духовного профессионализма.

Здесь законодателю уже не нужно быть одновременно и поэтом, и философом, и оратором,

здесь каждое искусство отделено от других спецификой собственного формализма: историки

пишут прозой, поэты — метром, ваятели —

Античная культура

193

каноном, музыканты — гармонией. Законодателю не приходит уже в голову объясняться с

согражданами в стиле теоретических элегий. Смещая ориентиры с чего-то внешнего и

объединяющего на имманентный различающий формализм, деятели античной культуры к

концу классического периода оказываются примерно в той же позиции профессионального

кретинизма и снобизма, в позиции взаимного непонимания и взаимного превращения, в какой

когда-то располагались олимпийские профессионалы, а в наш славный век располагаются

люди в белых халатах, профессионалы от науки.

Когда союзники обвинили лакедемонян в малочисленности их воинов, то спартанский

командующий, по Полиену, предложил наглядную и характерную для спартанского образа

мыслей процедуру: «Агесилай на равнине приказал сесть отдельно лакедемонянам, отдельно

союзникам. Когда они расселись так, глашатай объявил: пусть встанут гончары; у союзников

встало немало. Вторыми — кузнецы; встали многие. В-третьих — плотники; встало еще

больше. Так вызывал он по порядку и остальных ремесленников, и занимающихся низкими

работами, и без малого встали почти все союзники, из лакедемонян же ни один: им запрещено

было заниматься низким ремеслом. Таким-то образом союзникам было показано, что

лакедемоняне составляют большее количество воинов, чем союзники» (Военные хитрости, II,

1). К деятелям культуры доклассического времени такая процедура была бы неприменима,

зато где-то к середине IV в. до н.э. и глашатай не затруднился бы объявлять профессии, и

воины творчества твердо бы знали, на какой крик .вставать.1. ПОЛИС ДО И ПОСЛЕ ПЕРСИДСКОГО НАШЕСТВИЯ

Солону, а вслед на ним и Клисфену удалось расшатать кровнородственные связи, а также

связи граждан с землей и наследственным ремеслом. Однако процесс освобождения от

родовых традиционных пут был да-

194

М.К.Петров

лек еще от завершения частью потому, что земля традиционно мыслилась неотчуждаемой

собственностью (хотя после Солона она и ^»югла менять владельца), а частью, причем главной, в

силу установившейся от века традиции. Этот психологический консерватизм как сумма

«пережитков олимпийского прошлого» обрекал на неудачу любые попытки радикально изменить

привычный уклад жизни и традиционные психологические установки.

Перипетии персидского нашествия внесли в сознание грека, афинского во всяком случае,

представление о новом способе существования, который вовсе не обязательно соотнесен с какимто конкретным участком земли, с храмами своих особых богов и могилами отцов. Гражданская

принадлежность оказалась более прочной и надежной, а главное — более гибкой связью, которая

открыла перед греком классического периода новые жизненные горизонты и поставила перед ним

в чистом и не замутненном традицией виде большую группу теоретических и практических

проблем, связанных уже не только с навыком «жить сообща», но и с навыком эксплуатировать

сообща, извлекать пользу вообще, «доход», из окружения как на личном, так и на

государственном уровне.

Слава первооткрывателя этой новой тропинки исторического развития, которая выводит на

широкую дорогу межполисных союзов и античных империй, принадлежит, бесспорно,

<$емистоклу: ему первому удалось под страхом гибели от персов оторвать граждан от насиженной земли и привычных занятий, превратить их в граждан «вообще», способных заниматься чем угодно, в частности и земледелием, но не привязанных, собственно, ни к какому определенному ремеслу. Эсхин, например, в попытке очернить своего политического противника Тимарха так рисует его имущественное положение и экономическую деятельность: «Отец оставил ему такое состояние, за счет которого всякий другой мог бы даже выполнять общественные повинности, а он не сумел сохранить это состояние даже для себя! Действительно, он получил дом Античная культура 195 за Акрополем, загородное имение в Сфетте, еще один участок в Алопеке, кроме того, девять или десять рабов, специалистов по кожевенному делу, из которых каждый приносил ему ежедневно два обола оброка, а заведующий мастерской — даже три. Прибавьте сюда женщину, искусную в выделке одежды из аморгосско-го льна, которую она сама выносила продавать на рынок, мужчину-вышивальщика, ряд сумм, оставшихся за должниками его отца, и всякую утварь» (Эсхин, I. Против Тимарха). Процесс разрыва связей с землей и ремеслом, превращения собственности из формы конкретного владения некоторой суммой отчуждаемых навыков в форму абстрактного владения «источниками дохода» возникает уже во времена Солона, о чем, в частности, говорит сто закон о передаче навыка от отца к сыну, но наиболее бурно этот процесс протекает в период персидского нашествия и после него. Афиняне познакомились со свойствами капитала как такового, и грек V в. до н.э. без труда понимает тонкости извлечения прибыли вообще. Ксенофонт приводит разговор Сократа с Аристархом, попавшим в затруднительное положение: «Когда у нас в городе началось восстание и многие бежали в Пирей, ко мне сошлись покинутые сестры, племянницы, двоюродные сестры, и столько их собралось, что теперь у меня в доме одних свободных четырнадцать человек. А доходов нет у нас никаких — ни от земли, потому что она в руках противной партии, ни от домов, потому что в городе мало народа». Начатый с этого заявления Аристарха разговор настолько любопытен в интересующем нас плане, что мы приведем его почти полностью: «Выслушав это, Сократ сказал: что же за причина, что Керамон, который содержит много людей, может не только добывать и себе и им средства к жизни, но еще столько у него остается, что он даже нажил состояние, а ты оттого, что содержишь много людей, боишься, как бы вам всем не умереть от недостатка средств. — Потому что, клянусь Зевсом, — отвечал Аристарх, — он содержит рабов, а я — свободных. 196 М. К. Петров — Кто же, по-твоему, лучше, — спросил Сократ, — свободные у тебя или рабы у Керамона? — Я думаю, — отвечал он, — свободные у меня.— Гак разве это не срам, — сказал Сократ, — что он благодаря худшим живет в богатстве, а ты с гораздо лучшими — в бедности? — Да, клянусь Зевсом, — отвечал Аристарх, — он ведь содержит ремесленников, а я людей, получивших воспитание свободных граждан. — Так, ремесленники — это люди, умеющие делать что-нибудь полезное? — спросил Сократ. — Конечно, — отвечал Аристарх. — Мука — полезная вещь? — Очень даже. — А печеный хлеб? — Нисколько не хуже. — А плащи мужские и женские, рубашки, солдатские накидки, рабочие блузы? — спросил Сократ. — И это все очень полезные вещи, -^отвечал Аристарх. — Неужели твои ничего этого не умеют делать? — спросил Сократ. — Нет, все умеют, думаю. — Разве ты не знаешь, что одним таким занятием, приготовлением муки, Навликид не только себя со слугами может прокормить, но, сверх того, и множество свиней и коров и столько у него еще остается, что он и в пользу города может часто исполнять разные литургии; а печением хлеба Киреб содержит весь дом и живет великолепно. Демей рз Коллита изготовляет солдатские накидки, Менон — тонкие платья, а огромное большинство мегарцев — рабочие блузы, и на это все они живут — разве ты этого не знаешь? — Да, клянусь Зевсом: они ведь покупают и де^кат у себя варваров, которых могут заставлять изготовлять такие хорошие вещи, а у меня живут свободные, да еще родные. — Так неужели оттого, что они свободные, они не должны ничего делать, как только есть и спать?» (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе, II, 7, 2-7). Этот последний вопрос о том, чем должен заниматься свободный, попадает прямо в центр проблемы № 1 классического полиса. Свойство капитала реализоваться в любой полезной деятельности и давать прибыль известно уже всем. Та же история с Аристархом заканчивается, например, финалом в духе рождественАнтичная культура 197 ских сказок: «После этого достали основной капитал, купили шерсти, во время работы обедали, после работы ужинали, из мрачных стали веселыми» (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе, II, 7, 12). Свободный труд в поисках приложения начинает конкурировать с рабским и в процессе этой конкуренции оказывается в крайне невыгодном положении, не говоря уже о моральной стороне дела. Сократ, например, предлагает Евферу: «Лучше тебе заняться таким делом, которое и на старости лет обеспечит тебя: обратиться к какому-нибудь состоятельному человеку, которому нужен помощник по управлению хозяйством, смотреть за полевыми работами, помогать в уборке хлеба и охране имущества, и таким образом, принося ему пользу, получать ее и самому». А Евфер отвечает: «Тяжело будет мне, Сократ, нести такую рабскую службу» (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе, II, 8, 3-4). Свободному приходится искать новые полезные занятия, причем такие, в которых конкуренция со стороны раба была бы наименьшей. Из традиционных технологий свободный труд продолжает оставаться господствующим в земледелии, и Сократ советует собеседникам последовать в этом смысле примеру персов: «Разве нам стыдно будет последовать примеру персидского царя? Он, говорят, считает одними из самых благородных и нужных занятий земледелие и военное искусство и чрезвычайно заботится о том и о другом» (Ксенофонт. Домострой, IV, 2). Однако и здесь налицо момент конкуренции: «Для людей, умеющих заботиться о деле и усердно обрабатывающих землю, земледелие — самое эффективное средство обогащения. Мой отец и сам так вел хозяйство, и меня научил. Он никогда не позволял мне покупать землю, хорошо обработанную, а такую, которая по небрежности ли хозяев или по недостатку средств у них не обработана и не засажена; такую он советовал покупать. Обработанная, говорил он, и стоит дорого, и улучшать ее нельзя» (Ксенофонт. Домострой, XX, 22). Но земледелие, как благородная и сложная технология, доступно далеко не всем, и свободные обраща- 198М. К. Петров ются к торговле, к операциям с движимым и недвижимым имуществом, к ростовщичеству, к сутяжничеству и ко многим другим занятиям. Особенно процветают сутяжники. Критон жалуется Сократу: «Тяжко жить в Афинах тому, кто хочет заниматься своими делами... меня таскают по судам разные лица не за вину с моей стороны, а только в расчете, что я скорее готов откупиться деньгами, чтобы только не возиться с судом» (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе, II, 9). Демосфен обвиняет Феокрина: «Он возбудил у архонта дело против Полиевкта за дурную опеку сиротского имущества... но, получив 300 драхм... примирился с ним и снял обвинение, предав интересы народа» (Демосфен. VIII, Против Феокрина, 32). Среди огромного многообразия новых «свободных» профессий мы обнаруживаем и такие, которые имеют прямое отношение к искусству. Так, обвиняя Тимарха в разбазаривании отцовского наследства, Эсхин говорит: «Дом в городе Тимарх продал комическому поэту Навсикрату; позднее этот дом купил у Навсикрата за двадцать мин преподаватель хорового искусства Кли-энет» (Эсхин, I. Против Тимарха, 98). И тому же Эсхи-ну принадлежит одна из лучших формулировок «свободного занятия» вообще: «Но, быть может, мне скажут, что, продав отчий дом, Тимарх мог приобрести себе другой в какой-либо иной части города, что деньги, вырученные от продажи загородного имения, участка в Алопеке, рабовремесленников и прочего имущества, он мог вложить в какое-либо предприятие в серебряных рудниках подобно тому, как раньше сделал его отец. Однако в том-то и дело, что у Тимарха не осталось ничего: ни своего дома, ни сдаваемого внаем, ни участка, ни рабов, ни денег, отданных в долг, ничего другого, что составляет источник существования для честных людей» (Эсхин, I. Против Тимарха, 105). Если сделать попытку присмотреться к тому, как все это произошло, как привязанные к земле и1 ремеслу граждане Афин превратились в людей свободных профессий, которые постоянно ищут и постоянно изобретают все новые способы приложения сил и таланАнтичная культура 199 тов и профессионализируют эти новые способы, то нам придется обратить внимание на те времена, когда впервые начинают упоминаться серебряные