непосредственному
восприятию не противореча.
А у тех, что за разными доказательствами гонятся
непрестанно,
Когда-нибудь, как дряхлое дерево, свалится разум. Так из-за целесообразного и нецелесообразного
мучаются их рода в роды;
Как плохими погонщиками слоны, Агамами они
сбиваются с дороги.
111

Так к цели нескончаемого счастья прилепясь,
многие по ней сохнут,
Но попадают в еще большие беды; хотя и оставив
соблазны, они все же идут во власть смерти.
Гибнущему человеку с его хрупкой жизнью что в
домочадцах, что в рушащихся начинаньях?
Ведь все покинув, люди мгновенно уходят и
не вернутся больше. Земля, пространство, воды, огонь, ветер должны
постоянно поддерживать тело;
Кто это видит, как может быть радостным? Ведь против гибели что поделать?.. Не достоверно, что здесь все разрушимо, но и
существование не представляется достоверным. Человек есть сочетание тела, чувств, сознанья
(четана).
Они обособлены, но в деятельности накладываются
друг на друга. Пятеричны сути (дхату): вода, пространство,
земля, огонь, воздух.
По собственной природе (свабхава) они составляются и разъединяются по собственной природе. Пространство, ветер, жар, земля, влага — Соединение этих пяти есть тело, итак, оно сложно. Сознание (джняна), жар, ветер — таково
тройственное сочетание тела. Чувства, предметы чувств, самобытие, сознание
(четана), манас,
Прана-апана32, изменения и естества обусловливают
возникновенье.
Слух, касание, вкус, зрение, обонянье — Вот пять чувств, им предшествует читта. Здесь с осуществлением знания стойко сочетано тройственное состояние самосознанья: Его называют радостью, или страданием, или
свободой от радости и страданья. Звук, касание, образ, вкус, запах — вот явления; Свойство этой пятерки с шестым (манасом) —
способствовать Познанью до смерти. Для восприятия слышимого — ухо, звук и сознанье
(читта).
112

Соответственно — касания, запаха, образа, вкуса — Эти пять троек нужны для постижения качеств, И сменой троек устанавливается смысл речи… Слух утвержден в пространстве, звук утвержден на слухе, оба (слух и пространство) Настороженным иль ненастороженным
распознаются или не распознаются. Соответственно ухо, кожа, глаз, язык и нос — пятый; Касание, вкус, обоняние — все в сознании, а сознанье
есть манас. В десяти индриях соответственно их сути
пребывает
Деятельность сознания (читта) как одиннадцатая,
а двенадцатая — буддхи.
Если этих двенадцати не согласованы состоянья,
значит, мрак (тамас) еще не уничтожен,
А если есть согласованность их состояний, значит,
и деятельность их правильно происходит.
Но и тот, кто тонкие индрии заметил благодаря
полученному ведическому наставленью (агаме),
О них размышляя, их постигнуть не может, пока
его одолевают три гуны. Мысль, пораженная тьмой, нестойкая, путается
быстро; Она нарушает взаимосвязи тела; это мудрые
называют мраком.
Кто преданный А гамом не видит суетности мира, Тот и здесь в непосредственном опыте воспринимает лишь беззаконие; он связан мраком. Это рассмотренное качество, произведенное
собственной деятельностью человека, У иных полностью разворачивается, у других же
идет к угасанью. Размышляющие о внутреннем атмане называют
полем это скопление сутей, А Познающим поле называют находящуюся
в сердце (манасе) сущность (бхаву), И раз эта связь подлежит различеныо, то как может
быть вечным тело,
Раз во всех существах оно обусловлено своей при-родой?
ИЗ

Отрывки из «Анугиты» печатаются по: «Махабхарата». Вып. IV. Анугита. Книга XIV. Перевод, примечания и толко-вый словарь В. Л. Смирнова. Ашхабад, 1958.
Манас сказал:
Без меня не обоняет нос, язык не чувствует вкуса, Образа глаз не объемлет, не познает касаний кожа;
114
Как имя и проявление теряют реки, достигшие
океана,
И он их течение вбирает, так и существа исчезают. А раз это так, то откуда возникнуть вновь
самосознанию после смерти,
Если полностью поглощается и совсем сливается
со Вселенной джива? Кто знает это учение об освобождении,
не заблуждается, атмана ищет,
Тот не пятнается нежеланными плодами действий,
как лист лотоса не смачивается влагой.
Освобожденный от ужасных сетей, расставленных
потомством, богами,
Покинув двоицу — счастье-несчастье, свободный от
признаков, он идет верховной дорогой.
Под кровом Писания и Предания покоясь, он не
боится бед, старости, смерти.
Исчезли его заслуги, грехи отпали, значит, причины,
плоды их исчезли.
Непорочного, безвидного пространства достигнув, Отрешенные в Великом (Махане) предаются
созерцанью;
Как сидящий в паутине паук, когда она порвана,
падает и лежит неподвижно, Так освобожденный покидает страдания и рассыпается словно ком земли, упавший на камень; Как сбрасывает старые рога олень или змея — кожу И, сбросив, не озираясь, уходит, так освобожденный покидает страданье (XII. 218. 23—28, 40—48; 219.
6-13,24-25,33-50).
III. АНУГИТА

Ухо, покинутое мной, никак не воспринимает звука. Всегда я из всех сутей лучший. Как пустые жилища, как огонь, покинутый блеском, Никогда не сверкают чувства, коль их я покину. Как полусухие дрова не горят, так чувствами,
которые покинул манас, Все существа без меня не воспринимают предметов.
Чувства сказали: Что ты полагаешь было бы верно, Если б ты, господин, без нас предметами мог
наслаждаться,
Если бы после того, как мы исчезли, в удержании
жизни была бы услада,
И ты бы вкушал наслажденье, то было бы верно
то, что ты полагаешь.
Ведь после нашего исчезновенья при предстояньи
предметов Ты ими лишь в воображеньи наслаждаться
способен.
Или ты полагаешь, что можешь всегда достигнуть
наших предметов?
Восприми-ка носом образ, вкус восприми глазами. Запах восприми ушами, восприми языком касанье, Кожей звук восприми, разумом восприми осязанье; Ведь сильный не ограничен, ограниченье — для
малосильных;
Непосредственно достигни-ка наслажденья: ведь
только оставленное нами тебе доступно.
Как ученик для внимания шастрам33, к знающему
шастры приходит,
Как он подчиняется условиям ради услышанья
шрути34.
Так ты осмысливаешь показанные нами предметы — Предстоящие и бывшие как наяву, так и в грезе. У лишенных разума или малоразумных Сохраняется жизнь, если до лишенья наших
предметов не дойдет дело.
Измышляющий много воображеньем, предающийся
грезам, Все же, мучимый голодом, к предметам чувств
прибегает.
115

В обиталище, лишенное дверей, проникший
воображением, предаваясь наслаждению вещами, Вследствие истощения жизни, к покою всегда приходит, как угасает огонь, когда дрова истощились. В силу того, что посредством отверстий тела мы
привязаны
К свойствам и не воспринимаем качеств друг друга, Без нас нет для тебя достиженья, поскольку без нас ты радости вкусить не можешь (XIV. 22. 14—29).
РАННИЙ БУДДИЗМ
В Индии буддизм возник на рубеже VII—VI вв. до н. э.
Суть раннего буддизма заключается в учении о «страда-ниях», известном под именем четырех благородных истин. Страданием буддизм провозглашает все, что связано с практи¬ческой повседневной жизнью, самое жизнь, начиная с момента рождения и кончая смертью. Выдвигая на первый план те из «страданий» жизни, которые в силу самой их биологической природы носят неотвратимый характер (болезнь, старость, смерть), а также указывая на социальную неустроенность жизни, чреватую всевозможными несчастьями и мучениями, буддизм абсолютизирует их, распространяет на все суще¬ствующее и возводит их в ранг всеобщего закона бытия. Пре¬кращение страданий наступает тогда, когда человек избав¬ляется от слепой привязанности к земной жизни, вовлекающей его в свой вечный поток непрерывно следующих друг за дру¬гом и порождающих друг друга событий.
Это состояние угасания, затухания, остывания страстей и желаний называется в буддизме нирваной. И главное внима-ние буддизм уделяет достижению этого состояния через «пра¬ведную» жизнь и усвоение истины о вечной изменчивости бытия.
В этом буддизм, собственно говоря, мало расходится с аналогичными принципами, провозглашенными в Упанишадах и «Бхагавад-гите». Однако своеобразие его состоит в том, что он отрицает идею субстанциальности бытия, выраженную в понятиях бога и души — Брахмана, атмана, пуруши. Вместо них буддизм выдвигает положение о том, что все многообразие бытия зиждется не на внутренней духовной основе, а связано между собой неразрывной цепью всеобщей взаимозависимости И взаимообусловленности — законом зависимого возникновения (пратитъя-самутпада), своеобразно понимаемым законом при¬чинно-следственной связи. Отрицание субстанциальности всего сущего и абсолютности бытия его конкретных форм приводит буддизм к мысли об их относительности, нереальности, к мысли о том, что сами по себе они ничто, пустота (шунъя).
116

Сам Будда не занимался детальной разработкой собственно философских, метафизических основ своего учения, предпочи¬тая, как гласит предание, обходить молчанием эти проблемы, поскольку сложные спекуляции, согласно его мнению, беспо¬лезны для достижения главной цели — спасения. Поэтому уче¬ние раннего буддизма носит по преимуществу практический, нравственно-этический характер. Будда выступал против двух крайностей, как против безудержной погони за мирскими на¬слаждениями, так и против аскетического умерщвления плоти и самоистязания; он осуждал ведический ритуализм и прекло¬нение перед всякими авторитетами, считал, что спасение до¬ступно всем людям, к какой бы варне они ни принадлежали, призывая к терпимости, всепрощению, ненасилию, воздержан¬ности.
Самым авторитетным источником раннего буддизма яв¬ляется «Типитака» («Три корзины закона»), или «палийский канон», составление которого относят обычно к III в. до н. э.
Наибольшее философское значение в этом сборнике имеет «Сутта-питака» («Собрание текстов»), состоящая из пяти раз¬делов (никая), среди них «Самьютта-никая» («Собрание свя¬занных поучений»), «Дигха-никая» («Собрание пространных поучений») и «Кхуддака-никая» («Собрание кратких поуче¬ний»), откуда взяты приводимые ниже отрывки, в том числе и «Дхаммапада». «Милинда-паньха» («Вопросы царя Милинды (Менандра)»), авторство которой не установлено, относится к более позднему времени (IV—V вв. н. э.), но поскольку рас¬крывает учение раннего буддизма, она также включена в на¬стоящий раздел.
Отрывки из «Дхаммапады» печатаются по изданию: «Дхам¬мапада». Перевод с пали, введение и комментарии В. Н. Топо¬рова. М., 1960. Остальные публикуются на русском языке впервые. Перевод Е. С. Семека.
I. ВОСЬМЕРИЧНЫЙ ПУТЬ. ЧЕТЫРЕ БЛАГОРОДНЫЕ ИСТИНЫ
1. Так, я слышал: некогда владыка жил в Бенаресе в оленьем парке Исипатана.
2. Однажды он обратился к пяти бхиккху35 со сле-|, дующими словами: «Есть, бхиккху, два крайних пути, по которым ушедший от мира не должен следовать. Ка¬ковы же эти два пути?
3. Тот, следуя которому люди стремятся лишь к удо-|\. вольствиям и вожделению, низок, груб, он для обыч¬ных людей, неблагороден, бесполезен, а тот, который ведет к умерщвлению плоти, приносит страдания и
117

также неблагороден, бесполезен. Татхагата36 же увидел срединный путь, дающий зрение, дающий знание, по которому следует идти, избегая этих двух крайних пу¬тей, ибо он ведет к умиротворенности, к сверхзна¬нию, к просветлению, к нирване.
4. Что же это, о бхиккху, за срединный путь, кото¬рый увидел Татхагата, дающий зрение, дающий зна¬ние, по которому следует идти, ибо он ведет к уми¬ротворенности, к сверхзнанию, к просветлению, к нирване? Это благой восьмеричный путь, а именно: правильное видение, правильная мысль, правильная речь, правильное действие, правильный образ жизни, правильное усилие, правильное внимание, правильное сосредоточение.
5. А это, о бхиккху, благородная истина о страдании: рождение — страдание, старость—страдание, болезнь-страдание, смерть — страдание, соединение с неприят¬ным — страдание, разлука с приятным — страдание, не¬получение чего-либо желаемого — страдание, короче го¬воря, пятеричная привязанность к существованию есть страдание.
6. А это, о бхиккху, благородная истина о происхо¬ждении страдания: это жажда, приводящая к новым рождениям, сопровождаемая удовольствиями и страстя¬ми, находящая удовольствия здесь и там, а именно: жажда наслаждения, жажда существования, жажда ги¬бели.
7. А это, о бхиккху, благородная истина об уничто¬жении страдания: это полное бесследное уничтожение этой жажды, отказ от нее, отбрасывание, освобожде¬ние, оставление ее.
8. А это,