могла бы поручиться за него:

Античная культура

167

Какой же я из тех задач не выполнил, Во имя коих я тогда сплотил народ? О том всех лучше перед

Времени судом Сказать могла б из олимпийцев высшая — Мать—черная земля, с которой снял тогда

Столбов поставленных я много долговых, Рабыня прежде, ныне же свободная.

(Аристотель. Афинская политая, XII, 4)

Но в том-то и особенность, что олимпийцы появляются здесь не в качестве связующего

элемента структуры, как это было в гомеровском прогнозировании, а только после действия.

И Солон и его современники видят задачи реформы в известном раздвоении. Во-первых, это

задачи негативного плана — необходимо лечить общество от вполне конкретных язв: спасать

должников от рабства, вернуть проданных в неволю и бежавших. Это задачи и цели

«сисахфии» — стряхивания бремени, освобождения от гнета, и решение этих задач Солон

справедливо ставил себе в заслугу:

На родину, в Афины, в богозданный град Вернул я многих, в рабство проданных, Кто кривдой, кто по

праву, от нужды иных Безвыходной бежавших, уж забывших речь Аттическую — странников таков

удел, — Иных еще, в позорном рабстве бывших здесь И трепетавших перед прихотью господ, Всех я

освободил.

(Аристотель. Афинская полития, XII, 4)

Но за этой «внешней» группой задач скрывались для СвлоТГа: задачи более глубокого плана:

каким способом избежать повторения ситуации. И здесь Солон поднимается до глубокого

понимания непримиримости интересов народа и знати:

Если б я хотел

Того, что нравилось тогда противникам, Потом того, что указали б их враги, Тогда мужей бы многих

наш лишился град. Затем-то, на борьбу все мужество собрав, Я, точно волк, вертелся среди стаи псов.

(Аристотель. Афинская полития, XII, 4)

168

М.К.Петров

В Афинах начала VI в. до н.э. произошло уже размежевание классовых интересов всоответствии с рангами распределения собственности, и Солон волей-неволей вынужден был

искать компромисса:

А я меж ними, как на спорном поле столб, Стал на меже.

(Аристотель. Афинская полития, XII, 4)

Если законодательство Ликурга, которое принято относить к IX в. до н.э., не сталкивалось с

резкими проявлениями классового интереса, а, укрепившись, стало серьезным препятствием

развитию классовых отношений, то законодательная деятельность Солона в Афинах с самого

начала вынуждена была учитывать борьбу классов как наличное и неустранимое условие

«жизни сообща». Поэтому закон получает у Солона орудийное истолкование, включающее

динамику классовой борьбы как содержание и элемент внутренней устойчивости. Закон

выглядит динамическим синтезом разнородного, «гармонией» враждующего.

Ликург добивался устойчивости тем, что в процессе воспитания перекраивал людей по образу

и подобию закона и, обращаясь к самым низменным чувствам человека, обеспечивал

сохранение и воспроизведение прокрустова ложа законности. Той же устойчивости Солон

добивался за счет предельного развития внутренних антагонизмов и равенства всех перед

законом, что особенно подчеркнуто в законе, карающем за аполитичность: «Кто во время

смуты в государстве не станет с оружием в руках ни за тех, ни за других, тот предается

бесчестию и лишается гражданских прав» (Аристотель. Афинская полития, VIII, 5).

Ясно, что основанная на признании непримиримости классовых интересов концепция не

могла вызвать восторгов ни той, ни другой стороны: «Обе партии переменили свое отношение

к нему оттого, что установленный им порядок не оправдал их ожиданий. Именно народ

рассчитывал, что он произведет передел всего, а знатные — что он вернет опять прежний

порядок или только немного его изменит. Но Солон воспротиАнтичная культура

169

вился тем и другим и, хотя имел возможность, вступив в соглашение с любой партией,

достичь тирании, предпочел навлечь на себя ненависть тех и других, но зато спасти отечество

и дать наилучшие законы» (Аристотель. Афинская полития, II, 2).

Солон разделил граждан на четыре класса: пентако-симедимнов, всадников, зевгитов и фетов.

Разделение шло по имущественному признаку, в соответствии с рангом распределения

собственности: к пентакосиме-димнам относились те, кто получал с земли более 500 мер*

сухого и жидкого продукта; к всадникам — получавшие 300 мер или способные содержать

коня (лошадь в то время не использовалась в сельскохозяйственных работах), к зевгитам —

получавшие 200 мер или владеющие парной запряжкой волов; к фетам — все остальные.

Занимать государственные должности имели право только первые три класса: «Все вообще

должности он предоставил исправлять гражданам из пентакосимедимнов, всадников и

зевгитов — должности девяти архонтов, казначеев, полетов, одиннадцати и колакретов.

Каждому классу он предоставил должность сообразно с величиной имущественной оценки, а

тем, которые принадлежат к классу фетов, дал участие только в народном собрании и судах»

(Аристотель. Афинская полития, VII, 3).

Высшие должности были выборными и исполнялись они в течение одного года. От

традиционных четырех фил (гелеонтов, гоплетов, эгикореев, аргадеев) предлагались

кандидаты, между которыми бросался жребий. Коллегия из девяти архонтов наблюдала за исполнением законов, а рабочим законодательным органом был Совет четырехсот: «Солон

образовал совет на Аресовом холме из ежегодно сменяющихся архонтов и и этом совете стал

принимать участие и сам как бывший архонт. Видя, однако, что народ становится кичливым и

дерзким под влиянием отмены долгов, он учредил еще второй совет, предоставив выбирать

для

Мерой сухих продуктов был медимн, около 52 литров, а мерой жидких — метрет, около 39 литров.

170

М.К.Петров

этого по сто человек от каждой из четырех фил. Этому совету он поручил составлять

предварительные решения для народа и не допускать вносить в народное собрание каких-либо

предложений без предварительного обсуждения их в его составе. А верхнему совету он

предоставил надзор за всеми делами к охрану законов, рассчитывая, что государство при двух

советах, как корабль, стоящий на двух якорях, меньше будет подвержено качке и что народбудет чувствовать себя спокойнее» (Плутарх. Солон, XIX).

Внешне такая структура близка к спартанскому типу государственности, где коллегия эфоров

и герусия заняты примерно тем же, чем в Афинах коллегия девяти архонтов и Совет

четырехсот. Но если в Спарте народ был исключен из юридического творчества и права

Народного собрания ограничивались простым утверждением или отказом утвердить

предложения герусии, то в Афинах каналы воздействия народа на административную и

законодательную деятельность оказывались значительно шире. Аристотель выделяет как

«наиболее демократические» три такие канала: «Первое и самое важное — отмена личной

кабалы в обеспечение ссуд; далее — предоставление каждому желающему возможности

выступать истцом за потерпевших обиду; третье, отчего, как утверждают, приобрела особенную силу народная масса, — апелляция к народному суду. И действительно, раз народ

владычествует в голосовании, он становится властелином государства» (Аристотель.

Афинская полития, IX, 1).

О том же пишет и Плутарх, когда он анализирует положение фетов: «Им он не позволил

занимать никакой высшей должности; их политические права выражались лишь в том, что

они принимали участие в народном собрании и суде. Это право с самого начала

представлялось ничего не значащим, но впоследствии оказалось чрезвычайно важным, потому

что большинство спорных дел поступало к судьям. Дело в том, что одинаково и по всем

делам, по которым он определил судить высшим должностным лицам, он предоставил

желающим право подавать апелляцию в суд. Говорят

Античная культура

171

также, что он написал законы довольно неясно и с множеством спорных пунктов и таким

образом увеличил значение судов, потому что, когда люди не могли разрешить своей тяжбы

по законам, им приходилось каждый раз обращаться к судьям и направлять всякое

разногласие на их усмотрение, так что судьи становились до некоторой степени господами

над законами» (Солон, XVIII).

Право истолкования законов, где высшим авторитетом считался суд, право заступаться за

обиженного и апеллировать к суду уже сами по себе способствовали развитию гражданских

доблестей и чувства собственного достоинства. Плутарх по этому поводу пишет:

«Законодатель правильно поступал, приучая граждан, как бы людей одной судьбы,

сочувствовать друг другу и разделять чужое горе» (Солон, XVIII). И сам Солон, по преданию,

именно в этом видел основное достоинство государственного устройства, заметив, что наилучшим государством следует считать то, «в котором за обиженных не менее их самих

вступаются и наказывают обидчиков люди, не задетые этим лично» (Плутарх. Солон, XVIII).

К этим средствам гражданского воспитания следует также прибавить две чрезвычайные

процедуры: исанге-лию — чрезвычайное заявление о безопасности государства, и остракизм.

Исангелия, цель которой, по Со-лону, состояла в оперативном пресечении заговоров против

демократии, немедленно рассматривалась Советом девяти архонтов. Впоследствии процедура

исан-гелии была значительно расширена: заявление могло касаться не только важных

политических дел, таких, как обвинения против Фемистокла, Перикла, 10 стратегов, но и дел

гражданского характера: подкуп, притеснение сирот, наследниц, вдов. И особенно часто

процедура применялась в тех случаях, когда преступление оказывалось новым, не

предусмотренным законами.

Закон об остракизме был принят уже после Солона, при Клисфене. По этому закону любой из

афинян, вызвавший неудовольствие сограждан, мог быть изгнан на десять лет. Закон не

связывался с какими-либо оп-

172

М.К.Петров

ределенными преступлениями. Он выявлял то, что можно было бы назвать общественным

мнением: сами древние видели в нем средство «усмирения и обуздания гордыни и

чрезмерного могущества». Закон усиливал чувство принадлежности гражданина к городу и,

заставляя дорожить мнением сограждан, укреплял социальную общность, «по сути дела,

оказывался средством утишить ненависть» (Плутарх. Аристид, VII). Вопрос о том, следует ли

«подавать черепок», ставился на Народном собрании, и, если это признавалось нужным,происходил сам обряд остракизма: «Рыночная площадь (агора) огораживалась досками,

причем оставляли десять входов; через них каждая фила входила отдельно, а черепки

подавали, поворачивая их надписью вниз. Наблюдали за этим девять архонтов и совет. Затем

черепки подсчитывали, и тот, против кого было подано больше всего голосов, и притом не

менее шести тысяч, должен был удалиться из города на десять лет (впоследствии на пять).

Перед этим он должен был в течение десяти дней дать другим и сам получить удовлетворение

по своим личным делам; он сохранял право пользоваться доходами, но не имел права приближаться к черте Гереста, мыса на Эвбее» (Филохор, фр. № 30).

Кроме остракизма в исходную схему Солона внесены были и более радикальные изменения,

но они, как правило, не отменяли, а шли в развитие заложенных Солоном принципов. При

Клисфене государство было разделено на 100 демов, причем жители оказались связанными не

родовыми, а территориальными узами: «Он заставил считаться демотами жителей каждого из

демов, чтобы люди не выделяли новых граждан, называя их по отчеству, но чтобы публично

называли по имени демов» (Аристотель. Афинская полития, XXI, 4). Новое деление и

«прописка» по демам рвали кровнородственные отношения. Род Аминандридов, например,

оказался распределенным по 26 демам, род Эвмолпидов — по 10, Кериков — по 19 и т.п.

Из демов было образовано 30 тритий: 10 городских, 10 прибрежных и 10 «равнинных», а эти

тритии были

Античная культура

173

по жребию сведены в 10 фил, где в каждой оказалось по городской, прибрежной и равнинной

тритии. Соответственно и Совет четырехсот был преобразован в Совет пятисот, по 50

представителей от каждой филы. Постепенно у Ареопага было отнято право надзора за

исполнением законов. Пребывание на государственной должности стало рассматриваться

видом общественных работ, распределяемых по жребию и оплачиваемых из сумм

государства. Должности исполнялись в течение года, причем военные можно было занимать

по нескольку раз. Перикл, например, занимал должность стратега 15 раз, а Фокион — 45.

Членом совета можно было быть дважды, а все остальные должности нельзя было занимать

повторно.

Оплата за исполнения должности была в среднем не выше оплаты за другие виды

общественных работ: от 6 до 9 оболов в день (Ы’/з драхмы). В отчете о постройке Эрехтейона

указано, например: «Двум пилильщикам, работавшим поденно в течение 16 дней, каждому по

драхме в день — всего 32 драхмы; двум пилильщикам, работавшим