.е. поступать не лучшим образом. Зевс,
рассуждая о своеволии смертных, приводит в качестве примера историю с Эгистом
«беспорочным»:Так и Эгист: не судьбе ль вопреки он супругу Атрида Взял, умертвивши его самого при возврате в
отчизну? Гибель он верную ведал; от нас был ему остроокий Эрмий, губитель Аргуса, ниспослан, чтоб
он на убийство Мужа не смел посягнуть и от брака с женой воздержался. «Месть за Атрида свершится
рукою Ореста, когда он В дом свой вступить, возмужав, как наследник,
захочет», — так было
Сказано Эрмием, — тщетно! Не тронул Эгистова сердца Бог благосклонный советом, и разом за все
заплатил он.
(Одиссея, I, 35-43)
Аналогичные факты непослушания возникают сплошь и рядом. Гектору, который рвется к
кораблям ахейцев, также дают знак свыше — не очень бы усердствовал:
С Полидамасом и Гектором юношей полк приближался, Множеством, храбростью страшный и более
прочих пылавший Стену ахеян пробить и огнем истребить корабли их. Но, приближаясь ко рву, в
нерешимости храбрые стали: Ров перейти им пылавшим, явилася вещая птица, Свыше летящий орел,
рассекающий воинство слева, Мчащий в когтях обагренного кровью огромного змея: Жив еще был он,
крутился и брани еще не оставил, Взвившись назад, своего похитителя около выи В грудь он пронзил;
и растерзанный болью, на землю добычу — Змея — отбросил орел, уронил посреди ополченья.
(Илиада, XII, 196-206)
Знак понят и истолкован Полидамасом как указание свыше, но Гектору, который слепо верит
в обещаАнтичная культура
67
ния Зевса, все эти птицы ни к чему:
Презираю я птиц и о том не забочусь,
Вправо ли птицы несутся, к востоку денницы и солнца,
Или налево пернатые к мрачному западу мчатся.
(Илиада, XII, 238-240)
Та же картина неповиновения смертных знаку свыше и на Итаке, где неприятное для них
пророчество Алиферса женихи решительно отклоняют: «Мы довольно видим летающих на
небе в светлых лучах Ге-лиоса птиц, но не все роковые» (Одиссея, И, 180-182).
Но в целом, к каким бы неприятным последствиям ни приводила автономия воли, для
гомеровских времен это институт признанный: боги могут указать смертному состав и
следствия выбора, но совершить выбор должен сам человек. Это его право и обязанность, о
которой ему иногда даже напоминают:
После, когда вы минуете остров сирен смертоносный, Две вам дороги представятся; дать же совет,
какую Выбрать из двух безопаснее, мне невозможно; своим ты Должен рассудком решить.
(Одиссея, XII, 55-58)
Это новый мир, который совсем не похож на успокоенный и застывший мир нормальной
олимпийской цивилизации, если смотреть на него не со стороны технологии, где изменений
не видно и не будет видно до начала научно-технической революции, а со стороны этих вот
частных, уникальных и весьма решительных по исходу ситуаций, когда сталкиваются и
гибнут не только воины и герои, но также и способы мысли, силы телесные и духовные. Здесь
синтезируются новые навыки, новые «доблести», когда уже мало одной силы, или одного
мужества, или одной находчивости, а все должно быть вместе. Умный и храбрый, но неловкий, гибнет Перифет:
…умом он блистал между всех благородных микенян; Он Приамиду герою высокую славу доставил. В
бег обращался, задом, внезапно на щит он споткнулся, Им же держимый, огромный, до ног оборона от
копий; Он, на щит свой споткнувшийся, навзничь упал и ужасно
68
М.К.Петров
Грянул шелом вкруг висков при падении сильного мужа. Гектор, увидевши то, прилетел и, став перед
падшим, В перси копьем поразил и пред сонмом друзей Перифету Душу исторгнул.
(Илиада, XV, 643-651)
Не лучше положение у храброго и ловкого, но не особенно тороватого на выдумки Гектора:
Гектор, жестокий ты муж, чтоб других убеждения слушать, Бог перед всеми тебя одарил на военное дело,
Ты ж и советов мудростью всех перевысить желаешь! Нет, совокупно всего не стяжать одному человеку,
Бог одного одаряет способностью к брани, другому Зевс, промыслитель превыспренний, в перси разум
влагает, Светлый: плодами его племена благоденствуют смертных, Оным и грады стоят, но стяжавший
сугубо им счастлив.(Илиада, XIII, 726-733)
Процесс отбора идет в условиях самой жестокой селекции на силу, храбрость, ум, выдумку,
хитрость. По красочной аналогии Гомера, боги устроили смертным соревнование — натянули
веревку, заставили прыгать:
Боги сии и свирепой вражды и погибельной брани Вервь, на взаимную прю, напрягли над народами оба,
Крепкую вервь, неразрывную, многим сломившую ноги.
(Илиада, XIII, 358-360)
Перепрыгнуть через эту «вервь» и значило, собственно, перепрыгнуть из олимпийской
цивилизации в античность. Причем высоту приходилось брать с первой попытки.
Конечно, Троя — это уже смотр античных достижений. Звездный, так сказать, налет пиратов.
У каждого здесь своя биография — список подвигов. Эти списки хотя и различны по длине,
но удивительно однообразны по содержанию: разграбленные города, убитые герои, а главное
— богатства и корысти, из которых наибольшей ценностью признаются доспехи. «Обнажить»
убитого, стянуть с него доспехи — дело первостепенной важности, особенно когда речь идет
о знаменитом герое и знаменитых доспехах. Это «естественное право» на доспехи убитого
общепризнано. ЭвАнтичная культура
69
форб, например, так обосновывает перед Менелаем право на доспехи Патрокла:
Тело оставь, отступись от своей ты корысти кровавой! Прежде меня ни один из троян и союзников славных
В пламенной битве копьем не коснулся Патроклова тела.
(Илиада, XVII, 13-15)
А Гектор, когда обстановка требует действий решительных и быстрых, вынужден даже
приказывать троя-нам повременить с этим естественным занятием:
Тою порой, как они обнажали убитых, Данаи, В ров и на колья его опрокинувшись,
в страшном расстройстве
Полем бежали везде и за вал укрывались неволей. Гектор же голосом звучным приказывал ратям троянским
Прямо напасть на суда, а корысти кровавые бросить.
(Илиада, XV, 343-347)
Чтобы накопить всю эту массу ратных навыков и выработать соответствующие
психологические установки, нужна была длительная школа со своими классами, учебниками,
наглядными пособиями, дисциплинарной практикой. И в поисках такой школы, сколько бы
мы ни перебирали навыки и профессии того времени, нам волей-неволей приходится
останавливаться на пиратском ремесле, на единственной профессии, которая принципиально
не может быть представлена ритуальным контуром с отрицательной обратной связью.
Нормальное распределение опасности нападений в бассейне Эгейского моря и
соответствующее ему нормальное распределение обороноспособности по побережью означает
постоянное изменение в свойствах предмета пиратской технологии. Каждая новая стычка
между пиратами и прибрежным населением меняет общую ситуацию примерно в том же
смысле, в каком громкое ограбление или крупное мошенничество ведут в наше время к
скачкообразному росту бдительности и к появлению новых мер защиты: замков на дверях,
хитроумных защелок и не менее хитроумных законов, призванных запретить повтор
случившегося и вынуждающих противную сторону менять набор отмычек,
70
М.К.Петров
психологических рисунков и вообще «совершенствовать» искусство грабежа. В рамках
отношения пираты — побережье впервые, видимо, возникает историческая необратимость,
вектор, более.или менее сильная селекция на новое, которая не то чтобы запрещает, но резко
ограничивает возможности повтора-плагиата.
Если в любой нормальной технологии события развертываются как бесконечная цепь актовповторов с некоторыми, перекрытыми обратной связью, колебаниями вокруг средних
значений, то в пиратском ремесле такая цепь актов постоянно отклоняется от средних
значений или, что то же, сами средние значения оказываются подвижными и
непредсказуемыми в своем движении.
Накопленный профессиональный опыт работает теперь в двойном режиме: он, как и прежде,
служит для диагноза ситуаций, но вместе с тем он теперь и требование инноваций —
уникальных, неповторимых решений в рамках типичной ситуации. Типичность оказывается«приподнятой» над горизонтом феноменологии, предполагает теперь вставку-дополнение до
конкретности. И эта вставка — неожиданность, хитроумие, изобретательность — оказывается
часто решающим моментом.
В поэмах Гомера много примеров этого «хитроумия», творчества конкретизирующих вставок
и новых связей. Достаточно здесь напомнить о Троянском коне, о раскаленном коле, которым
выжигают глаз Циклопу, или о той подготовке к избиению женихов, когда Одиссей активно
конструирует ситуацию: лишает женихов оружия и заставляет их соревноваться в стрельбе из
лука. Не будь ситуация подготовлена, ее исход стал бы весьма проблематичным. Когда
Меланфий пробует восстановить норму, ситуация сразу становится критической:
…злоковарный Меланфий обходом
В горницу тайно прокрался, где складены были доспехи. Вынес оттуда двенадцать великих щитов он,
двенадцать Копий и столько же медных хвостами украшенных шлемов. С ними назад возвратись,
женихам их поспешно он роздал. В ужас пришел Одиссей, задрожали колена, когда он,
Античная культура
71
Вдруг оглянувшись, увидел их в шлемах, с щитами, трясущих Длинными копьями; гибель ему
неизбежной явилась.
(Одиссея, XXII, 142-147)
Ситуации этого типа требуют мысленного проигрывания до их практической реализации,
предполагают опредмечивание и активный подход к формализму: умение изолировать
ситуацию — вычленить ее из условий пространства и времени; умение вскрыть внутреннюю
логику ситуации и оценить ее; умение перекроить ситуацию в соответствии с желаемым
исходом. Ни один из традиционных навыков не обеспечивает опредмечивания ситуаций, а
следовательно, и активного подхода к их внутренней форме. Исключение составляет лишь
палуба корабля и закрытое горизонтом окружение, которые и должны, видимо,
рассматриваться первой школой творчества.
Эгейский корабль, как уже говорилось, использует два движителя: парус и весло. Если первый
— обычное «естественное» установление, и искусство управления парусом можно отнести к
классу освоенных в олимпийских цивилизациях ритуальных отношений, то вот весло,
управление командой в 20 или даже 120 гребцов — навык новый, включающий ряд
отношений координирующего и командно-исполнительного типа: человек—человек,
человек—коллектив, командир—подчиненный и т.п.
Если коллективные действия доолимпийского периода строились по типу ритуальных
ситуаций, т.е. напоминали не столько роту на плацу, сколько команду на футбольном поле,
где инициатива каждого игрока лишь весьма косвенно и неэффективно контролируется
капитаном, то отношения действующих лиц на палубе носят совершенно новый характер: с
одной стороны, это слепое и беспрекословное выполнение приказа, исключающее любую
инициативу, а с другой — высокое искусство командования, включающее весь спектр адресов
от общей команды до частичных и индивидуальных указаний.
Сложна и внутренняя структура этих отношений, включающая знак как передаточную
инстанцию. Все
72
М.К.Петров
воли и все способности регулирования, вмешательства в ход событий отчуждены и переданы
в одну голову — голову капитана, а с другой стороны, способность этой единственной головы
контролировать, комбинировать и координировать практические отношения к миру также
отчуждена и распределена по нескольким десяткам исполнителей. Единомыслие и
единодействие многих требует в этих условиях опредмечивания не только отклонений, но и
самой программы, а также одинакового истолкования знака и командиром и подчиненным.
Что связь этого типа уже существует, показывают многие сцены поэм. Агамемнон в попытке
примирения с Ахиллом излагает свои условия посольству, и оно точно передает поручение. В
некоторых сценах такое переданное через слово действие носит оперативный характер. В
сцене избиения женихов, например, увидев перед собой вооруженных людей и уяснив причину — предательство Меланфия, — Одиссей тут же вводит поправку, программируя
действия Евмею и Филойтию:
С сыном моим Телемахом я здесь женихов многобуйных Буду удерживать, сколь бы ни сильно ихбешенство было; Ты ж и Филойтий предателю руки и ноги загните На спину; после, скрутив на спине
их, его на веревке За руки вздерните вверх по столбу и вверху привяжите Крепким
