знаменитый художник, живший в IV в.] говорил, что труднее всего рисовать людей; затем следуют пейзажи, а за ними — собаки и лошади. Террасы, павильоны и всякие неживые предметы изображать всего легче. Вот мудрые слова! Что же касается божеств и людей, то изображения их можно счесть совершенными, лишь если в их облике претворена живость движений. Если же в них не будет созвучия энергий, то все тонкости их изображений окажутся бесполезными.
И если они выписаны бессильной, вялой кистью, то даже самые тонкие краски не помогут художнику. Работу живописца уже никто не сочтет восхитительной. Вот почему Хань-цзы сказал: «Собак и лошадей рисовать трудно, а духов — легко. Собаки и лошади хорошо известны всем, у духов облик необычный и неведомый». В этих словах выражена глубокая истина.
В наши дни живописцы смешивают свои кисти и свою тушь с пылью, а краски с грязью. Разве можно назвать их мазню живописью? С древних времен не бывало хороших художников, которые не занимали бы высокий пост по службе или не были бы возвышенными людьми, жившими в уединении. Слава их гремела по всему свету. Поистине, людям низким и презренным вовек не достичь того, что удалось им!
Силы Инь и Ян порождают все сущее, и так творится порядок для все тьмы явлений мироздания. Сокровенные превращения действуют там, где «забываются слова», и работа духа свершается в Одиночестве. Травы и деревья пышно цветут, не нуждаясь в киновари и купоросе. Серые тучи брызжут снегом, не требуя свинца и пудры. Горы покрываются свежей растительностью без зеленой краски. Ветер кружит в небе разноцветные облака, не пользуясь палитрой живописца. Художник и сам может передать все цвета с помощью одной лишь черной туши. А возможно это потому, что в нем полностью созрел замысел картины. Если же замысел будет выражаться только в красках, формы вещей будут нежизнены.
В живописи следует особенно осторожно обращаться с цветом, тщательно продумывать подбор красок и аккуратно наносить их на шелк, не выдавая секрета своего мастерства. Не нужно печалиться из-за того, что изображение осталось незаконченным. Скорее, нужно печалиться из-за того, что оно оказалось законченным. Если устремления живописца уже можно понять, для чего придавать картине законченность? Но если замысел живописца понять нельзя, то и картина останется незавершенной.
Из множества картин старинных мастеров, которые мне довелось увидеть, только портреты древних мудрецов, выполненные Гу Кайчжи, воплощают утонченную истину. На них можно смотреть без устали дни напролет. Сосредоточив свой дух и отдавшись возвышенным думам, вдруг постигаешь глубочайшую правду бытия. Забывается и картина, и собственное «я», уходит прочь тело и пропадает знание. «Тело становится, как высохшее дерево, а сердце — как остывший пепел»[323 — Здесь цитируется формула Чжуан-цзы, ставшая в даосской традиции обозначением высшего медитативного состояния.].
Го Си
Возвышенный смысл лесов и потоков
Перевод В. В. Малявина
Го Си — известный живописец XI в., работал в императорской-академии живописи
Отчего благородный муж любит горы и воды? Изысканная простота холмов и рощ — его постоянная обитель. Журчанье ручья среди камней — его постоянная радость. Рыболовы, дровосеки и отшельники — его постоянные собеседники. Летящие гуси и кричащие обезьяны — его постоянные спутники. Оковы и путы света — вот что стесняет наш дух. Облачные дымки и святые люди — вот о чем мечтают и что не могут лицезреть люди.
Однако же для того, чтобы жить в покое и благоденствии, выполнять свой долг перед государем и родичами, совершенствовать себя, поступать сообразно приличиям высоконравственный муж вовсе не обязан покидать сей мир. Ему достаточно обладать достоинствами старцев Хуана и Ци[324 — Старцы Хань Ци — даосские отшельники, жившие в III в. до н. э.].
Виды лесов и потоков, картины туманных далей часто открываются нам как бы во сне; глаза и уши наши их не воспринимают. Но под рукой искусного мастера они вновь появляются перед нами. И тогда, не выходя из дома, мы можем перенестись в глухие ущелья, услышать крики обезьян и гомон птиц, увидеть залитые светом горы и искрящиеся бликами потоки. Разве не доставит нам радость сие зрелище? Разве не тронет оно наше сердце? Вот почему в свете так ценят искусство живописи. Отнестись к нему легкомысленно — значит помутить свой духовный взор и загрязнить чистые порывы души.
Те, кто серьезно толкуют о живописи, говорят так: есть горы и воды, сквозь которые можно пройти; есть такие, на которые можно смотреть; есть такие, где можно гулять, и есть такие, где можно поселиться. Такую картину можно назвать воистину чудесной.
Тот, кто учится рисовать бамбук, берет побег бамбука и, когда в лунную ночь тень побега отразится на стене, взору явится истинный облик бамбука. Может ли поступить иначе тот, кто учится рисовать горы и воды? Он охватывает мысленным взором горы и потоки, и тогда смысл пейзажа проявляется воочию.
На реки и долины действительного пейзажа надо смотреть издали для того, чтобы выявить их состояние, и на них надо смотреть вблизи для того, чтобы выявить их свойства. Облака в четыре времени года разные: весной они тающие, радостные, летом густые, пышные, осенью редкие, тонкие, зимой темные, безжизненные. Рисуя, смотри на эти великие явления, но не создавай застывших форм. Тогда вид облаков будет живым.
Дымки и испарения настоящего пейзажа в четыре времени неодинаковы. Весной горы прозрачные, тающие и словно улыбающиеся. Летом горы лазорево-бирюзовые и словно точащие слезы-потоки. Осенью горы светлые, чистые и словно приукрашенные, зимой горы унылые, тихие и словно спящие. Рисуя горы, раскрывай их великий смысл, тогда дымки и туманы будут подлинными.
Ветер и дождь настоящего пейзажа можно рассматривать, если разглядывать их издали, а вблизи — это игра, и невозможно исследовать контуры их спутанных, необузданных подъемов и спадов. Свет и тень настоящего пейзажа можно постигнуть полностью, если смотреть на них издали, а вблизи — это малозначащие пятна, и невозможно охватить глазом следы светлого и темного, скрытого и видимого. Люди и предметы служат знаком дорог, вышки и строения в горах — знаком возвышенного, особенного. Открытый и скрытый вид лесов в горах предназначены быть границей дальнего и ближнего, прерывистый и непрерывный вид потоков и долин — разделом мелкого и глубокого. Брод, переправы, мосты и мостики через воды служат для изображения полноты дел людей, рыбачьи лодки и рыболовные принадлежности — для изображения полноты намерений людей.
Большая гора величественно-грандиозна, она владыка множества гор, поэтому, когда располагают в порядке вершины, холмы, леса, пропасти, то большая гора среди них — это господин дальних и ближних, больших и малых гор. Ее образ подобен великому государю; он лучезарен и обращен к солнцу, и сотни удельных князей покорно идут ко двору. Такая гора имеет вид откинувшегося назад без гордости и высокомерия.
Высокая сосна стройна, она образец для многих деревьев. Поэтому, когда располагаются в порядке лианы и ползучие растения, травы и деревья, то среди них — она вождь, воодушевляющий и держащий в повиновении своих подчиненных. Ее очертания подобны благородному мужу. Такая сосна имеет вид мудреца, не беспокоящегося о нарушении ими запретов или опечаленного посрамлением с их стороны.
Горы при рассматривании их утром одни, при рассматривании их вечером другие. При рассматривании их в тени или на свету они уже иные — это и есть то, что называется отличием их вида утром и вечером.
Вот одна гора, но разве можно вместе с ней не изучить вид множества других гор! Весной дымки и облака в горах стелются непрерывной чередой, и люди радостны. Летом горы прекрасны, на них густая тень от деревьев — люди безмятежно спокойны. Осенью горы прозрачно-светлые, точно качаются и падают, — люди строгие. Зимой горы скрыты темной мглой — люди затаившиеся.
При рассматривании подобных картин у людей возникает такое ощущение, что они на самом деле находятся в горах. Это и есть смысл таких картин.
При виде белых дорог в серой дымке мысленно идешь по ним. При виде света вечерней зари в реках, на равнинах, мысленно наблюдаешь закат. При виде в горах отшельников и горных жителей мысленно живешь вместе с ними. При виде скал с родниками в неприступных местах мысленно бродишь среди них. У людей, рассматривающих эти картины, возникает такое настроение, точно они в самом деле находятся в этих местах. Это и есть внешняя прелесть таких картин.
Гора — это большая вещь: ее формы таковы, что она стремится возвыситься и выступить: то она хочет стоять вкривь и вкось, то она стремится быть открытой и светлой, то хочет как бы сесть, поджав ноги, то быть широкой, как груда кирпичей, то быть прямой, то иметь героический вид, то иметь душу, то строгую важность, то стремится наблюдать или склоняться в поклоне, то стремится иметь на себе покров, а внизу быть двойной, то хочет, чтобы спереди была опора, а сзади поддержка; то гора стремится, взглянув вниз, смотреть, точно будучи вблизи, то хочет быть внизу или торчать как палец. Все это великие формы гор.
Вода — это живая вещь. Ее формы такие — то она хочет быть глубокой и спокойной, то слабой и скользящей, то огромной, как океан, то свиваться в кольцо, то быть жирно-лоснящейся, то бьющей фонтаном, то ринуться стрелой, то растечься многими родниками. Вода стремится то течь вдаль, то, став водопадом, вонзиться в небо, то в стремительном броске войти в землю, она хочет, чтобы ей были рады рыбаки и довольны деревья и травы. Вода стремится стеснить дымки и облака и стать красивее, она хочет блестеть на закате и в ручье долины. Это все живые формы воды.
Для гор воды — это жилы с кровью; трава, деревья — это их волосы; дымки, облачка — их цвет лица; поэтому горы, получившие воду, — живые; приобретшие траву и деревья, — цветущие; получившие дымки и облачка, — красивые. Для вод горы — это лицо; беседки, павильоны — это глаза с бровями; рыболовные сети и удочки — их души. Поэтому воды, получившие горы, — красивы; получившие беседки и павильоны, — светлы и радостны; получившие сети и удочки, — широко текущие. Это и есть композиция гор-вод.
Скалы — это кости неба и земли. Кости эти благородны, крепки и выступают не из поверхности, а из глубины. Вода — это кровь неба и земли. Кровь благородна, она растекается повсюду, и не застаиваясь и не сгущаясь.
Когда гора без дымков и облачков, то она словно весна без цветов и травы. Гора без облаков некрасива, гора без воды нехороша, гора без дорог неживая, гора без лесов и деревьев безжизненная.
Что касается до четырех времен года, то каждый из рассказов в
