или о редакции поэм Гомера, везде реализован один принцип — отбор из множества
свидетельств и вариантов одного канонического текста. Среди известного нам арсенала античных
канонов, с которого начнется в XVII-XVIII вв. новый этап развития, мы здесь, в эпоху эллинизма,
не обнаруживаем пока двух завершающих канонов: Священного Писания и идеи царства
небесного. Однако уже здесь, в Александрии, сидит «отец христианского учения» Филон, который
пытается соединить Моисея и Платона, а в Италии крепнет и поднимается Рим, который сделает
то, что не удалось сделать Александру Македонскому — выработает более или менее устойчивую
форму имперской государственности и синтезирует ее вместе с учениями Моисея, Платона,
Аристотеля в единый христианский канон-миропорядок.
Одиссею когда-то предсказали:
Покинув
Царский свой дом и весло корабельное взявши, отправься Странствовать снова и странствуй, покуда людей
не увидишь, Моря не знащих, пищи своей никогда не солящих, Также не знавших еще на водах кораблей
быстроходных, Пурпурнофудых, ни весел, носящих, как мощные крылья, Их по морям. От меня же узнай
несомнительный признак: Если дорогой ты путника встретишь и путник тот спросит: «Что за лопату несешь
на блестящем плече, иноземец?» — В землю весло водрузи — ты окончил свое роковое, Долгое странствие.
(Одиссея, XXIII, 267-277)
И античность пришла в эти места. Пират водрузил в землю весло, чтобы начать новую жизнь
частью на небе, частью в голове человека, которая погонит его еще на край света за америками и
на край естественного формализма за элементарными частицами. Но это уже другое и далекое
будущее. Пока же на подходе Рим — сухопутная критика морской античности.